На экране планшета Скай стоял перед камерами, как в перекрестье прицелов, скупо улыбался, глядя на репортеров и — хотелось верить — на него пронзительными и печальными глазами. Говорил, негромко и проникновенно, и его слушали, те, кто в зале и миллионы, миллиарды людей по всему миру.
— … не дай вам Бог такой войны. Я не просил об этой должности, не хотел ее, но моей основной задачей, моей миссией, если хотите, будет не допустить повторения того кошмара. Война — это страшно. Мы теряли друзей, теряли семьи, теряли себя. Правы те, кто критикует нас, ветеранов, бесконечно правы, на наших руках много крови. Правы и те, кто говорит, что мы проливали эту кровь ради вас. Я сделаю все, для того чтобы эта война никогда не повторилась, для того чтобы наши дети и дети наших детей никогда не узнали эту кровь, боль и мерзость военного времени. Я хочу — и верю, того же хотят и правительства, и люди, — чтобы небо над нашими головами навсегда оставалось чистым, а все споры и конфликты разрешались силой слова, а не силой оружия. Это и будет нашей основной программой на время, которое я буду оставаться во главе военного сектора нашей страны. Мы все — и я лично — очень многое потеряли во время этой войны. Я помню разрушенные города, я помню погибших людей, людей, которых я даже не знал, людей, хорошо мне знакомых, людей, очень мне близких. Я хотел бы попросить вас почтить их память минутой молчания, а после я — с удовольствием — отвечу на все ваши вопросы.
Скай замолчал, склонив голову, аудитория замолчала вместе с ним.
Он слышал эту тишину, давящую, почти ощутимую. Слышал дыхание — Ская, репортеров, операторов. Слышал море, волны, бьющиеся о скалы, несдержанную, безумную природную мощь, которая могла стирать с лица земли города и страны, но, вместо этого, дарила жизнь.
Он молчал вместе с ними, вспоминая дом, родителей, к которым он так и не вернулся, погибших друзей, убитых незнакомцев.
Потом минута закончилась.
— Спасибо, — уверенно произнес один из журналистов. — Ваша речь действительно задела нас и всех, кто ее слушал, как мне кажется, за живое, Владислав. Вы говорили, что потеряли близких на этой войне, но ваша мать, насколько известно до сих пор жива… — не озвученный вопрос повис в воздухе.
Скай усмехнулся, он видел, как приподнимается уголок губ, как разлетаются тонкие, словно паутинка, морщины в уголках глаз.
— Признаться, я ожидал вопросов по программам и приоритетам нашего ведомства, — он засмеялся, и аудитория засмеялась вместе с ним. — Но, не стану скрывать. Мой очень близкий друг погиб на этой войне, в бою. Женщина, которую я любил и люблю — тоже стала ее жертвой.
В зале зашептались, и он слышал каждое слово.
— Она… — репортер помедлил. — Она тоже погибла в бою?
Скай вздохнул.
Он подался вперед, сощурившись, вглядываясь в экран, напряженно, до боли, впиваясь пальцами в подлокотники плетеного кресла.
— Да. Александра Киреева погибла в бою под Гродно, она…
Алек выключил трансляцию и хрипло, отчаянно рассмеялся.
Море за окном продолжало невозмутимо шуметь.