Лысина Бентона вынырнула на свет, а вслед за ней показались и остальные части тела – Игорь был перепачкан машинным маслом и чем-то черным, о происхождении чего Павлу, не являющемуся автолюбителем и никогда не сталкивающемуся с понятием “рихтовка”, приходилось лишь догадываться.

– А-а, это, – улыбнулся Бентон, похлопывая домкрат. – Добротный, в восемьдесят шестом купил, такие сейчас уже не делают. Паскуда, спасал меня в самых сложных ситуациях.

– Вы прямо как динозавр… Наверное, Дорожный патруль не смотрите, – заулыбался Павел. – Сейчас и почище делают, ромбовидные там всякие.

– Ладно, щенок, не учи ученого. Трогаемся, – Они залезли в автомобиль и Бентон с замиранием сердца выжал сцепление. Что-то загрохотало, но десятка справилась и мягко тронулась, выезжая на проезжую часть. – Ты хочешь мне что-то сказать?

– Да нет, – Павел еле удерживался от того, чтобы не фыркнуть, глядя на испачканный лоб следователя и промасленный костюм. – Я смотрю, официоз Вам ни к чему.

– Нет времени, – хмуро обрубил Бентон. – Тебе удалось что-нибудь узнать об этом парне, которого нашли на дороге?

– У него нет документов, он не помнит кто он. Врачи говорят, что это ретроградная амнезия, такое случается в результате черепно-мозговой.

– Удалось установить причину?

– Пока выясняют, либо мальчишку избили, либо ДТП. Повреждение головы произошло при ударе об асфальт. Потерял память – говорит, ничего не помнит. Вся одежда в крови …

– То-то и оно, что он говорит…Кровь с одежды на экспертизу, подтверждение черепно-мозговой травмы. Надо его опознать. Привезти отца Шорина в поликлинику…

– Уже, – Павел горел энтузиазмом, – вызвали его уже. Врач говорит, это негативно скажется на ходе лечения, но если он у нас главный подозреваемый в деле об убийстве, то не до этических аспектов, ведь так?

Бентон угрюмо молчал. Что-то опять стучало под капотом. Может быть Павел прав иметь свое авто в Москве – это уже непозволительная роскошь? Они стояли в пробке на Кутузовском.

– Надо бы еще вызвать отца погибшей – он сказал, что видел его.

– В этом нет необходимости, я думаю, – сказал Павел. – Уж отец-то сына всегда признает?

– Лучше перестраховаться, – Бентон резко повернул, надавив на газ, как только появилась проталина в бесконечной автомобильной очереди.

– Поворотник! – завопил стажер.

– Ах, ну да, – следователь слегка смутился, но мысли его были уже где-то на другой орбите.

Парень, который потерял память – не слишком ли удачная комбинация в свете совершенного преступления? Если профессиональная чуйка его не подводила, то это дело будет особенным, во рту появился неприятный медный привкус, и Бентон сомневался, что это связано с машинным маслом.

***

– Вы не должны тревожить пациента, у него серьезные нарушения памяти. Если ему сейчас предъявить совершение убийства, это может сильно затормозить восстановление.

– Послушайте, Эдуард Дмитриевич, – Бентон уже имел дело с главврачом раньше и не сказать, что их отношения отличались теплотой. – Не горячитесь, нам просто необходимо, чтобы один человек опознал его. Я Вам даже больше скажу – если он признает в нем своего сына, то возращение памяти пойдет семимильными шагами, гарантирую.

Они стояли в залитом солнцем коридоре областной поликлиники пятьдесят шесть. Приемный покой отдавал стерильностью и чистотой, но у Игоря Бентона опять разыгралось воображение. Он представлял себе больных на каталках, их ноги, пораженные гангреной и лужи спекшейся крови, засохшей на больничных бинтах и похожей на аджику. Ему не хватало воздуха в поликлиниках. В одной из таких больниц погожим весенним утром врач, смахивающий на Эдуарда Кревцова, сообщил ему новость, которая перевернула их с женой жизнь – их малышки больше нет.

– Я дам Вам ровно пять минут. И без разговоров.

– Этого будет достаточно, – мягко промолвил Бентон. – Но если это не тот, о ком мы думаем, скорее всего, у парня рано или поздно все равно возникнут вопросы и он придет к нам. Вы же понимаете, что он стал жертвой, и скорее всего это было преднамеренно, не похоже на несчастный случай.

– Да, но сейчас он слишком слаб для расспросов. Вы обязаны найти его родственников.

– Именно этим мы и занимаемся, – Бентон поднял руку, показывая, что разговор исчерпан – к ним направлялся Шорин-старший. Его лицо было застывшей маской, он прекрасно контролировал свою мимику.

– Спасибо, что приехали, – обратился к нему Игорь.

– Я надеюсь, что Вы его нашли.

– Он поступил в поликлинику сегодня утром около семи. Парень говорит, что ничего не помнит. Доктор настаивает, чтобы процедура опознания была короткой, насколько это возможно.

Они зашли в палату – на кровати с перебинтованной головой и разбитым лицом сидел парень на вид лет двадцати или даже младше. Его ребра была забинтованы. Он был напуган – глаза напомнили Бентону, глаза жертвы, попавшейся в силки. Лицо Шорина-старшего при взгляде на парнишку не изменилось.

– Это не мой сын, – отчеканил он. Слова ударили Бентона будто тесаком – он явно не ожидал такого поворота. Бизнесмен повернулся к нему, изогнув одну бровь. – К сожалению, Вы просто отняли мое время. Оно дорого стоит.

– Прошу прощения, но это было необходимо – Бентон уже свыкся с мыслью, что в присутствии этого господина всегда будет выглядеть школьником, забывшим сменку. Они развернулись, чтобы уйти.

– Извините…– пролепетал юноша. – Но Вы уверены?

Они резко повернулись на звук его голоса.

– Абсолютно, – Шорин выглядел спокойным и отстраненным. – Мой сын выше, у него другие черты лица, и… – он замялся.– Другой голос. Хотя этот молодой человек выглядит похоже. Не будь я отцом Андрея, подумал бы, что они братья. – Он скривил губы. – Надеюсь, родители мальчика найдутся.

Холодная костистая рука схватила желудок Бентона, он ухнул вниз, такое часто с ним случалось при сильном разочаровании. Он понимал, что вероятность найти потенциального убийцу в этом несчастном мальчике была не высокой, но все же надеялся на поцелуй удачи. Хотя сейчас скорее получил от нее поджопник. Но выражение лица мальчика – Бентон был уверен, что это не простое замешательство. Его все же нужно допросить, но Эдуард Дмитриевич уже семенил беспокойными шагами мимо двери палаты. У Бентона было лишь пара секунд, чтобы повернуться к парню.

– Ты уверен, что ничего не помнишь?

Взгляд мальчишки затуманился.

– Даже имя не помню, ничего. Просто белый лист, что-то со мной произошло… – мальчик выглядел растерянным и убитым. “Навряд ли такое можно симулировать” – подумал следователь, разворачиваясь, чтобы уйти.

– Вы же выясните, что случилось? – срывающимся голосом спросил потерпевший, губы ребенка дрожали. – Я просто хочу знать правду, было ли это нападение или автокатастрофа…

– Да, разумеется. Как только ты придешь в себя, мы поговорим. Ты уверен, что ничего не нашел на месте происшествия? Ни телефона, ни документов?

Парень покачал головой, губы его сжались в тонкую линию.

– Ну что ж, отдыхай, – система сигнального оповещения следователя предупредила его о том, что последнее отрицание парня было неубедительным, но в дверном проеме палаты стоял главврач и уже открыл рот для увещевательных восклицаний.

– Все, ухожу-ухожу, – беззлобно процедил Бентон и даже попытался улыбнуться Кревцову. В общем-то, они ладили, главврач несколько раз выдавал им медицинские заключения, требующиеся в ходе особо запутанных расследований, поэтому у Бентона не было оснований раздувать пламя войны.

– Ох, знали бы Вы, Бентон, – зашипел Эдуард Дмитриевич, как только они вышли в коридор, и закрылась дверь палаты парня. – Какой вред может нанести Ваш расспрос, у парня шок, пробоина в голове почище, чем в обшивке Титаника, а я право совсем не знаю, чем ему помочь.

– Я полностью Вам его доверяю, – сказал Бентон. – Кстати, из каких средств идет восстановление этого парня?