— Это… — начал Скай, но не успел договорить.

Алька вдруг вскочил и ударил кулаком в стену. В его глазах стояли слезы, на этот раз — настоящие, не придуманные играми ее разума. Он смотрел на Ская и Алину, смотрел отчаянно и с каким-то непонятным Стане чувством, а потом — прежде чем Алла потянулась к нему, прежде чем сама Стана успела хоть что-то сказать — ударил стену еще раз и сорвался с места, куда-то убегая, в сторону леса.

— Аль, — крикнула она, но он не замедлился, не откликнулся и не остановился.

Стана растерянно обернулась. Скай хмурился, глядя на лес, в котором скрылась фигура ее друга, Алла прикасалась к стене, куда впечатался его кулак и смотрела на профессора.

Только Алина курила с плотно закрытыми глазами, и из-за солнца, из-за дыма, из-за странных бликов света на ее лице — Стане казалось, что она тоже плачет.

***

Алька не вернулся — ни через полчаса, ни через час. Сначала спокойная, хоть и ни черта не понимающая, Стана нервничала все сильнее, да, все они нервничали. И это настроение передавалось по кругу, росло и ширилось. В итоге, вполне закономерном, Скай не выдержал и предложил им с Алиной прогуляться. Подруга пожала плечами и согласилась, Ли с Алексом уговорили остаться в гостиной — а ну как разминутся, и Алька вернется раньше?

Солнце немилосердно жарило, совсем недавно пройдя свой зенит. Стана щурилась и максимально торопливо шла к деревьям, стремясь скрыться в тени. Алина воспринимала жару намного легче, она даже завидовала в этом подруге, а потом смотрела на веснушки, сероватую кожу — и прекращала завидовать. Стана была красивой, ну, объективно, а Алина… наверное, могла бы быть, признала Стана для самой себя. Если бы научилась нормально краситься, если бы следила за собой, если бы. Слишком много «бы», а так, среди множества модификантов, подруга вызывала жалость, симпатию. Все что угодно вызывала, но не восторг. Не желание сказать, как она прекрасна, восхититься чем-то кроме ярких зеленых глаз. Зато глаза запоминались, как следует.

Будто услышав ее мысли, Алина обернулась и сверкнула той самой яркой зеленью из-под очков. Стана улыбнулась.

— Тут даже дороги нет, профессор, — Стана давно удивлялась, что Алина никогда не называет профессора Ланского Скаем, и лишь сейчас сообразила, что ей-то он этого и не предлагал никогда. — Куда идти-то?

— Прямо.

Холодно и равнодушно. Хорошее настроение Ская будто стерли, как только они вернулись с поля. Может из-за «побега» Альки, а может что-то случилось, Стана не знала. Видела только, как он становится все мрачнее, как сжимаются губы, а глаза становятся прозрачными и почти злыми. Таким — он ее даже немного пугал.

Алина пожала плечами и, кажется, хотела сказать что-то еще, но Стана торопливо потянула ее за собой. Старый, почти избытый страх проснулся и шевелился где-то в глубине души, распуская по всему телу свои ядовитые щупальца. Частило сердце, дрожали пальцы. Идти было тяжело, но — надо. Иначе, мало ли. Стане вспомнилось, что на том свидании она так и не спросила отчима, за что. За что ей все это? За что он убил ее мать? Просто, за что?

Они пробирались сквозь невысокий кустарник, и она совсем потерялась в собственных мыслях, когда Алина остановилась. Стана врезалась в нее и с трудом устояла на ногах, потом опасливо выглянула из-за плеча замершей подруги. Нет, впереди не было ни диких зверей, ни деревьев — только небольшая полянка рядом с узкой речкой, скорее даже ручьем. И из примечательного — гранитная плита.

Искали Альку, а нашли чью-то могилу. Стана вздохнула, обошла Алинку и пошла вперед, ближе. Рядом шел Скай, все такой же хмурый и неожиданно серьезный, словно часть его дурного настроения растворилась в этой неожиданной находке. Он остановился рядом с надгробием и замер, разглядывая камень, Стана остановилась тоже. Красиво. Стилизованный шрифт, росчерки, складывающиеся в истребитель и надпись, надпись, от которой кружилась голова и сжималось сердце:

— Алекс Литвинов, — голос сорвался и захрипел. — Алый. Погиб, но…

Она замолчала, почти удивленно глядя на выбитые в камне даты. Год рождения, да, она хорошо знала, хорошо помнила и этот год, и число, и месяц. Но год смерти? Цифра не совпадала ни с годом модификации, ни, тем более, с самоубийством вполне себе живого Алого.

Алина подошла ближе, мягко ступая по траве. Стана даже вздрогнула, когда внезапно увидела ее рядом, но подруга не рассмеялась, не обернулась даже. Она внимательно рассматривала плиту, только пальцы дрожали и тянулись прикоснуться, как к святыне, как в музейному экспонату. Все они такие. Все они с ума сходят по этой войне, по этим героям, непонятно только, что сами герои об этом думают.

— Господи… — чуть слышно прошептал Скай, губы продолжали шевелиться, но больше она не могла разобрать ни звука.

Молился? Вспоминал? Разговаривал с другом?

Но Алый ведь жив?

— Даты неправильные, — растерянно сказала Стана вслух и посмотрела прямо на профессора.

Тот отвел взгляд и вдруг встрепенулся, резко разворачиваясь. Она повернулась следом — у дерева стоял Алька, откуда взялся только? Вышел из леса к ним? Слез с дерева, собственно? Она не понимала, а друг не торопился объяснять, просто смотрел, не на них даже — сквозь них, на надгробие.

— Он ведь пережил тот год, профессор, разве не так? — такой неживой голос, такой… модифицированный. — Зачем живому могила?

Скай промолчал. Стана услышала тихий и долгий вздох Алины, повернулась к ней, но подруга продолжала стоять со своим ничего не выражающим лицом и разглядывать гранитную плиту.

— Да что за хрень?! — крикнул Алька снова, только теперь в его голосе были эмоции, было отчаяние и злость, почти ярость.

Алина пошла к нему, улыбаясь, положила на плечо узкую ладонь, почти обняла, привлекая к себе и заставляя наклониться. Она по-прежнему не была классически красивой, ее милая стопроцентно человеческая подруга, но Стана отчего-то подумала, что они с Алькой хорошо смотрятся вместе.

От этой мысли стало почти больно.

***

Ленька смотрел исподлобья, прищурившись, а Кирилла передергивало — от этого взгляда, от выражения лица, от холодной полуулыбки, в которой он видел отражение совсем другого лица. Совсем другого человека. Нечеловека. На миг показалось, что в глубине прозрачных глаз мелькнули красные искры; Кирилл отшатнулся, но взял себя в руки и почти спокойно отошел к стене.

— Расскажи еще раз, — медленно проговорил он, не отводя взгляда.

Ленька пожал плечами, ну, насколько позволяли наручники и ремни. Наверное, они давили, наверное, это было почти больно, но так — Кирилл почти его не боялся. Почти. На что способен модификант столько проживший? На что способен тот, в ком ничего от человека не осталось?

Он очень хорошо помнил, как Алек походя ломал металлические оковы и рвал кожу, как бумагу, не будучи в сознании даже. Что он может сделать сейчас?

— Ты. Позвал. Меня.

Тихий голос, похожий на шелест. То, что Ленька говорил, было очень похоже на правду. Это и было правдой, в какой-то степени, оставался лишь один открытый вопрос — кого он позвал?

— До этого, Леонид.

Тот вздохнул, сжал кулаки.

— Кирилл, — еще один вздох. — Кирилл, ты ебанулся?

Последнюю фразу он произнес почти нормально, почти как раньше, когда они всем курсом шли кушать водку после учений или сбегали в город из учебки, к «вину и женщинам», как смеясь шутил Алекс, Алый. Настоящий Алый, а не та блядская тварь, которая родилась год спустя после его смерти и смотрела на мир равнодушными, нечеловеческими стальными глазами.

Не та тварь, которая умела только убивать и разрушать.

Впрочем, за грязь, которую Алек творил на войне, Кир был ему почти благодарен. Но война закончилась, закончилась бесконечно давно. И этой твари стоило бы это понять. Без подсказок.

— Леонид… — скрипнула дверь, пропуская к ним высокого и худощавого мужчину в белом халате с аккуратным и блестящим чемоданчиком в руках. — Мы продолжим позже, Леонид, — закончил он и сбежал, не желая смотреть.