'Мы услышали, что Соединенный флот беспокоил неприятеля в Порт-Артуре и что в особенности первый и третий отряды истребителей, невзирая на опасность, под огнем неприятельских батарей, храбро сражались с превосходящими их по силе отрядами неприятельских миноносцев.

  Несмотря на то, что Наше сердце переполнено скорбью по храбрым морякам Нашего флота, сложившим свои головы в бою, Мы также вновь глубоко радуемся доблести Наших офицеров и нижних чинов, прилагающих все усилия для победы в этой войне.'

  Тут же на бумагу легли каллиграфически безупречные иероглифы ответного адреса:

  'По поводу того, что Ваше Величество соизволили даровать всемилостивейший рескрипт о действиях флота у Порт-Артура десятого марта, мы не имеем слов выразить наши чувства благодарности.

  Теперь, когда холода в Желтом море уменьшились, - нам будет легче вести военные действия против неприятеля и мы с ещё большим усердием будем стремиться к успешному окончанию войны'.

  Однако, несмотря на все эти красивые слова и витиеватые выражения, реальность, окружавшая командующего Соединенным флотом, была не столь радужной. Два броненосца несколько дней вынуждены будут простоять в ремонте, как и пара истребителей. И если последних можно было безболезненно для флота отправить на ремонт в Японию, то броненосцы придется ремонтировать прямо здесь, у корейских берегов. Потому как нужно надежно прикрыть высадку армии Куроки и ослаблять главные силы никак нельзя, особенно учитывая то, что Камимура всё ещё не вернулся со своими крейсерами от Владивостока.

  Но, очевидно, ками здешних вод всего этого показалось мало для испытания твердости духа командующего японским флотом. Потому как вскоре на временной базе у корейских берегов получили агентурное сообщение из Артура - 'Русская эскадра в составе тридцати вымпелов вышла в море'.

  Это могло означать что угодно - от простого выхода русской эскадры на очередную тренировку или рекогносцировку, что при новом её командующем стало уже практически нормой, так и вполне возможный прорыв во Владивосток, на соединение с крейсерами Иессена. Последний вариант был, конечно, менее вероятным, но чего следует ожидать на самом деле от нового руководства русской эскадры, в штабе Того не знал никто. А, если учесть все сложившиеся обстоятельства - что два броненосца первого отряда повреждены, что при главных силах остались только два бронепалубных крейсера и один броненосный, два отряда истребителей вне игры и что Камимура никак не успевает на соединение с Того после бомбардировки Владивостока, то шансы русских на прорыв весьма неплохи - их эскадра даже без поврежденных 'Цесаревича' и 'Ретвизана' сейчас как минимум не уступает силам Того. Поэтому тут же полетели телеграммы Камимурее и Катаоке с указаниями первоочередных действий. Но где сейчас находились главные русские силы, пока не знал никто...

  Сложившаяся неопределенность ситуации совершенно не устраивала Хейхачиро, поэтому следующим же утром отряд крейсеров адмирала Дева ушел на разведку к Порт-Артуру. Ровно через сутки его корабли уже подходили к берегам Квантуна, урываясь от глаз врага за белёсыми полосами тумана.

  Опираясь одной рукой на поручни мостика, Дева Сигенори напрягал всю остроту своего уже немолодого зрения, пытаясь различить на горизонте хоть что-то, кроме бело-серой мглы.

  Пару минут назад в разрывах полос тумана промелькнули смутные очертания гор Квантуна, но почти тут же вновь скрылись в густой влажной пелене. Отряд Девы сейчас шел в зоне довольно хорошей видимости, находясь меж двух клубящихся белых стен, нависших над морем. По расчетам штурмана, до внешнего рейда Артура осталось восемь-девять миль. Вполне достаточное для наблюдения за русской крепостью расстояние в нормальных условиях. Но сейчас между крейсерами Девы и рейдом Порт-Артура находилась плотная, непроницаемая стена тумана. И придется войти в эту плотную полосу мглы, чтобы подойти поближе, в надежде на то, что за ней есть такое же пространство с более-менее приличной видимостью.

  Сигенори отдал короткую команду, вслед за ней на фалах 'Читосе' влажный ветер развернул гирлянду сигнальных флагов и три серых морских хищника один за другим нырнули в белёсую мглу.

  На крыле мостика большого четырёхтрубного корабля стоял офицер - несмотря на уже немолодой возраст - подтянутый, в безукоризненно подогнанной форме, на черном сукне которой тускло поблескивали погоны капитана первого ранга. Роберт Николаевич Вирен, командир единственного в эскадре броненосного крейсера, с тревогой вглядывался в полосы густого тумана, окутавшего подходы к внешнему рейду Артура со стороны моря. Какое-то смутное недоброе предчувствие не давало ему покоя. Совсем неподходящая погода для маневров эскадры. Свободный от тумана участок акватории с рассвета простирался не далее семи-восьми миль от Артура, а теперь ещё уменьшился надвигающимися с юго-востока рваными полосами мглы. По сути, он уже ограничивался пределами внешнего рейда, ну, может, чуть далее... Но ни на сигнальной мачте Золотой горы, ни на реях 'Петропавловска' сигнала об отмене маневров пока что не было.

   Роберт Николаевич ещё раз обернулся, через плечо глядя на массивную фок-мачту флагмана, густо дымящего обеими трубами во внутреннем бассейне. Ничего... И, судя по дымам, практически вся эскадра вслед за флагманом поднимала пары для выхода на рейд. 'Баян' сегодня вышел на внешний рейд первым, только лишь тралящий караван доложил о том, что фарватер чист.

  И теперь крейсер стоял, словно грозный страж, охранявший узкий и извилистый путь из тесной гавани Артура в открытое море. Вот уже 'Пересвет', извергая дым своими массивными трубами, подошел к проходу в боновом заграждении. Следом за ним, держась на почтительном расстоянии, шла его 'младшая сестра' - 'Победа'. Сегодня командующий эскадрой изменил порядок выхода кораблей. Первыми, по ещё высокой воде, шли броненосцы-крейсера, имевшие наибольшую осадку в эскадре. И уже за ними должна была следовать тройка броненосцев типа 'Полтава'. Но их командир 'Баяна' видеть уже не мог - низко стелющийся дым из труб 'Пересвета' и 'Победы' напрочь скрыл внутренний рейд от взглядов со стороны моря. Головной броненосец уже прошел ворота и теперь бревна бонов с обоих сторон синхронно раскачивались волнами, поднятыми острым таранным форштевнем 'Пересвета'. Сюда же, в это узкое пространство вспененной винтами воды уже нацеливала свой нос 'Победа', от бортов которой, отчаянно дымя высокими тонкими трубами, отваливали два небольших портовых буксира, помогавших преодолеть бронированному гиганту самый узкий и мелководный участок выхода из Порт-Артурской гавани.

  'Выскочка-выскочкой, но, того и гляди, научит эскадру в море выходить как положено, в одну воду. А то вечно ползли, как будто на волах ехали...' - понеслось в голове каперанга. При всём том, что никакой особой симпатии к новому командующему Вирен не испытывал, но не отметить те подвижки в лучшую сторону, что, пусть и не в темпе вальса, но всё же происходили на эскадре, он не мог.

  - Корабль на левом крамболе! - крик сигнальщика вывел командира 'Баяна' из состояния благодушного созерцания выхода эскадры...

  Черт! - выругался Роберт Николаевич, - неужели...

  В разрыве полосы тумана зыбкой серой тенью на несколько мгновений показался силуэт двухтрубного корабля и вновь растаял. Растворился, словно сахар в горячей воде... Но этих мгновений для опытного глаза было вполне достаточно, чтобы опознать старую знакомую 'гав-гав' японского адмирала... Затем, буквально на секунду, мелькнула ещё одна расплывчатая двухтрубная тень. И всё... Разрыв в тумане сомкнулся... Вирен повернулся к рубке, туда, где в уже бесполезный бинокль вахтенный начальник лейтенант Плен пытался хоть что-то разглядеть в клубящейся мгле.

  - Павел Михайлович! Срочно семафор на 'Пересвет', 'Петропавловск' и золотую гору: 'Замечены японские корабли. Крейсера. Предположительно типа 'Такасаго'.