Почему-то Стане подумалось, что ей больно и что ее боль тоже не имеет формы.

***

Утром ничего уже не напоминало Стане о прошлой ночи. Кошмар забылся, поблек, стерся в памяти, надежно укрывшись обрывками вполне обычных снов, в которых она куда-то бежала, зачем-то ловила птиц и искала скрытую в книгах истину. Истина в форме бабочки улетела, заливисто хохоча, прежде чем Стана успела ее поймать, но напоследок осыпала ее ворохом мелких блесток, которые кружились, увлекали за собой, и она танцевала в них, смеясь, пока не проснулась.

Южное солнце за окном было невозможно ярким, Стана умылась, прихватила два стаканчика с растворимой гадостью, по недоразумению носящей гордое имя «кофе» и вернулась в купе. Алина уже тоже встала и даже собралась, зевала только и вертела в пальцах зажигалку, то и дело моргая и поправляя очки.

— Держи, чай кончился.

Алина улыбнулась в ответ, отпила и закашлялась.

— Боже, что за дерьмо?!

— Зато действительно бодрит, — засмеялась Стана, подруга скривилась. — Почти приехали.

— Ага. Красиво тут, — она смотрела в окно, чуть склонив голову на бок. — И небо такое…

— Яркое, — Стана договорила за нее и чуть печально улыбнулась. — Интересно, во время войны здесь тоже так было?

— Нет, — засмеялась Алина. — Ну, то есть, очень вряд ли. Говорят, тогда везде было некрасиво и серо. Можно спросить профессора, кстати.

Стана кивнула и начала складывать вещи, пристроив недопитую жижу на столике. Подруга же продолжила невозмутимо прихлебывать эту гадость, продолжая смотреть в окно, пока не скрипнула дверь, а в проем не просунулось насмешливое лицо Альки, который одним взглядом оценил их степень готовности и стал помогать Стане собираться. Алина похихикала и сбежала курить, вместе с вещами и жижей, причем прихватила обе порции. Впрочем, за избавление от этой отравы Стана ей была скорее благодарна.

Когда они закончили и вышли в коридор, Алина уже стояла там, о чем-то беседуя с Ли и Алексом, но она даже прислушаться не успела: Скай и Алла громогласно торопили остальных. Из поезда они практически эвакуировались; по дороге к части Скай терпеливо рассказывал все правила безопасности и показательно игнорировал шуточки на тему «все ли болтающееся отрежут невнимательным товарищам на летном поле». Стана с интересом вертела головой, пытаясь заглянуть во все окна сразу, и периодически останавливалась взглядом на Альке и Алине, которые буквально прилипли к своему окну и вглядывались в него с каким-то странным выражением лица. Она никак не могла понять, что это — надежда? Печаль?

Пока она раздумывала, пришло время выбираться. Скай уверенно вел их вперед: прямо, налево, два пролета наверх и третья дверь прямо по коридору. Когда они шагнули в квадратную комнату без окон с двумя диванами, парой кресел и столиком между ними, он почему-то засмеялся, тихо, но как-то по-настоящему, и чуть слышно прошептал:

— Наконец-то дома.

А Стане вдруг снова стало очень больно.

========== Акт седьмой — Quis custodiet ipsos custodes? (Кто устережёт самих сторожей?) ==========

Итак, жизнь продолжается. Она может показаться страшной или прекрасной в зависимости от того, как на нее смотреть.

(Эрих Мария Ремарк, «Тени в раю»)

Блэк смотрел, а он не отводил взгляда. Темные глаза насмешливо щурились, да и поза не соответствовала положению: несмотря на скованные руки, Ден сидел свободно, откинувшись на спинку стула. Расправленные плечи выглядели не напряженно — расслаблено. Он улыбался уголком губ и смотрел в ответ, Кириллу чудился вызов в этом взгляде. А может, не чудился. Может, был.

— Не планируешь отвечать? — холодно осведомился он.

— Не знаю. Не слышал вопросов, — пожал плечами сумасшедший мод.

Звонко зазвенели по металлической поверхности стола цепи, Кирилл скривился от громкого звука и отошел к дальней стене.

— Ты сказал ей, что он был сломанным. Что ты сказал ей после?

— Не помню, — Ден широко улыбнулся.

Кирилл отвернулся и выругался сквозь зубы. Позиция была простой и удобной, не проясняла только ни на йоту. Что этот мудак сказал Стане тогда, на том свидании. Он видел на записи — шевелящиеся губы, ее меняющееся лицо. Их остановили моментально, Стану вытащили из комнаты, ему не дали продолжать, но клятый мод упрямо молчал о содержании собственных слов.

— Простой вопрос, Денис. Простой вопрос, простой ответ, и мы закончим. Что ты ей сказал? Можно не дословно.

— Я. Не. Помню.

Блэк вздохнул. Этот допрос выматывал, выматывал как ничто иное. Ден не шел на контакт, черт знает, почему. Возможно, ему не нравились те, кто остался на свободе. А может, правы были психологи, и десантник не уважал штабных крыс. Не исключено и что он сам, Кирилл, был прав — и чертовому другу Алека не нравился именно он. Кир хорошо помнил, как набросился на него этот психованный после конца войны уже, еще в части. Помнил холодный взгляд и жесткие, жестокие удары. Он пытался закрываться, не помогало. Ден хорошо знал, куда и как надо бить. Когда он закончил и стоял, стирая с рук кровь, Блэк спросил, прохрипел: «За что?»

Десантник в ответ только скривился и сплюнул. Не стал отвечать, но Кир и так знал ответ. И за что, и за кого. Жаль, сейчас не знал.

— Денис, — он прошелся по комнате и наконец сел напротив, — ты модификант. Военный модификант, без ограничений. Ты не употреблял средств, останавливающих процесс, к тебе не применяли никаких лекарств, седативов в течение последних нескольких лет. Ты, мать твою, — голос взлетел и сорвался, — ты помнишь каждый день, каждый миг, каждую сраную секунду своей жизни. Хватит пиздеть, Ден. Что. Ты. Ей. Сказал?

Мод рассмеялся, весело и немного безумно. На лице заиграла улыбка, настоящая, широкая, непритворная.

— Так бы сразу. Таки позволь вопросом на вопрос — отчего тебя это так интересует?

Да, ебаный же ж стыд. Кирилл ударил ладонью по столу, выругался, глубоко вдохнул. Надо было успокоиться, нельзя было позволять этой сумасшедшей твари так легко выводить себя на эмоции. Надо было, но не получалось.

— Откровенность за откровенность? — спросил он, чуть успокоившись.

— Ну, давай попробуем.

Это было бы игрой на грани, если бы бывший десантник мог хоть кому-то рассказать об услышанном. Но он не мог. Просто выебывался, не имея никаких контактов с внешним миром. Просто длил допросы, наслаждаясь хоть каким-то общением, по мнению психологов. По их же мнению, его надо было заинтересовать. Что ж, пусть так.

— Скажем так. У меня есть основания предполагать, что твой дружок на свободе.

Ден присвистнул.

— О, подожди. Ваш совсем-совсем мертвый Алый вылез из могилы? Зомби-апокалипсис близится?

— Он не умер, — Кирилл скривился, а мод напротив вдруг замолчал и стал серьезным.

— Блэк, последнее, что я слышал об Алеке — и то от Станни — это что он покончил с собой.

— Я в курсе. И все еще хочу знать, что ты сказал ей после.

— Что не верю, — темные глаза смотрели открыто и прямо, кажется, он наконец не издевался и не врал. — Я сказал ей, что не верю, Блэк. Сказал, что Алек, которого я знал, скорее разрушил бы этот мир, чем себя. Ты доволен?

— Нет.

— Какого хуя тебе еще надо?! — вдруг взорвался десантник. — Ты спросил, я ответил. Проваливай. Охрана!

Никто не отозвался на его крик, следовало бы удовлетворенно улыбнуться, следовало бы показать свое превосходство, надавить сильнее, но он не мог, просто не мог избавиться от сжимающего горло страха. Иррационального, безумного страха, что этот конченный модификант прав.

— Я согласен с тобой, Денис. В этом проблема.

Темные глаза на миг закрылись.

— Блэк, спроси, блядь, по-человечески уже. Я отвечу и разбежимся, мне эта светская хуета удовольствия не доставляет. Чего ты хочешь?

— Твоего мнения…

Десантник заржал.

— Ну и в какой момент я стал экспертом по Алеку? — подхихикивая проговорил он, и Кирилл улыбнулся тоже.

— Вы общались, насколько я помню.