Именно в «Равенну» Лука приносил свои рукописи в первую очередь, и всегда безуспешно. За всё время здесь не поставили ни одного сценария за его подписью, даже адаптированного, простого или сложного, глубокого или сказочного. «Равенна» ни плакала, ни улыбалась от Луки Николса. Творческая группа смотрела на успехи отбракованных спектаклей в других заведениях и всё равно отказывалась верить на слово что зелёному юнцу, что состоявшемуся писателю и драматургу с пачкой наград и поворотов в жизни за пазухой. «Равенна» претендовала на особую категорию в театральной жизни всего города. Средневековый замок ставил немного иные истории, нежели остальные. «Равенна» стремилась выделиться репертуаром, и требовала уникальных прав на постановки в эксклюзивном формате. Эта формула имела и оборотную сторону: зачастую театралы перегибали и ставили на главной сцене либо чересчур авангардные пьесы, либо откровенную чушь, выданную в обертке гениальности. «Равенна» тянулась к звездам в своей амбициозности, и, как следствие, тасовала постановки и авторов как перчатки, жонглируя одним и другим, не замечая потерь ни в художественном, ни в финансовом аспектах – люди шли в «Равенну», зная, что там всё равно поставят что-либо необыкновенное. Впрочем, промашки с творческой группой гиганта случались редко, а потому театр цвел и пах в умах зрителей, равно как и его казна.

Луку притягивала в театре не столько его непохожесть на другие заведения, сколько труд его труппы, выдававшей через силу порой шедевры мастерства, эмоции, которых на деле и не было в рукописи автора. Актерская команда «Равенны» действительно являлась настоящим кладезем креатива: каждый из многочисленных персонажей, воплощенных на сцене, был пропущен через играющего его артиста, но бережно и с трепетным уважением к первоисточнику. Труппа совершенствовала персонажей не только по ходу репетиций, но и в самом спектакле тоже, приправляя их большим количеством импровизаций, заметных опытному взгляду. В результате, «Равенна» выдавала творчески свободный продукт, представленный необыкновенным коллективом артистов, некоторые из которых не имели профессионального актерского образования, а были художниками, писателями и музыкантами, а новому ремеслу учились уже по ходу увлечения этим видом искусства многие года назад. Команда художников ими же и осталась, разбавив свою инициативность и собственную палитру гуашью правильного преподнесения эмоций и игры на сцене, что делало её единственной в своём роде. «Равенна» угадывала, делая это с удивительной точностью.

Братья перебрасывались репликами по ходу действия, но глаза обоих неотрывно следили за сценой, отмечая разные, но одинаково важные детали. Август подпирал челюсть кулаком, а Лука, откинувшись на спинку, в привычной для себя позе с двумя пальцами внутренней стороной прижатыми к виску, и большим, словно поддерживающим подбородок, вглядывался в актеров.

Сегодня ставили северную легенду, представлявшую собой простыню из множества разных лоскутков жизни нордических народов с весьма запоминающимися персонажами. Характерные образы доставляли самим актёрам удовольствие, а мифы были облачены в необычную оболочку, что заставляло всех без исключения зрителей в зале симпатизировать как событиям текущих минут, так и спектаклю в целом. Главный герой, совершенный молодой человек без изъянов и с полным арсеналом талантов, оказался неожиданно отвергнутым своей возлюбленной и решил добиваться её расположения, силой захватив трон. Трагедия истории, очевидно, заключалась в выборе великого человека пойти грешным путём и всё равно получить свой отказ. История одновременно поднимала вопросы несовершенства людей и места одарённых в общей массе. Происходящее на фоне особенного быта и повседневной жизни северных народов принимало облик сказки для взрослых с неумолимо приближающимся совсем не счастливым концом, о чем свидетельствовал путь главного героя по головам с использованием своих недюжинных способностей.

В то время как Август следил за развитием полубога-получеловека, Лука с необычными для себя ощущениями все больше погружался в движения и эмоции главного женского персонажа, необыкновенно сильной девушки, которая посмела отказать самому идеалу. И дело было не только в образе, Лука с улыбкой уже впоследствии осознал, что следит он за невероятной пластичностью и гибкостью тела актрисы и за необыкновенными сине-зелеными глазами, которые были обязаны излучать неиссякаемый позитив и радость, и они, ручался писатель, источали его в повседневной жизни, но здесь и сейчас примеривших на себя всю серьезность и силу, необходимую персонажу.

Спектакль удавался. Как это часто бывало в «Равенне», постановка могла и не произвести на тебя шокового впечатления каким-либо не вполне художественным, а скорее популистским приёмом, но непременно откладывалась в памяти как необычное путешествие в места, где люди оказывались в не вполне типичной для них ситуации. Обстоятельство это укреплялось тем, что для завсегдатаев «Равенны» лица главных актёров были отлично отложившимися в памяти, а смена декораций, сюжета и персонажей создавала впечатление перерождение душ и тел этих людей в лице кого-либо нового и не менее колоритного, а также тем, что ситуации не выглядели набором театральной утвари и пенопластом.

В очередном антракте Лука выдвинулся в сторону обширных коридоров, оставив Августа разговаривать с одним из творческих руководителей театра, по всей видимости, отвечающего за музыкальную составляющую – младший брат бесцеремонно напросился на совсем не обязательную беседу. В одном из многочисленных проходов, заканчивающемся помещением писатель увидел то, зачем он бродил под сводами «Равенны». Он увидел «Дельфин», небольшой, ламповый и по-особенному освещённый. Маленький, по меркам исполинского театра, и неухоженный зал повторял общую концепцию помещения «Дельфина», с той лишь разницей, что над сценой не нависала изящная коробка гримёрок. Прислонившись к проходу, Лука сделал несколько мысленных эскизов в воображаемом черновике, так удачно оказавшимся перед глазами. Теперь в голове закрутилась идея, стоившая реализации и, как казалось писателю, осуществимая только в «Дельфине» на эксклюзивных началах. По всей видимости, на креатив Луки необычным образом повлиял спектакль, и его этот факт неожиданно заставил ощутить прилив сил и желание вернуться сюда еще много-много раз.

Нордическая легенда подходила к концу, оставляя открытым финал и взаимоотношения главного героя и героини, и такая концовка явно оставила народ неравнодушным. Каждый из актёров сорвал свою порцию оваций, но когда центральная актриса сегодняшнего вечера выходила на поклон, то аплодисменты звучали немного иначе: чуть приглушенно-почтенно, как будто отдавая дань не яркой и солнечной девушке, чей характер по окончании спектакля проступал даже через тюль персонажа, а её героине, твердой, волевой, но не менее очаровательной северной женщине.

Глава 9. Тоннели.

– Нет, нет, нет.

Лука сидел в первом ряду, и яростно размахивал руками. Отпив из бокала, он поднялся из-за столика, и поднялся на сцену.

– Я не возьму в толк, что тут с акустикой.

Август подпер голову рукой и постукивал по струнам.

Писатель, оказавшись вместе с братом на изысканной и все еще неизвестно как сохранившей блеск сцене, попал под поток мощного усталого раздражения Августа.

– Даже если я сейчас не дотянул до верхней ноты, это не значит, что я не возьму ее на концерте. Мы репетировали последние четыре часа, а твой перфекционизм здесь неуместен. Я занимаюсь своим делом почти всю жизнь, и знаю, что мне под силу, а, кроме того, – Август сделал пафосную паузу,

– Никто лучше меня не знает, на что способны мои связки.

Лука, сверкнув глазами, спустился в зал. Сидевший немного в стороне оркестр послушно внимал спорам братьев, не гудя и не перешептываясь. Главное помещение «Дельфина» отнюдь не давило своей массивностью и отделкой красным дубом, а даже несколько вдохновляло. Большой и просторный зал уже прихорашивался для будущего представления, многие столы уже сверкали белыми скатертями, искоса поглядывая на репетирующих бокалами и пепельницами.