Он встал, хлопая ладонью по столу.

— Спасибо за чай.

— Сядь!

— Оля погибла, я хочу спать, я не хочу это обсуждать. Спокойной ночи, мам.

Он тогда не стал дожидаться ее ответа, просто ушел в комнату, что некогда принадлежала ему. Очень-очень много лет тому назад, когда умный мальчик Славик ездил на олимпиады по математике и грезил небом. Потом умный мальчик превратился в неблагодарного идиота, а Влад поступил в высшее летное и уехал из Москвы. Навсегда, как ему казалось, но жизнь решила по-своему. Он вздохнул и растянулся на кровати, закрыв глаза, но сон не шел, а вспоминалась всякая ересь. Он не заметил, как задремал и к нему впервые пришла она. И алая-алая кровь стекала из уголка ее рта, а Скай смотрел, как она умирает. И когда ее глаза погасли, а тело безжизненно обмякло в его руках, он впервые с криком проснулся, широко распахнул глаза, смотря, но не видя. И не знал, до сих пор не знал, сколько времени прошло, прежде чем он заметил стоящую рядом мать, бледную до синевы с трясущимися руками.

— Сынок, — хрипло шепнула она, обнимая его, и он не смог вырваться.

Не смог отказать ей в этой малости, понимая, что это не жалость даже — страх. Ее сердце билось сбито, неровно, то замедляясь, то пытаясь нагнать само себя. Скай прислушался к этому ритму, вздохнул и пошел за лекарствами. Она уверяла его, что все хорошо, но он не слушал: заставлял ее пить таблетки и капли, вполголоса матерясь себе под нос и никак не реагируя на замечания. Когда ей стало лучше, Скай попрощался и ушел.

И больше не возвращался.

— У нас сложные отношения, — неопределенно ответил он врачу, наконец. — Любим друг друга на расстоянии, так сказать.

Доктор понимающе улыбнулся и покивал.

— А… более личные отношения? Девушка, партнер? — он как-то странно покосился на Алека, и Скай разозлился.

— Девушка, да, — он улыбнулся, сдерживая бешенство глубоко внутри. — Юля. Мы давно встречаемся, я даже думаю сделать ей предложение.

— Что ж не делаете?

— Она мод, я мод, — Влад улыбнулся снова. — Куда нам торопиться?

Врач засмеялся, встал и подошел к столу.

— У меня больше нет вопросов, Владислав, — он наклонился и нажал несколько кнопок. — Спасибо за ваше время. Александр, вы не надумали пообщаться? — голос стал строже и существенно суше.

— Некорректный запрос, уточните данные, — механически раздалось рядом.

Даже глаз не открыл. Скай вздохнул, глядя на друга, положил руку на плечо, но Алек вскочил и вывернулся быстрым, почти неуловимым для человеческого взгляда движением. Стоя у кресла, где парой минут назад сидел врач, он смотрел на него темными, бешеными и слишком живыми для ходячего компьютера глазами.

— Алек…

Сзади раздался механический щелчок печати, и они оба вздрогнули.

— Владислав, прошу. Это можно отдать прямо Кириллу, он передаст в архив. Данные о проведенной консультации в вашем деле. Вы можете идти.

Алек оказался у дверей едва ли не раньше него, уже открыл ее даже, когда врач снова его окликнул. Честно говоря, Скай думал, что он проигнорирует его, но нет — друг обернулся, вопросительно глядя на доктора-мозгоправа.

— Мне было приятно увидеть вас живым, Александр. Я надеюсь, вы все же решитесь со мной поговорить.

Любой ответ был бы логичнее тихого смеха и шальной, безумной улыбки, которую он так давно не видел на этом лице. Скаю показалось, что вот сейчас — он снова застынет и продолжит изображать бездушную машину, но Алек склонил голову на бок, внимательно глядя на врача.

— Какой у вас уровень допуска, док?

— Простите? — искреннее недоумение.

Ну, да, наверное, врач впервые видел его таким. Наверное, это был последний вопрос, который он ожидал услышать. Влад, впрочем, тоже.

— Какой у вас уровень допуска? — терпеливо повторил Алек чуть насмешливым и немного грустным голосом.

— Третий, но я не понимаю…

— Тогда извините, дядя доктор, — улыбка стала еще шире и еще проказливей. — Не могу поговорить. Не имею права. Гостайна-сс.

Алек шутливо отдал честь и вышел из кабинета, не дожидаясь ответа, Скай последовал за ним, запоздало осознавая, о чем и зачем он спрашивал. Гостайна, да. Кто такой Алый — гостайна. Кто такой Алек — гостайна вдвойне. Высшего, так сказать порядка. Тонкое издевательство — отправлять к психиатру человека, который не имеет права сказать правду, а за ложь — не получит ни справок, ни разрешений.

Восхитительно.

И полностью в духе происходящего вокруг безумия.

========== Глава 5 — Carpe diem (Лови момент) ==========

Только одиночка и может быть настоящим воином — тем, кто не выполняет чьи-то приказы, а руководит войной сам.

(Борис Акунин, «Планета вода»)

Сегодня он решил закурить. Дым во сне на вкус ничуть не отличался от дыма в реальности, водка во сне ничуть не отличалась от водки в реальности, и Скай во сне — тоже ничем не отличался от своего аналога. Такой же близкий и такой же недостижимый.

Алек улыбнулся, выдыхая сизую струйку.

Когда же все это началось? После первого парада? Или до него, когда пришел Кирилл и рассказал про маски? Он эмоционально вещал, что их боготворят, что они смогут забыть про нормальную жизнь, если люди увидят их лица. Его — увидели. Потом с год с лишним его держали на какой-то правительственной даче, пока не выпустили. И действительно, про нормальную жизнь он — не то, что забыл — не вспоминал.

Да и как это — жить нормально?

Сигарета не докуривалась, забавное свидетельство отличия сна от яви.

— Почему мы такие идиоты, Скай? — спросил он, привычно глядя в потолок и смакуя на языке горько-сладкий вкус дыма. — Почему мы не ценим то, что имеем, и рыдаем в голос, когда это теряем? Почему не можем удержать свое счастье?

Ладно, забей, это все риторические вопросы.

Скай, слушай, ты помнишь, как я приехал в часть? Мелкое чмо с сумкой и с огромными испуганными глазами, ну, по крайней мере, Алекс так говорил. Он еще любил стебаться, что меня надо было в садик отдавать, а не на войну отправлять.

Нет больше того Алекса. Умер.

Все они умерли, Скай, за редкими исключениями. И слишком многие из них умирали у меня на руках. Улыбались еще.

Типа почетно. Как там говорил кто-то не шибко умный? «Сладостно и почетно умереть за Родину»?

Да ни хрена подобного. Смерть — она всегда смерть, под каким соусом ее не подай. А все прочее — отговорки и самообман. Нам нравилось думать, что если мы подохнем, то подохнем во имя великой цели. А осталось — пара строчек в учебниках. Ну и редкие труды историков, разбирающих войну на атомы и вечно ищущих причины и следствия.

Мы не знали причин, Скай, не хотели. А следствие для нас было одно: мы умирали. А когда истекаешь кровью на чужих руках, становится как-то до одного места, кто и зачем начал эту войну. Они ее начали, ага. Но мы ее закончим.

Помнишь, как мы клялись в этом, по пьяни — друг другу? И на трезвую голову — самим себе, смывая в душе чужую кровь. Не потому, что хотели спасти всех и вся. Не потому, что нас ждали почести и награды.

Просто, потому что мы устали терять. Но я опять отвлекся.

Рассказывать свою жизнь, в это есть что-то странное, Скай. Хочется сказать все-все, рассказать, как оно было, что я чувствовал и о чем думал. А получается совсем не то и не так. На философские отступления меня всегда пробивает, конечно, но остальное…

Я говорю тебе о чужих смертях и мне больно, потому что я говорю сейчас с тобой, называю имена, но их лиц я тоже не помню. Помню кровь, красную-красную. И вкус мокрой от слез ткани, когда я грыз ночами подушки, потому что солдаты не плачут, Скай, у них нет такого права. Потому что хоть кто-то должен быть крайним, должен быть сильным, когда мир сходит с ума. И это были мы.

Ладно, забей, вернемся к моей sad story. Тогда, давным-давно, когда мир был юн, а эльфы жили на деревьях… — смех. — Шутка, шутка! В общем, тогда, когда я только приехал в часть со своим недокилограммом личных вещей, стареньким ноутбуком, одной бумажкой, доказывающей, что я и есть направленный к вам техник и кучкой энтузиазма где-то в глубине души, тогда я верил, что все будет хорошо. Как и большинство гражданских, в общем-то. Тогда я даже ничего не боялся. Непуганый идиот, практически.