— Стана, блядь!

Она подпрыгнула на месте и тут же вскочила, шипя сквозь зубы и стряхивая с себя пролитый чай. Алька ржал в голос, скорчившись у ее ног, спасти от коричневых капель книги он каким-то чудесным образом успел.

— Нельзя же так!

Ее возмущение заставило его снова прыснуть. Стана негодующе смотрела на ржущего парня, пока тот с трудом не взял себя в руки.

— Все-все, — губы все еще расползались в улыбке. — Похоже, последние четверть часа я распинался напрасно, ты меня все равно не слушала. О чем задумалась хоть?

— Не знаю, как объяснить, — пожала плечами Стана. — Ты обидишься, наверное.

Алька вздернул бровь, а потом сложился в какой-то замысловатой позе: одна нога подогнута, вторая — согнута в колене и на ней лежат сцепленные пальцы, о которые он оперся подбородком. Выглядело странно, но ему, похоже, было удобно.

— Заинтриговала.

— Это даже по теме, — она запнулась. — Ну, изменений психики модификантов. Ты на меня смотришь, как Скай и еще пара других моих знакомых. Как на маленького ребенка или зверька, как будто гадаешь, что я еще выкину, и веселишься…

Стана замолчала. Алька выдержал паузу, ожидая продолжения, но его не последовало.

— Это вопрос?

— Да, наверное. Вы действительно нас так воспринимаете?

— Сложно объяснить, — он прикрыл глаза, — вы… как слепые котята. Тычетесь всюду носом, не просчитывая последствия своих действий. Это подкупает, на самом деле, — Алька вздохнул. — Действительно, деформация психики. Мне сложно просто взять и сделать, потому что мозг считает вероятности всегда, независимо от моего желания.

— То есть, — пульс судорожно бился в висках. — Все, что говорит модификант, все что он делает… он знает, чем это закончится?

Его смех был густым и печальным, Стана почти чувствовала эту печаль, разливающуюся в воздухе.

— Нет, Стан. Он знает варианты исходов и их вероятности. Но исключительно в рамках его информированности. В смысле, предсказать автомобильную аварию я не могу: я же не знаю, кто и где едет и в каком состоянии он и его машина. Но могу сказать, с какой вероятностью попадет в аварию человек, севший пьяным за руль известного мне транспортного средства.

Он замолчал, она тоже не знала, что говорить. Догадываться, что все, что делал Алек было спланировано — это одно. Точно знать — совсем другое. «Исключительно в рамках его информированности», да? Черт, он был информирован лучше, чем она сама. Его мозги и его опыт позволяли ему делать из ее памяти выводы, до которых она сама никогда бы не додумалась. Хотя Скай упрямо твердил, что чтение мыслей — это фантастика и невозможно, Стана больше верила свои ощущениям и снам. Профессор не был нейром, в конце концов. А Алек был. И Алька был.

Стана задумчиво посмотрела на него.

— Аль, а нейры же могут подключаться к любой электронике?

— Хочешь спросить, не ощущаю ли я себя периодически миксером? — Алька заржал, она тоже не смогла удержаться от улыбки. — Да, почти к любой программируемой. Но связь с изменениями психики не улавливаю.

— Нейрочипы — это ведь тоже электроника?

Испытующий и на удивление серьезный взгляд заставил ее вздрогнуть. Он смотрел так, будто она спросила о чем-то сверхсекретном. Хотя… то, что Джейк не считал нужным скрывать от нее способы настройки вживляемых людям матриц, не значило, что это общедоступная информация.

— Да, Стана, — одногруппник взял чашку и сделал небольшой глоток. — Это тоже электроника, и к ним можно подключиться.

— И прочитать мысли владельца чипа? –услышав его радостный смех, Стана скривилась, но продолжила спрашивать. — Не знаю, влезть в его память? В сознание?

— «Нет» — на все вопросы. Стана, это все детские страшилки, — Алька вздохнул. — Если быть до конца честным, то с определенными типами матриц можно перехватить управление моторикой, при определенном уровне мастерства — можно постоянно наблюдать за тем, что видит и делает человек. Но мысли и память всегда твои и только твои. Можем удариться в метафизику, но я не подкован.

На донышке чашки плескалась одна заварка. Стана задумчиво поболтала ей, вспоминая свои ощущения. Присутствие Алека где-то у нее в голове, чужие мысли, отвечающие на ее собственные. Всегда ее и только ее? Видимо, это все-таки шизофрения пополам с маниакально депрессивным синдромом. Она улыбнулась, но все же спросила:

— Но ведь чипы используются в качестве памяти? Неужели, невозможно расшифровать?

— Нет ничего невозможного, но этим открыто не занимаются, насколько я знаю. Секретные разработки, тебе к товарищу ректору.

Он как-то устало улыбнулся и закрыл глаза.

— Слушай, Аль, — вопрос никак не формулировался, да и был скорее из области общего бреда. Стана слегка покраснела и уставилась в стену, изо всех сил стараясь не смотреть на одногруппника. — А вот сама возможность такого подключения, ну, к человеку… она не порождает чего-то вроде комплекса Бога? Не знаю, как назвать, но…

— Я тебя понял, — мрачно перебил он и встал, потягиваясь. — Нет, ощущения всемогущества не появляется, но есть чувство, что мир вокруг нереален.

— Говоришь на личном опыте?

— Да, — он жалобно улыбнулся. — Может перейдем к вышмату?

Стана застонала.

— Я тебя не отговорю, да? — он кивнул, насмешливо глядя на нее, и снова уселся рядом, вооружившись толстенным фолиантом по математической статистике. — Хорошо, но можно последние пару вопросов?

— Валяй, а потом я с тебя не слезу.

«Неплохо бы», — пронеслось в голове, и Стана густо покраснела. Алька вскинул бровь и хитро улыбнулся, будто зная о чем она подумала.

— Когда ты прошел модификацию? И почему «Ланской»?

— Сразу, как стало можно. Фамилия в честь героя, мать погибла во время войны, — он дождался ее кивка и раскрыл учебник. — Итак, параграф десятый: «Регрессионные модели»…

Засыпать она начала уже через десять минут, но он был непреклонен — разбудил и заставил учить, решать, опять учить. Спустя пять часов нечеловеческих мучений Стане казалось, что ее голова вот-вот взорвется от с трудом упиханных туда знаний, зато, судя по гордой улыбке Альки, на пары завтра можно было идти без опаски — знала она все и, даже, чуть больше, чем все. Друг — наверное, его уже можно было так называть — оставил ее наедине с контрольными вопросами, составленными им же на коленке, и пошел делать чай. Вернулся он с чем-то невообразимо крепким и таким же вкусным, посоветовал класть побольше сахара и еще долго смеялся, над тем, как она, обжигаясь и строя гримасы, прихлебывает божественный напиток. Проверка задач заняла много меньше времени, чем их решение, так что минут через десять, после того как она скинула ему файл, Алька уже вынес вердикт:

— Терпимо.

Улыбнулся и сбежал, посоветовав ей явиться на пары и предупредив, что в противном случае явится к ней он — и притащит в аудиторию за шкирку, невзирая на сопротивление. Угрозами Стана прониклась, пообещала быть как штык, к началу занятий — если не проспит, разумеется, — но договаривала свою пламенную речь уже в закрывшуюся за его спиной дверь.

Он ушел, и она опять осталась одна. Стана наполнила кружку остатками заваренного им чая, вернулась в комнату и уселась на кровати, задумчиво глядя в стену. Это было странное ощущение собственной беспомощности и ненужности, собственного одиночества. Все ее влюбленности можно было пересчитать по пальцам. Все объекты ее неразделенных чувств были для нее слишком: слишком чужими, слишком хорошими, слишком умными, слишком сильными — кого из них бы заинтересовала такая обычная девушка?

Алый, Джейк, Алек, Алька. Три мода, три нейра: да, все же три — Алый и Алек были одним человеком, которого она знала под разными именами. Можно считать за двух разных или нет? Герой войны, однокурсник, оказавшийся подручным ректора и редкостной тварью, и одногруппник, младше нее на год и в сотни раз лучше в учебе. Про Альку и его друзей ходили слухи, что они за полгода уже почти закончили общеобразовательный курс. Умные ребята, до которых ей, едва успевающей по профильным предметам, никогда не дотянуться. Можно, конечно, сменить профиль, выбрав что-то более подходящее для естественного человека, но тогда она и вовсе перестанет с ними видеться. А этого так не хотелось…