Он найдет. Неважно, сколько это займет времени.

Он. Его. Найдет.

Несмотря на то, что Ленька был надежно заперт, в изолированной камере, без контактов с внешним миром, паранойя не отпускала. Может, он и не ошибся. Может, это и правда Алек, убивший Юки, дождавшийся приглашения для Леньки и как-то заменивший его. Может быть, настоящий Ленька гниет в могиле, а может — сам и уступил место бывшему сослуживцу и другу.

Все возможно, но не отпускало, нет.

Записи нашли и прислали, и их было много, очень много. Он нахмурился, отфильтровал лишнее: смотреть те, где Скай был один, смотреть лекции — бессмысленно и бесполезно. Часы и дни чужой жизни Кирилл смотрел на ускоренной перемотке, изредка останавливая кадр, но запуская, снова и снова. Ничего интересного не попадалось, пока он не перешел к спортзалу.

Стройная, почти тонкая фигура до боли знакомыми движениями металась между тренировочными куклами, скользила и била, наотмашь, уверенно. Он уже видел это. Он только не мог вспомнить — где, но само ощущение узнавания говорило достаточно. Кирилл снизил скорость, вглядываясь в юное совершенное лицо, мальчишка совсем, яркие синие глаза, растрепанные темные пряди, расслабленная улыбка.

Такая знакомая улыбка.

Он запустил перемотку снова, останавливаясь на фразах, но пока интересного не попадалось. Скай и Стана — роман со студенткой у него, что ли? — позвали мальчишку в тренажерный зал. Тот пошел, выполнял упражнения, бегал. Потом заговорил — и Кирилл снова включил нормальную скорость.

«Ты человек», — услышал он и вздрогнул, почти пропуская окончание фразы мимо ушей. Слишком знакомые интонации, слишком знакомое все. Неужели, он все же ошибся насчет Леньки?

Позже, все позже.

«И как я, блядь, должен поддерживать форму со здешней жратвой?» — он продолжал смотреть вполглаза и слушать, одновременно пытаясь найти досье мальчишки. Сорок девять и девять. В нем не может быть больше, иначе его не приняли бы. Не может. Не должно.

Скай спросил, на что приходится модификация, и Кирилла чуть отпустило, но подкинуло тут же, от ответа на этот простой вроде бы вопрос. Досье открылось на втором мониторе. Скай рассказывал студенту — Алеку, Алеку — про спецпитание, а он смотрел в файл, где русским по белому было: «нейр, 49,9, базовая модификация».

«Так нейр же», — сказал Алек на записи, вторя его мыслям, и Блэк перевел взгляд ниже, на данные врача.

И улыбнулся, криво и болезненно, но довольно. Он его нашел. Все-таки нашел.

Проклятый, блядский Алек.

Кирилл залпом допил кофе и выключил терминал, напоследок запросив транспорт до части, в которой сейчас была эта тварь — как и предсказывал психованный десантник — вместе со Скаем и своей сообщницей. Составлять приказ на освобождение Леньки он не стал: к чему тратить время? Посидит, подумает. Киборг, что с ним станется? Он улыбнулся почти радостно, поднимаясь с кресла и накидывая пиджак. Он его нашел. И его, и ту, кому стоило сказать спасибо за этот липкий, отвратительный ужас. Сука.

Проклятый, блядский Алек.

Проклятая, блядская Алла.

Безумные нелюди.

Кирилл сунул в карман портсигар и торопливо пошел к лифту. Машина ждала внизу, транспорт — на аэродроме, а несколько часов лета будет намного приятнее провести с сигаретой. Иногда можно, к тому же — есть что отпраздновать.

На этот раз он попался.

Комментарий к Акт девятый — Altera pars (Другая сторона)

* - Забыл принять свои лекарства? (плюсом отсылка к песне Placebo:))

========== Акт десятый — Cum res unimum occupavere verba ambiunt (Слова приходят, если предмет рассказа наполняет душу) ==========

Взлетают в небо дети птичьих стай.

Я был когда-то так же беззаботен.

Моя любовь умеет убивать.

Твоя — сжигать.

А значит, мы в расчете.

(Джио Россо)

Солнце медленно выползало из-за горизонта, мир за окном оживал, наполняясь звуками, а Скай сидел по-турецки на кровати и медленно раскачивался. Четыре таблетки. Четыре последних таблетки — просто чтобы прийти в хоть относительное сознание, чтобы увидеть стену на месте стены и окно на месте окна. Может, он действительно сходит с ума? Может, давно сошел?

Может, и не было никакой войны, а он сейчас лежит в комнате с мягкими стенами и пускает слюни, пока где-то за дверью снуют усталые санитары, люди, которые давно забыли, как надо улыбаться и что такое надежда?

Может — и он об этом почти мечтал — и Саши никогда не существовало?

Скай устало вздохнул, провел по лицу руками и встал. Шатало. Вообще было хреново, хотя казалось бы — моды не могут болеть. Не умеют, не должны. Он умылся, почистил зубы и вышел из комнаты, изо всех сил стараясь идти ровно. Таким пьяным без алкоголя в последний раз он себя чувствовал еще на войне. После двух суток без сна и трех вылетов за эти двое суток. Их всех тогда шатало, Кирилл полз до комнаты по стеночке, а они с Алексом кое-как поддерживали друг друга, но мотало все равно по всему коридору. Свалились и отключились, невзирая на туман перед глазами, головную боль и тошноту, просто отключились, чтобы часов через пять снова вскочить по тревоге и побежать к машинам, но уже чуть более ровно.

Неужели все это просто его бред?

Нет, невозможно.

В столовой было еще пусто, Скай кинул в микроволновку готовый рацион, сделал большую кружку кофе и уселся за стол. Он методично работал вилкой, пока в голове хоть чуть не прояснилось. Мир казался почти реальным, даже привычных теней-приведений не было. Чудо, не иначе. К моменту, когда в столовой начали появляться первые люди помимо него, он был более в норме, чем все последние дни, наверное. Даже какой-то примерный план действий появился, хоть и странный: сдаться Алле и лечь в регенератор. Авось починит то, что поломалось в его пустой башке.

Вот только Алла все не приходила.

Студенты заявились раньше, расселись и сосредоточенно употребляли завтраки, о чем-то переговариваясь. От этого фонового гула начинало колоть в висках, Скай сморщился, массируя их и затылок, боль отступала — и накатывала снова. Вспомнилась Стана и ее мигрени, он слабо улыбнулся, глотнул еще кофе. Светлая девочка, добрая девочка. Так переживала за своего друга, да, за всех своих друзей. Даже за Джейка. Он дернул уголком губ и приказал себе не думать о нем. Щенок Кирилла вызывал только глухое раздражение и боль. Не остановил, не понял, не спас. Опять.

Алек — мысли всегда возвращались к нему.

Его вина, его самая страшная вина.

Из чашки с остатками кофе поднимался пар. Когда Скай поднес ее к губам, чтобы сделать глоток — этот пар показался ему невозможно, невероятно холодным. Почти ледяным.

***

Утро было прохладным, Стана ежилась, куталась в кофту и пыталась одновременно натянуть рукава на пальцы и уцепиться ими же, озябшими и почти негнущимися за ручку чашки. Получалось с трудом, но она не отчаивалась. Алька с друзьями холода будто не чувствовали, сидели как ни в чем не бывало, прихлебывали свои напитки и сосредоточенно употребляли завтрак, она даже немного им завидовала, безуспешно согревая руки дыханием. Хорошо быть модом иногда: не мерзнуть, не страдать от жары, не чувствовать так остро, как люди. Стана вздохнула, опуская глаза и отпила еще глоток. Есть не хотелось, ничего не хотелось — под одеяло и греться. Жаль нельзя. Она вздохнула еще раз, горше и тяжелее, и почти решилась идти к Алле и симулировать какую-нибудь страшную мигрень, когда почувствовала осторожное прикосновение. Стана повернулась, остро ощущая прикосновение холодного воздуха к шее: рядом стоял Скай, странно бледный и странно задумчивый. Он смотрел скорее сквозь нее, но ладонь упрямо лежала на плече поверх кофты, открыто намекая, что рядом он оказался неслучайно.

— Профессор? — осторожно позвала Стана, и он встрепенулся, моргнул, фокусируя взгляд.

— Станислава, — Скай скупо, кривовато улыбнулся. — Вы закончили свой завтрак?

— Да, — она кивнула. — Вы что-то хотели?

— На пару слов, если можно, Станислава, — он сделал приглашающий жест рукой, и она поднялась, следуя за ним к выходу.