С тех пор бизнесменов он недолюбливал. Да и кто может доверять человеку, который по собственной воле отказался от отпусков и больничных? Хотя, Виктор Андреевич меньше всего был похож на бизнесмена. В таком раздробленном состоянии он скорее походил на всколоченного Чиполино, или владельца молочный фермы. Бентон горько усмехнулся. “Горе луковое, как же можно быть таким наивным”, – подумал он. Игорь был действительно умным следователем, но с эмоциональным интеллектом у него было неважно.

– Послушайте, – мягко, но уверенно произнес он. – Виктор Андреевич, мне необходимо выяснить всю информацию о взаимоотношениях Вашей дочери и этого парня, Андрея Шорина. Вы знаете, они часто ругались, – следователь заметил странный взгляд отца и надавил: – Может она жаловалась Вам на него, вела себя странно?

– Боюсь, что здесь ничем не могу помочь Вам. Девочка очень любила этого Андрея, я был лично знаком с его отцом, и у нас похожие ситуации в семье. Андрея, насколько я знаю, тоже растил его отец, очень обеспеченный человек. Мать у них то ли умерла, то ли в реабилитационном центре, Меланья говорила, что она много пила, но я не очень помню, – он потер лоб рукой, будто припоминая что-то. – Вы говорите про то, вела ли она себя странно?

– Да, – оживился Бентон. Он наклонился к безутешному отцу, хотя этого и не требовал порядок дознания. – Скажите мне все, что знаете, любую мелочь.

– Хм, – отец задумчиво смотрел на Бентона, но Игорь знал, что в данный момент Кузнецов его не видит. Он погрузился в воспоминания. – Знаете, иногда мне кажется, что Меланья была не самым обычным ребенком. Она как будто… – Виктор закурил, Бентон услужливо придвинул ему пепельницу, но пепел с сигареты все равно сыпался на пол, – …теряла ход времени. Еще с детства частенько приходила ко мне с вопросом: “Папа, а что уже вечер?”. Разговаривала сама с собой часто. Я все сваливал на излишнюю впечатлительность, думал она творческая натура, фантазия бурная… Ну и заигрывалась, что ли.

– Заигрывалась?

– Да… иногда делала больно своей старшей сестре. Они часто ссорились.

– Вы ничего не говорите о старшей дочери Кристине. Вы не общаетесь?

Лицо Виктора Андреевича потемнело. Он с силой вдавил сигаретный окурок в пепельницу.

– Здесь не о чем говорить, – Бентон не мог не заметить разительную перемену в поведении Виктора. Осунувшийся, еще пару минут назад беспомощный пожилой мужчина вмиг превратился в хозяина положения, в голосе зазвучали стальные нотки. – Кристина уехала учиться в другой город. Она не любит Москву.

“Интересный поворот принимает дело”, – подумал Бентон.

– Вы с ней не в ладах?

– Это имеет отношение к делу? – Виктор Андреевич встал. – Я рассказал Вам все, что мог. Мои отношения с дочерью Вас не касаются. Я могу идти?

– Да.

Пребывая в неловком замешательстве от такого внезапной трансформации отца девочки, Бентон все же не мог не задать еще один вопрос.

– Виктор Андреевич?

Бизнесмен обернулся в дверном проеме, поспешно застегивая пиджак. В свете тусклой лампы морщины на его лице приобрели рельефность, делая его совсем стариком.

– Вы сказали, что не были знакомы с отцом Андрея лично, но, получается, парня Вы видели?

– Да, она приводила его как-то раз.

– И, – вкрадчиво поинтересовался Бентон. – Вы смогли составить о нем впечатление? Неужели он не вызвал у Вас подозрений?

– Андрей Шорин не мог убить мою дочь. Не тратьте на него время. Я верю в этого парня. Он очень ее любил.

– Как Вы смогли понять это?

Виктор рассмеялся.

– Я бизнесмен. Я хорошо разбираюсь в людях, блеф я чую за версту. Особенно, если речь шла о моей дочери. У Меланьи пропал телефон, кстати. Я искал его, нигде не нашел. В первую очередь Вам необходимо выяснить, что было в нем, раз кому-то очень понадобилось его скрыть.

Он ушел, Бентон сидел в кресле, уставившись в стену, он думал и сопоставлял факты. Кристина. Та ниточка, которая приведет его к отгадке. Он знал, что должен начать с Шорина, поскольку он главный подозреваемый, но реакция отца на Кристину не выходила из его головы.

“Если бы у меня были дети, я хотя бы чуть-чуть больше бы разбирался в конфликтах отцов и детей. Не пришлось бы постоянно выкапывать из головы Тургеневскую классику”, – подумал Бентон, пребывая как обычно в скверном расположении духа. Он схватил пальто, его ожидало три мучительных часа разговора с отцом Шорина. Еще одним бизнесменом, будь они неладны.

Глава 2

Все начиналось снова. Тошнота, боль в висках, головокружение. Он как будто всплывал на поверхность, а затем какая-то сила снова утягивала его на дно. Каждый вдох отзывался болью, да и мог ли он дышать полноценно? Все указывало на то, что нос был разбит всмятку. Не было возможности пошевелиться – каждое движение отдавалось всполохами агонии. Чуть-чуть приподнимая голову, он снова и снова терял сознание.

Неизвестно было, какое время он пролежал в отключке – сутки, двое? Наверняка с ним что-то случилось, авария, или его избили. Он не понимал, где он находится. Сквозь слипшиеся от крови веки, он еле различил дорогу, скрывающуюся в густеющих сумерках, затем снова наступило облегчающее забытье.

Пять или шесть заплывов, и он очнулся – тело онемело от боли, но ноги не были сломаны, он смог на них опереться. Скорчившись в три погибели, парень встал, найдя точку опоры, точнее, использовав для этого правую руку, – левая была сильно ушиблена, ребра болели, будто они были сломаны. Он протер глаза – действительно проселочная дорога, где-то за городом. Слегка ощупав свое онемевшее лицо, парень огляделся, насколько позволяла степень свободы его шеи – кажется, кроме ребер и носа все остальное тело было в относительном порядке. Странно, но вся его одежда была в крови – с учетом того, что у него были сломаны только ребра, это вызывало вопросы. Решив для себя, что кровь хлестала из носа и уделала ему всю одежду, человек с обочины, приступил к более тщательному анализу обстановки. Нет, он решительным образом не мог вспомнить, как он сюда попал, а что еще хуже он вообще не помнил кто он. Мысли не желали складываться в прочный каркас, более того, они начинали путаться – единственное, в чем он был уверен – он видел свет от фар совсем недавно. Этот свет ослепил его, а потом удар…

Он огляделся по сторонам, рядом с ним лежал пистолет. Соседство рядом с огнестрельным оружием в этот момент повергло парня в шок. Разве он не выяснил, что его машина сбила? Оружие, валявшееся в метре от него, опровергало эту гипотезу, либо сильно усложняло ее. “Может я охотник, которого случайно сбил самосвал?”, – ход мыслей парня стал интенсивнее, вызвав очередной приступ мигрени. Он закрыл глаза. Пошарив рукой по карманам, незнакомец нашел телефон. “Давай, заводись”, – взмолился он. Смартфон пропиликал о включении, но сразу после этого, в предсмертной агонии потух, сигнализировав о бесконечно малом заряде.

“Вот блин” – подумалось жертве обстоятельств. Одно он понимал точно – он уже не в Канзасе, и похоже влип в какую-то историю.

***

Это было по-настоящему вышколенное по всем законам архитектуры здание. По долгу службы Павел часто бывал на местах следственных действий и часто сталкивался с необычными и атмосферными местами преступления – например, в прошлом году в порядке дознания они посетили богемную студию именитого веб-дизайнера, такого количества плакатов с агитационными антиправительственными призывами Павлу до сих пор видеть не приходилось. Вся квартирка была увешена красно-белыми плакатами с коммунистическими лозунгами, которые парень рисовал практически “на коленке”, обосновывая это тем, что у каждого творческого человека обязательно должно быть хобби. Но в подобных шикарных домах Павлу бывать еще не доводилось – у Шориных явно был хороший вкус на антиквариат и прочие безделицы, в которых Павел понимал как свинья в апельсинах. Гротескные, чересчур помпезные колонны, отделанные лепниной подпирали изысканный сводчатый каркас здания – это напомнило Павлу амфитеатр из книги Легенды и мифы Древней Греции, которую он до дыр затер в детстве. Он подумал с тоской, что только отделка пола входного крыльца стоила приблизительно три оклада помощника следователя.