Показалось.
Стана решительно закрыла глаза.
========== Акт восьмой — Fata viam invenient (От cудьбы не уйдешь) ==========
У войны памяти нет. Никто не осмеливается осмыслить происходящее, а после уже не остаётся голосов, чтобы рассказать правду, и наступает момент, когда никто уже ничего в точности не помнит. Вот тогда-то война снова возвращается, с другим лицом и другим именем, чтобы поглотить всё, что оставила за собой.
(Карлос Руис Сафон, «Тень ветра»)
Следующее утро было приятнее в разы: самое страшное уже позади. Стана улыбалась, оживленно болтала с изнывающим от предвкушения Алькой и насмешливой Алиной. Завтрак показался ей необычайно вкусным, разминка — легкой и приятной. Поле, взлетная полоса и истребители вызывали у нее все тот же священной трепет, никакая жуть полета не могла этого изменить. Разве что добавилась светлая грусть, легкая жалость от того, что все это — определенно — не для нее.
Пока летали Стас и Мари, весь вчерашний день провалявшаяся в медчасти с мигренью, Стана болтала с Алиной и Алькой. Кажется, они все-таки нервничали, оба. Алька то и дело поправлял комбез и теребил отстегнутые перчатки, а подруга сидела на земле и курила, одну за одной. Щелчок зажигалки, облачка дыма, последний резкий выдох — и по новому кругу: щелчок зажигалки…
— Вредно же, — скривилась Стана на, кажется, четвертой по счету сигарете.
Алина только рукой махнула и затянулась поглубже.
— Вечная жизнь никому из нас не светит, — философски пробормотала она, выпуская струйку дыма сквозь сложенные трубочкой губы.
— Не переживай, — Стана уселась рядом и положила руку ей на плечо. — Ты там не одна будешь, Ска… Профессор, если что заберет управление и все сделает. Все будет хорошо, правда.
Плечо под пальцами дернулось, Алина вдруг широко и искренне улыбнулась. Рядом закашлялась Алла, наверное, порыв ветра донес дым и до врача, на всякий случай дежурившей на поле. Алла подошла к ним и требовательно протянула к Алине руку.
— Зажигалку отдай, — спокойно сказала она.
Подруга спорить не стала, только прикрыла глаза и вздохнула, вкладывая в чужую ладонь кусок яркого пластика с какой-то рекламной надписью. Врач невозмутимо убрала зажигалку в карман пиджака и снова отошла подальше, напоследок улыбнувшись идущему к ним Скаю.
— Травитесь?
Профессор сегодня выглядел почти ненормально веселым, наверное, ему действительно нравилось летать, наверное, он был действительно счастлив быть здесь, с ними. После вчерашнего полета Стане вообще казалось, что он по-настоящему жил только в кабине.
— Травлюсь, — подтвердила Алина. — А он готов к труду и обороне. Можно, я последней пойду, профессор?
Скай засмеялся, кивнул и увел не сопротивляющегося, но поминутно оборачивающегося Альку за собой. Алина смотрела им вслед, серьезно и грустно. Стане показалось, что ей отчаянно хочется туда, на место друга, которому она сама же и уступила. Но Алина молчала, и Стана тоже не стала ничего говорить, просто сидела рядом, так и не убирая руку с ее плеча, и смотрела в небо, где чуть различимой точкой скользили Алька и Скай, наверняка, выписывая замысловатые пируэты и наслаждаясь полетом. Все то, чего она сама так и не смогла. Когда машина замерла на покрытии, Стана с трудом удержалась от того, чтобы не вскочить, чтобы не побежать к ним, туда. Помогло ощущение плотной ткани под пальцами и въевшийся в волосы, казалось, намертво запах табака.
Они вылезли практически сразу, Скай хлопнул Альку по плечу, что-то сказал. Друг мотнул головой. Даже издалека профессор выглядел радостным и оживленным, а вот одногруппник… убитым? Стана не понимала, но они подходили все ближе, можно было уже хорошо разглядеть нахмуренные брови и плотно сжатые губы. Что-то было не так, но она никак не могла понять — что. Пальцы сжались, но Алина осторожно сняла ее руку с своего плеча и встала, широко улыбаясь и Скаю, и Альке.
— Как оно? — спросила она, поправляя комбез и застежки уверенными, будто отработанными движениями.
— А он хорош! — профессор рассмеялся. — Ваша очередь, сударыня.
— Клятвенно обещаю вас разочаровать, — хихикнула Алина в ответ и пошла следом за уже отвернувшимся и торопящимся обратно к машине Скаем.
Алька опустился на ее место и вздохнул, прижимаясь затылком к стене.
— Не понравилось? — осторожно спросила Стана, отчаянно желая и столь же боясь ответа.
— Понравилось, — друг снова тяжело вздохнул. — Не понимаю, как от этого можно отказаться.
Признаться честно, она не понимала, как на это можно согласиться, но это она. А Алька имеет полное право на свое мнение. Стана пожала плечами.
— Так не отказывайся.
Друг дернул уголком губ, но разговор поддерживать не стал — следил взглядом за набирающим высоту истребителем так же, как они с Алиной смотрели за ним самим в небе. Он был странно печальным, на миг Стане даже показалось, что в его глазах мелькнули слезы. Мелькнули — и пропали, скрывшись за слишком полной, нехарактерной пустотой. За этот почти год она видела Альку разным, но таким — никогда.
Машина превратилась в темную точку, она уже совсем не могла разглядеть ее на небе, Скай и Алина были где-то высоко-высоко. Навряд ли она его разочарует. Девочка. Человек. Совсем человек, которая оказалась во всем равна модам. В отличие от нее. Да, навряд ли она его разочарует. Стана улыбнулась и произнесла это вслух, друг улыбнулся тоже, равно как и подошедшая к ним Алла.
Зрачки врача быстро двигались, похоже она могла видеть точку истребителя и следила за ней. Стана даже позавидовала — иногда ей остро хотелось перестать бояться. Набраться сил, смелости, лечь в репликатор и выйти оттуда такой же, как сейчас. Только чуть лучше. Чуть более похожей на своих героев, на Алого, на Ская.
На Алека. Она прикрыла глаза, вспоминая совершенное лицо, стальные глаза и красивую улыбку. Как у него это получалось, улыбаться ей так — словно только она и была в мире? Единственная. Неповторимая. Особенная.
Шум стал сильнее, Стана открыла глаза, глядя на снижающуюся машину, которая вскоре плавно коснулась земли и поехала дальше. Почти без толчка, без удара.
— Совершенство, — шепнул Алька рядом, она кивнула.
Наверное, садился Скай, ни у кого больше бы не получилось так: красиво и идеально, ровно под тем углом, когда истребитель будто соскальзывает на покрытие. Никто бы не смог, ни из модов, ни из людей.
Кабина открылась, профессор помог спуститься Алине и вылез сам, он о чем-то говорил, бурно жестикулируя, а она запрокидывала голову, еще сжимая под мышкой шлем и, кажется, смеялась. Он забрал шлем, кинул его в кабину, они, наконец, пошли сюда. Стана ерзала на месте, Алька печально улыбался, глядя то на нее, то на них, но Стана почти что этого не замечала. Так, на краю сознания что-то скреблось.
Она могла смотреть только на Алину и Ская, которые поразительно похожими движениями достали из карманов — слава Богу, из разных — пачки, вытащили по сигарете и вертели их в пальцах. Скай — перекатывал, Алина — именно крутила.
— Как ощущения? — спросила Стана, когда они подошли уже совсем близко.
Скай остановился и прикурил, улыбаясь и с прищуром глядя на ее подругу, а сама подруга засмеялась, прикусывая губу, пригладила растрепавшиеся у лица пряди.
— Страшно. Круто. Потрясающе, — она шумно выдохнула. — Нет слов, Стан. Просто нет слов.
— Понравилось? — спросила Алла, отлипая от стены.
— Ты еще спрашиваешь?! — Алина засмеялась громче, засунула в рот сигарету, похлопала по карманам и повернулась к Скаю. — Профессор, у вас…
Алла вложила ей в ладонь отобранную раньше зажигалку. Подруга сощурилась, усмехнулась и прикурила, закрывая глаза и глубоко затягиваясь. Что-то новое и незнакомое было у нее в лице, в глазах, прямо как у Альки, как будто эти полеты раскрыли, проявили в них неизвестную ей грань. Стана почти жалела, что так сильно испугалась вчера и не решилась ничего сделать сама.
— Вы потрясающе сели, профессор, — сказала Стана, отметая сожаления в сторону.