С мостика 'Баяна' Вервольф видел, как длинные сигары мин Уайтхеда выскользнули из торпедных труб 'Усугумо'. Одна из них пошла по направлению к 'Новику', оставляя на поверхности волн характерный пузырчатый след, а вторая, очевидно поврежденная осколком ещё в аппарате, начала описывать циркуляцию вправо, но скоро затонула. И тут в носовое орудие 'Усугумо' попал снаряд с 'Новика', разметав в стороны тела артиллеристов из его расчета. Очевидно, после этого попадания корабль потерял управление, начав описывать крутую циркуляцию влево. Впрочем, это спасло его от ещё больших неприятностей - прямо по прежнему его курсу выросли два водяных столба, и, иди истребитель прямо, не миновать бы ему попаданий из шестидюймовок 'Дианы'...
Впрочем, дестройеру всё равно досталось - от семидесятипятимиллиметровок крейсера - за 'Усугумо' потянулся след пара и дыма, а его скорость упала на несколько узлов. Мина, идущая к 'Новику', затонула, не дойдя до него несколько кабельтовых - слишком велико было расстояние. Но, свою роль в бою она всё же сыграла - Эссен, опасаясь напороться на японскую сигару, не рискнул повернуть в сторону уходящих истребителей третьего отряда, иначе он уже добивал бы 'Усугумо' с дистанции кинжального огня. Теперь же 'Новик', наконец, начал запоздалый разворот, пытаясь достать уходящие на северо-восток дестройеры и особенно - флагманского подранка... Но на 'Усугумо' уже, очевидно, справились с потерей управления и с пробитым паропроводом - и покалеченный истребитель всё быстрее уходил от русского отряда, стараясь нагнать идущие впереди 'Сазанами' и 'Синономе'.
За кормой 'Баяна' с характерным глухим громовым раскатом один за другим выросли два высоченных водяных столба - восьмидюймовые приветы от носовых орудий 'Читосе' и 'Такасаго'. Предоставив 'Новику' разбираться с истребителями, 'Баян' и 'Диана' синхронно, как на учениях, начали поворот 'все вдруг' вправо, разворачиваясь против 'собачек'. Дева развернул свои корабли влево, вводя в действие всю бортовую артиллерию и уже нацеливаясь на отход к Эллиотам - поскольку синхронная минная атака не удалась, теперь японскому адмиралу стоило подумать о том, как сберечь свои корабли.
- Господа, думаю, настало время спуститься в боевую рубку! - произнес Вирен, глядя, как очередные два японских гостинца легли с недолетом где-то между 'Баяном' и идущей ему в кильватер 'Дианой'. Уж кто-кто, а Роберт Николаевич по опыту боя 27 января знал, на что способны японские снаряды и их осколки. Хотя, если быть честным до конца, то боевые рубки русских кораблей не давали надежной защиты своим обитателям - непомерно широкие смотровые щели, грибовидная крыша, способствовавшая рикошету осколков внутрь рубки, как и неудачный броневой траверс, применявшийся для защиты входа в рубку вместо нормальной, надежной броневой двери. И, хотя Кутейников с рабочими Балтийского завода и матросами 'Баяна' при помощи импровизированных средств несколько улучшил противоосколочную защиту мозгового центра крейсера, но Вервольф прекрасно понимал, что это всё - временные полумеры, что нужны более кардинальные улучшения защиты. Но всем этим предстояло заняться потом, а сейчас основная задача - отогнать 'собачки' адмирала Девы и его дестройеры подальше от 'Амура', дабы обеспечить его безопасное возвращение в Артур. Стоя в узкой, тесноватой рубке, он увидел, как впереди по курсу поднялись два столба воды - японцы почти пристрелялись. Вирен чуть довернул корабль вправо, сбивая японцам пристрелку и вводя в дело кормовую башню главного калибра. Обе башни одновременно изрыгнули огонь в направлении врага.
Дистанция до врага составляла 47 кабельтовых и в дело вступили шестидюймовки русских и 120-мм орудия собачек. 'Диана' била пятиорудийными залпами по 'Такасаго', причем пристрелялась 'богиня охоты' довольно быстро, заставив японца начать маневрирование. 'Баян' же обстреливал флагманский 'Читосе' из четырех бортовых шестидюймовок и обоих восьмидюймовых башенных орудий. Японцы же обоими крейсерами били по 'Баяну'. На стороне адмирала Девы было преимущество в два восьмидюймовых орудия, на стороне русских - бортовая броня 'Баяна'. К тому же, 'собачки' имели неважную мореходность, их узкие низкие палубы становились довольно 'мокрыми' даже при не очень сильном волнении, что существенно снижало скорость и точность стрельбы. Тем не менее, уже дважды характерные для японских комендоров кучные залпы ложились вблизи левого борта 'Баяна', барабаня осколками по бортовой броне. На восьмой минуте боя один из 120-мм снарядов попал в борт 'Баяна' у ватерлинии, не причинив особого вреда, если не считать обгоревшей краски в месте взрыва. На пятнадцатой минуте ещё один снаряд ударил в броню возле каземата второго шестидюймового орудия левого борта. Броня толщиной в шестьдесят миллиметров устояла, но несколько осколков влетело в зазоры между неподвижной броней и щитом орудия, серьезно ранив одного и легко ранив ещё двоих комендоров. Тем временем 'богиня' накрыла отчаянно маневрирующий 'Такасаго', засадив в его корпус два шестидюймовых снаряда. Но она уже явно отставала и от идущего впереди двадцатиузловой скоростью 'Баяна', и от ещё более быстрых 'собачек'. 'Баян' же к тому времени добился трёх попаданий в 'Читосе' - один шестидюймовый снаряд попал в первую трубу, пробил её навылет и разорвался уже за бортом крейсера над морем, но пара увесистых осколков всё-же долетели до палубы, убив одного и ранив двоих подносчиков снарядов из прислуги 120-мм орудий. Второй шестидюймовый 'подарочек' влетел в кормовую часть корпуса, разбив кают-компанию и вызвав небольшой пожар. Единственный попавший в японцев восьмидюймовый снаряд пробил бортовую обшивку, коффердам, срикошетировал от толстого, четырехдюймового скоса бронепалубы японского крейсера и взорвался внутри корпуса, разбив систему подачи боезапаса к кормовой группе 120-мм орудий. К счастью для японцев, ни один патрон к орудиям Армстронга при этом не сдетонировал.
К этому времени потрепанный Третий отряд истребителей сумел оторваться от 'Новика' благодаря ложной атаке Первого отряда каперанга Асайя, заставившего Эссена совершить несколько лишних маневров, что позволило подранкам разорвать дистанцию с настырным русским крейсером. Капитан второго ранга Цучия на забрызганном кровью мостике 'Усугумо' медленно приходил в себя после тяжелой контузии. Ему, неведомо как, посчастливилось выжить при том попадании русского снаряда в носовое орудие истребителя. Теперь корабль вел старший офицер, оставшийся в строю, несмотря на перебинтованную руку и голову. Носовая трёхдюймовка смотрела куда-то вправо под совершенно неестественным углом, а её искорёженный щит только дополнял сюрреализм обильно сдобренной красным картины разрушения и смерти... Голова самого Цучии раскалывалась от боли и гудела, как старый колокол. И каждый звук выстрела или взрыва, доносившийся с юго-востока, куда уходили ведущие перестрелку два японских и два русских крейсера, отдавался звенящей болью...
'Диана' уже изрядно отстала от 'Баяна' и её огонь терял точность. Но 'Баян' всё ещё уверенно доставал до японцев. Как, впрочем, и они до него. Один из стодвадцатимиллиметровых снарядов разорвался при ударе в фальшборт у 75-мм орудия на верхней палубе, убив наповал одного и ранив пятерых человек. Но хуже всего пришлось на сорок второй минуте боя, когда восьмидюймовый снаряд с 'Такасаго' попал в носовую башню 'Баяна'. Пробить её он, конечно, не мог, и взорвался на броне, лишь оглушив прислугу носового орудия. Но осколки от разрыва японского фугаса полетели в сторону ходового мостика и боевой рубки. На миг яркое желто-оранжевое зарево осветило боевую рубку 'Баяна' сквозь смотровые щели, а потом черно-бурый шимозный дым скрыл горизонт. Все, находившиеся в рубке как-то инстинктивно пригнулись. Несмотря на оглушительный раскат взрыва, Вервольф отчетливо услышал характерный короткий звонкий удар рикошетирующего металла. В наступившем полумраке задымленной рубки он заметил, как рулевой с негромким вскриком схватился за плечо, но устоял на ногах, удерживая крейсер на курсе. Слава богу, едкий, горький дым быстро выдувался из рубки свежим северным ветром... И тут до слуха советника донесся какой-то непонятный, булькающий звук. Оглянувшись назад, он увидел сигнальщика, отброшенного к траверзу, прикрывавшему проход в боевую рубку. Он медленно оседал, сползая спиной по броне и захлебываясь собственной кровью. Его добродушное лицо не выражало ни боли, ни страха. Только удивление.... Через несколько секунд он так и замер, уже сидя, прислонившись спиной к испачканной кровью стали, склонив голову на пробитую грудь и глядя в палубу уже ничего невидящими голубыми глазами...
