Мне было тогда 13. Нам, детям, запретили выходить одним и моя мать жутко злилась на Анну Марию за то, что она теперь обязана водить меня в школу. Наш мэр был очень расстроен, но это не помешало ему не отменять празднование дня города вместо того, чтобы объявить траур. Мучила ли его совесть ? Могу сказать только одно- совесть мучила мэра ровно настолько, насколько она мучает его, когда он пилит деньги, выделенные на лекарства неизлечимо больным детям.

Сначала город поднялся на дыбы. Первые полосы каждой газеты были усеяны фотографиями Анны-Марии, в некрологах писали теплые воспоминания родственников и об успехах на работе, горевали все так, как от кур Роджера не горевали, по телеканалам крутили рассказы детей о любой учительнице, даже Эрик там засветился, хотя он ее терпеть не мог, но в том сюжете подробно рассказывал о веселых уроках с мисс «отойди от инструмента, говно маленькое!». Вскоре все пошло на спад, людям стало не хватать этого маленького косяка и мы всем городом и думать забыли о какой-то там женщине, развешенной одним ясным октябрьским днем на заборе.

Через год, когда основной темой для обсуждения вновь стало приготовление к празднованию дня города Бруднесс, мы с матерью пошли в центральный парк. Все гуляли и развлекались. Дети играли в салочки, подростки обжимались в кустах, взрослые пили пиво и вино, старики молили о смерти. Пока каждый был занят своим делом, двое охранников, лет 40-45 пошли прогуляться в поле. Тогда еще не все понимали, зачем они ушли гулять в то поле, пока они не собрались месяц назад и не поженились в другой стране, но в тот день просто двое бравых друзей пошли гулять в поле. Мы с матерью были около дуба в момент, когда их визги оглушили всех в парке. Она, посмотрев на меня, пожала плечами и выпила бокал вина залпом. Как мы узнали позже, в поле на палках, приготовленных под чучела, были воткнуты части тела Клары, местной продавщицы -жены владельца бакалейной лавки Роджера. Он горевал. Он был убит известием о смерти жены. По крайней мере, около месяца-двух, как и весь город. Потом все забылось. А мэр и в тот раз не отменил празднование дня города. Почему? Ну, потому что может. Но спустя ровно год кинжал вонзился и в него.

Я шла по главной улице города, когда под ноги мне попалась газета с заголовком : «Убита жена мэра Бруднесса!». Тогда он объявил траур длинной в неделю, отменил все шумный передачи на месяц и празднование рождества. Его жену нашли спустя неделю после пропажи в одном из комбайнов. Поговаривают, жуткое было зрелище.

Про наши знаменитые расчленения женщин уже пошли легенды после того, как нашли в лесу Шафранку, ей было около 20, мы учились в одной школе. Если первые жертвы были практически канонизированы, то тогда все поменялось. Если в первые убийства все боялись, соседи наговаривали на соседей, брат косился на брата, то сейчас к этому относятся уже как к аттракциону. В последний раз гул поднимался около полутора лет назад, тогда в парке собачники обнаружили женщину без рук и головы около озера. Город и по сей день стоит на ушах, но как-то лениво. Мне не страшно, я еще не женщина. Хотя уже и не ребенок.

«Сегодня в районе 11 утра было найдено расчлененное тело сорока четырехлетней Лоры Лосик, владелицы булочной на так называемых «Углах Роуз». Напомним, что до этого уже были найдены тела двух женщин. Следователи связывают эти убийства с оккультизмом. От нашей редакции просим горожан быть бдительными. Да хранит Вас Господь.».

Я ходила к этой женщине за булочками, а теперь она по частям лежит где-то там в лугах или морге совсем одна или с патологоанатомом, мертвая. Как хорош человек при жизни и как же он плох при смерти. Ведь он, умирая, не осознает, сколько проблем доставит всем вокруг. Бедное, бедное тело, холодное, разделенное. А ведь где-то сидит ее ребенок и плачет или муж, стараясь успокоиться, сидит на работе, а у него зуб на зуб не попадает. Это не я так сентиментальна, что перенести смерть незнакомой мне женщины я не могу, это просто вы не видели слезы людей, убитых горем. Дрожащие руки матерей, пропавших детей. Младенцев, оставшихся без матерей.

Прохладный ветер на пустом перекрестке играет со мной в салочки, я укрылась от него, засунув голову в старый водосток. Я не нахожусь в поисках клоуна Пеннивайза – веселого танцующего клоуна и не нахожусь в поисках местного клоуна Генри, отсидевшего пять лет за развратные действия над цирковым конем, я лишь наблюдаю за извилистым движением воды, наполненной яркими небесными оттенками. Дождь набирал обороты в последние пару недель, он врывался к нам в город с криками: «скучали по мне ?»-и покрывал собой все дома. Вчера размыло русло водотока из-за чего многим жителям пришлось сменить машину на общественный транспорт или на свои ноги, но как же чертовски мне плевать на те проблемы, которые меня не касаются.

–Не хочу показаться гадом, но ты меня пугаешь.

Я постаралась вылезти как можно быстрее, но ударилась головой о верхнюю часть водостока, меленькие камешки посыпались мне за шиворот.

Снаружи меня ждал неприятный сюрприз, лучше бы я полетала с другими детьми, чем увидела парня Эрика, стоящего передо мной. Он воистину красив и огромен, ростом он чуть выше Эрика, раньше я думала, что выше Эрика уже некуда. Он, не скрывая усмешки, окутывает меня своими черными, как залитая кофе конфорка, глазами. Если бы я не была уверена в том, что он гей, то была бы готова поспорить, что он готов изнасиловать меня. Отличный день, стою на коленях перед двумя педиками.

–П-привет! – воскликнула я, встав, стараясь придать максимум непринужденности своим словам.

–Сара, это Доминик – мой парень. Доминик. – Это Сара – мой лучший друг.

–Приятно познакомиться. – голос Доминика звучал таким приятным тембром, что мои уши невольно дернулись, а сама я даже немного улыбнулась.

–И мне! Эрик мне много про тебя рассказывал, как это чудесно, что вы двое нашли друг друга среди всего дерьма этого города.

–Это точно. – кивнул Доминик, – мне невероятно повезло. – Затем он, взяв крупную волосатую руку Эрика, нежно поцеловал ее.

–Мне повезло вдвойне, у меня есть ты, Доминик, и самый чудесный друг на свете – Сара!

Чудесный друг.

Мы решили прогуляться вдоль реки, размытой проливными дождями. Как бы не было местным жителям неудобно, я в восторге от ее вида. Я так поражаюсь некоторым проявлениям природы, что была бы рада и оползням, и лавинам и даже лаве, убивающей все на своем пути. Наше общение с Эриком и Домиником напоминало мне дурной сон, только и всего. Я иду с ними, но кажется, иду я во сне.

Мне нужно лечь в постель, а не выслушивать их гейские воркования.

–Чем ты занимаешься, Сара? Что ты любишь?– спросил меня человек с самой идеальной кожей.

–Люблю читать.

–Что любишь ты читать?

–Литературу, особенно люблю я Достоевского.

–Достоевского? Разве не его книгу, «разрушающую ценности современного поколения», у нас запретили несколько месяцев назад?

–Да, запретили, сославшись на то, что там показан половой акт проститутки и каторжника. Но это не правда, наш мэр даже не удосужился ее прочитать.

–Как думаешь, человек может убить ради великой цели?– спросил он меня, заглядывая в мое лицо. Мне стало не по себе от его напористости, он смотрел на меня как прыщавый курсант, увидевший юную девушку на зимнем балу.

–Нет, я думаю, что насилие нельзя оправдать.

–А насилие насилием оправдать можно? Ты же знаешь, какая была тогда ситуация в стране.

–Сара самооборону считает идиотизмом- вступил в диалог Эрик.

–Ты верующая?

–Отчасти все люди на свете верующие, разговор о религии- прыжок в болото демагогии, давайте оставим. А ты, Доминик, считаешь, что можно убить ради великой цели?

–Да, если эта цель во благо, а не для собственной выгоды.

–А разве во благе, желаемом тобой, нет твоей выгоды?

Мы долго еще с ним разговаривали. Эрик шел рядом, иногда вставляя что-то, иногда шутил. Нужно признать, что Доминик красивый, образованный и чертов обольститель. В голову даже пришла похабная мысль, когда он приобнял меня за талию, но я тут же прогнала ее.