Маша пребывала как в густом морозном дыму, отсутствуя в реальном мире и давно ничего не фиксируя. За то время, что простояла в шумном нервном ряду, у неё каким-то непостижимым образом купили одни мохнатые легинсы и пару детских варежек, а у её соседки справа, как обнаружилось с удивлением и легкой завистью, железные мочалки с коврика исчезли все.

Постоянно разносили чай в термосах… горячий чай… душистый… Хотелось согреться, только сделать этого за отсутствием личных средств Маша не могла, а всё то, что наторговалось, сразу перекочевало к зоркой хозяйке.

– Замерзла? Выпей – согрейся чуток… – сквозь памороку, окутавшую сознание, пробилось участливое: кто-то сунул в озябшую руку бумажный стаканчик, сладко обжегший хлипким теплом стылую ладошку.

Чай ей любезно подала женщина, на коврике у ног которой маленькой

кучкой оставались лежать на деревянных ручках открывашки.

– Пей! Пей! Не стесняйся! – отзывчиво приказала соседка справа. – Без денег, небось, осталась? У этой мымры, – и Маша отлично поняла, о ком речь, – такие дурочки каждый день меняются… Ты не первая… – женщина глубоко вздохнула, – …и не последняя, думаю…

Опешившая студентка-отличница осторожно сделала первый глоток: потеплевшее нутро благодарно откликнулось и прояснилось сознание – только ясно поняв всю нелепость своего положения, Маша поспешила сглотнуть нечаянно набежавшую слёзку…

– Зовут-то как? – всё тем же участливым голосом продолжала допытываться удачливая соседка.

– Маша… – протянула несостоявшаяся торговка еле-еле слышно.

– Мария, значит… а меня вот тётя Талина зовут… – услышала студентка, не сумевшая при том скрыть своего удивления, что не промелькнуло мимо внимания любезной женщины. – Это муж меня так: Талина да Талина с молодости… Я и привыкла… так-то я Наталья Петровна буду…

Отогревшись, Маша вяло улыбнулась.

Меж тем в рядах что-то произошло: вокруг всё пришло в движение, все гулко и подавленно зашумели. Подбежала хозяйка. Молниеносно посрывала с Маши весь товар. Суетливо запихнула в большую сумку и, взвалив её на плечи, исчезла.

Что делать дальше: уходить или ждать неизвестно чего? – Маша не знала.

– Явились! – с ужасом простонала соседка слева и быстро-быстро стала собираться.

– Кто? – невольно вырвалось у Маши.

– Мытари тутошние… – услыхалось в ответ незнакомое слово.

Маша и сообразить не успела, как перед ней нарисовался крепыш с

воловьей шеей и небрежно полюбопытствовал:

– И чё продавашь, красавица?

– Я ничего… – растерянно промямлила девушка.

– Со мной так нельзя! – парень нагло уперся бесцветными глазами. – Не люблю я! Я видел тебя обмотанную шмотьём… Гони давай!.. – и он протянул открытый черный пакет, в котором навалом лежали бумажные деньги.

Теперь Маше и без объяснений было понятно, кто перед ней. Поддавшись общей нервозности, она выдавила:

– Ничего я тебе не дам! У меня и нет ничего…

– Тогда с нами пойдёшь… – парень, цепким отекающим взглядом обшарив девушку с ног до головы, нагло хихикнул.

Маша струсила, однако не настолько, чтобы от страха потерять голову: готова было сказать твердое «нет», как соседка справа опередила:

– Что привязались к девчонке? Она и не торговала вовсе. Спутал ты ее с кем-то… Стоит тут рядом со мной… внучка моя…

– А ты, старая, варежку закрой! Я не слепой, чтобы не знать, кто тут и что тут… – и с угрозливым нахрапом приказал: – Пошли! Бегом за мной!

– Никуда я не пойду! – дерзко отозвалась на то Маша.

– Цыц! – и парень, причмокивая красными губами и свирепо наступая, повтори: – Двигай, говорю, ногами, да поживей!

И тут произошло невероятное и неожиданное. Машу не подвела природная подвижность, не раз проявляемая ею при игре в волейбол. Вот и в эту минуту она, внутренне сгруппировавшись и не задумываясь, прыжком выступила вперед и с силой, как по летящему к ней мячу, ударила парню прямо в рожу: хлесь! Парень покачнулся и грохнулся мешком наземь, – и, лишь очухавшись, срывающимся от злобы голосом завопив:

– Убью, сука! – нервным, густым, придушенным басом прорычал: – Тебе же, дура, конец пришел…

Рывком он попытался подняться, но Маша, неконтролируемо очумевшая до азарта, вновь ударила парня по голове так, как привыкла бить с

размаху по мячу…

– Ну ты и тупица… – только и сумел просипеть мытарь.

Кто-то, взвизгнув рядом, дико закричал, – и многие, подхватив свой       товар, бросились в рассыпную.

– Бежим, девочка моя! Бежим! – Наталья Петровна вытянула Машу из встревоженной сборщиками подати и возмущенно гудевшей толпы.

      Отдышались лишь у метро. При входе Маша остановилась, как вкопанная.

– Пошли! Ты чего встала? – спросила её женщина.

Маша замешкалась:

– Мне не на метро…

– Ты живешь-то где? – Наталья Петровна придирчиво посмотрела на побледневшую девушку.

– В общаге… – и студентка поспешила добавить: – Недалеко… Я пешком пойду…

– Никак совсем рядышком? – иронично спросила тётя Талина. И потом в лоб: – Без денег, что ли, совсем?

Не сумев скрыть смущения, Маша покраснела.

– Вот, что, девочка, – решительно заявила женщина, – едем ко мне. Я-то вот точно недалеко живу… Можно и пешочком при желании прогуляться, но у нас с тобой того желания нет, – мы с тобой в метро: «Шагом арш!» – последние слова прозвучали по-командирски твердо.

      Миновав два перегона, вышли на «Таганке». Несколько остановок проехали на троллейбусе – и скоро вышли у высотного, упирающегося шпилем в низкое, облачное небо дома.

Вошли во двор. В подъезд. Зашумел поднимавший их лифт.

Обомлевшая Маша никак не могла поверить, что всё это самая реальная реальность. Раньше она и помыслить не могла, что может когда-либо вот так запросто войти в этот дом, в котором, по ее наивным представлениям, могли проживать только небожители.

Вышли из лифта, с дребезжащим грохотом сразу же устремившегося вниз. Наталья Петровна извлекла из сумки большую связку ключей и отомкнула замок. Распахнув настежь входную дверь, доброжелательно пригласила:

– Входи, Машенька! Гостьей будешь…

Маша робко переступила порог. Следом, плотно затворив дверь, вощла и хозяйка. Свой брезентовый сидор со всякой дребеденью, как она выразилась с горькой иронией, сходу упрятала в настенный шкаф в прихожей.

– Скидывай одёжку и проходи… Тут нечего стоять… Проходи-проходи… – поторопила гостью хозяйка, успевшая снять с себя всё, что было одето и сверху, и под пальто для тепла. – У меня, правда, полный раздрай и шатания… Не обращай внимания… С этой вынужденной торговлей скоро и день-ночь окончательно перепутаешь…

Маша неспешно разделась и несмело прошла в просторную комнату, где какого-либо беспорядка визуально совсем не наблюдалось. Наоборот – пахло свежестью и чистотой: из широко распахнутой форточки одного из высоких окон волной врывался морозный воздух.

– Сейчас! Сейчас прикрою! Холодно не будет, – торопливо предупредила невольно вздрогнувшую Мащу Наталия Петровна, и поспешила форточку закрыть наглухо. – Это у меня муж… ему всё жарко… открыл с утра… я-то убежала с самого ранья, а он, вишь, уходил и забыл закрыть… если только не специально оставил… с него станет…

Про себя Маша отметила, что, как бы оправдываясь, голос у говорившей

при упоминании мужа обмяк и потеплел.

– Скоро мы с тобой отогреемся… отдохнем… Слушай: нырни-ка ты в ванну пока-то я покашеварю… Муж у меня всё время в основном на даче проводит… сбежал… я себе одной и не готовлю ничего: так перехвачу на ходу… А гостью грех не угостить! – и Наталья Петровна, всё говорившая и говорившая безостановочно, успевшая переодеться в домашнее, ответа Машиного ждать не стала – убежала в ванную комнату, откуда послышался характерный шум воды.