Меж тем, за иллюминатором небо налилось розовым цветом. Где–то, ещё невидимое солнце пробуждалось ото сна и посылало свои первые золотистые лучи на землю. Самолёт вынырнул на время из плотных молочных облаков. Внизу засияло серебряное море.

– В конце концов, – убеждённо заявил Нестор, – я добился всего, чего хотел!

– Никто с этим и не спорит! – ответил Алекс.

– Евстафий! – послышался в эфире властный голос. – Что там у тебя опять творится? Это уже в который раз за последнюю неделю ты оставляешь весь Тинос без света!

Стасис вздрогнул и выронил из рук зажжённый фонарик.

– Сейчас всё исправлю, учитель!

– Ну, ну! Пошевеливайся, молодой человек! Я так надеюсь на твой гений! Хочу тебе напомнить, что я лично хлопотал, чтобы Институт Межкосмических Исследований дал это интереснейшее задание именно тебе. Ты, Евстафиос Видалис, просто счастливчик!

– Знаю! – уныло отозвался Стасис, перезапуская главный пищеблок центрального компьютера. – И я вам, право, очень благодарен!

Пищеблок недовольно пискнул. На экране компьютера появилась строка «Перепроверка данных». Замелькали цифры.

– Ах, молодой человек, – проскрипел зануда в ответ, – к чему мне твоя благодарность? Важно, чтобы ты делал своё дело. А эти твои ночные эксперименты компания ИнтерПространство оплачивать не обязана.

Юноша, к которому обращались, с трудом подавлял в себе желание выругаться. Петрос Марагос был его учителем и наставником. Толстяк лет пятидесяти пяти, с глазами строгими и неподвижными, какие бывают у хищных птиц, господин Марагос был серьёзным учёным. И к Евстафию, несмотря на юный возраст последнего, относился с крайней строгостью.

Стасису определённо везло. Вчера ему исполнилось, семнадцать. Был он учеником лицея, но успел уже достичь многого: ему были поручены промышленные исследования Космоса. Работа приносила ему удовлетворение. Тем более, что он чуть ли не с рождения мечтал только об одном – понять устройство нашей Вселенной.

И он сумел достичь того, чтобы его мечты, хобби и талант смогли послужить не только ему. Одним словом – прекрасная жизнь, идеальные перспективы, светлое будущее! Тысячу раз прав проклятый зануда!

Петрос Марагос ловко командовал созданной им экспериментальной группой юных дарований, которых он собрал в лицее из учеников последних классов. Дело своё господин Марагос любил, лени не терпел. К прогульщикам был строг. И брызгал ядом, когда видел, что кто–то из его питомцев не вполне серьёзно относится к своим новым обязанностям. Вот и сейчас, он не упускал случая побрюзжать:

– Доиграешься ты у меня! Ещё одна подобная авария и я буду вынужден принять строгие меры! И почему только я тебя всё время покрываю?

– Наверное, потому, что работаю я за четверых, – огрызнулся–таки Стасис, – а зарплату получаю за полчеловека.

– На сегодняшний день и такая зарплата – редкость! – заявил господин Марагос. – Тем более, что ты едва достиг семнадцатилетия.

На это Стасису нечего было ответить. Учитель был прав. Найти работу было почти невозможно. И в Греции нашлось бы немало специалистов, которые с удовольствием заняли бы его место.

К его счастью, пищеблок закончил свои расчёты и перерасчёты, и свет на острове, наконец, включился. Экран центрального компьютера зажёгся. На нём сразу же появилась физиономия господина Марагоса с бравыми усами и всклоченной седой шевелюрой.

– Ну, всё, иди спать! – добродушно посоветовал юноше господин учитель. – И не забудь выключить везде свет! Экономия – прежде всего!

Экран погас. Стасис вздохнул с облегчением. Наконец–то можно вернуться к прерванному занятию! Заверещал в клетке попугай, разбуженный ворчанием старого учителя.

– Ах, бедняжка Христофорос! – с сочувствием пробормотал юноша. – Разбудили мы тебя! Ты уж прости!

И он поправил платок, накрывающий клетку. Надо сказать, что отношения между юношей и попугаем были особенными. Попугая привёз ему отец из Африки, куда его забросила нелёгкая судьба капитана дальнего плаванья. Это было пятнадцать лет назад. Отец Евстафиоса давно уже погиб. А вот попугай всегда оставался рядом.

Их дружба с годами стала прочна, и чувства друг к другу столь сильны, что юноша нуждался в компании своего попугая даже здесь, в мастерской. Днями Стасис обычно обсуждал с Христофоросом все свои мысли. Объяснял любопытной птице про загадки звёздного неба. Мечтал вслух. Ведь родная мать мало понимала его. Ей чужды были и его мысли и его занятия.

Однажды юноша объяснил попугаю, наблюдавшему за читающим Стасисом, что в книгах заключается мудрость жизни. И Христофорос, веря ему, заглядывал в эти самые книги, взобравшись юноше на плечо. В книгах было множество чёрных закорючек–червячков. И Христофорос полюбил исследовать их, поворачивая к книге свой правый глаз. Иногда, кроме червячков, в книгах имелись и картинки. Однажды Христофорос увидел на картинке джунгли, а на ветке дерева – попугая.

– Христофорос! Христофорос! – узнавая своего собрата, закричал он.

– Видишь, внизу под картинкой подпись: «Попугай семейства Ара»?

– Видит, видит! Христофорос видит! – подтвердил попугай.

– Ты у меня умница!

– Христофорос – умница! Умница! – гордо повторял Ара.

Так проходили годы. Стасис читал книги. Христофорос читал книги. Иногда попугаю попадались картинки. Иногда картинок не было. И тогда Христофорос поворачивал к книге свой правый глаз, чтобы лучше рассмотреть несъедобных червячков.

Но часам к девяти попугай сникал. Переставал отвечать на вопросы и сонно глядел перед собой. Тогда юноша отправлял его на жёрдочку. А клетку накрывал тёмным платком

– Жаль, что ты спишь! Ведь никто не понимает меня, как ты – сказал юноша с сожалением. И стал страстно объяснять спящему Христофоросу. – Знаешь ли ты, что примерно 15 миллиардов лет отделяет нашу эпоху от начала процесса расширения Вселенной, когда вся Вселенная была сжата в комочек, в миллиарды раз меньший булавочной головки. Если верить математическим расчётам, то в начале расширения радиус Вселенной был и вовсе равен нулю, а её плотность равна бесконечности. Это начальное состояние называется сингулярностью – точечный объём с бесконечной плотностью. Итак, понятно, что известные законы физики в сингулярности не работают. Вот я пытаюсь узнать, что же работает!

Именно этим исследованиям Стасис и посвящал всё свободное время. Хобби – самая приятная сторона жизни любого мужчины. Одни, к примеру, любят валяться под своими машинами, или чинить бензопилу соседа. Другие – взбираться на недоступные вершины или погружаться на дно морей. Третьи – изобретать новый вид транспорта. Стасис Видалис был без ума от астрофизики.

– Итак, продолжим! Что дали исследования, которые ведут мои старшие коллеги в Афинах? Итак в состоянии сингулярности кривизна пространства и времени становится бесконечной, сами эти понятия теряют смысл. Идёт не просто замыкание пространственно–временного континуума, как это следует из общей теории относительности, а его полное разрушение. Правда, понятия и выводы общей теории относительности применимы лишь до определённых пределов – масштаба порядка 10–33 см.

Тут, повинуясь какому–то наитию, Стасис принялся строчить формулу за формулой. И вот сначала на экране его компьютера забегали чёрные молнии, а затем что–то хлопнуло, лопнуло, воздух заплёлся в светящиеся косы… И вдруг посередине его рабочей комнаты возникла девушка. Она спокойно стояла и глядела прямо в глаза Стасису.

– Ну, что ты таращишь на меня глаза? – спросила она. – Можно подумать, что мы давно не виделись!

Стасис с ужасом глядел на тонкую, феерическую фигурку, словно чудом возникшую в его мастерской. И слушал звенящий, как колокольчик голос девушки. Никакого чуда не произошло. Лела просто вошла в вечно открытую дверь мастерской.

Они с Лелой учились в одном классе ещё с гимназии, и вместе посещали кружок юных астрофизиков. Но никогда ещё девушка не проявляла интереса к его персоне.