– Потом будет покой.

– Но ведь он не может длиться вечно! – всплестнула руками Эленора. – Рано или поздно Черная Материя снова проголодается.

«Рано или поздно…»

Черная разверстая пасть, похожая на обрыв или бездну. Бесконечный голод, постоянный, неконтролируемый, способный утихать лишь изредка, но зато на долгие и долгие века. Однажды прожорливая богиня почувствует голод опять. Однажды на свете не останется никого, кроме Масок, и тогда им придется объявить ей войну… Или стать ужином.

– Я не застану этих времен, подружка. Не знаю, что происходит с душами после смерти, но мне уж точно будет все равно.

Девушка лениво потянулась, принялась разминать шею, которая слабо похрустывала, как у старой женщины. Элеонора казалась такой болезненной и слабой… Отчего же Кошмар чувствовал себя столь юным и беспомощным рядом с ней? Хрупкая, как тростинка, с руками, похожими на две спички, девушка излучала странную внутреннюю мощь, какой не было даже у Грозы.

Несколько секунд оба молчали, а затем Элеонора, бросив на своего пленника последний взгляд, просто вышла из комнаты, плавно закрыв за собою дверь. Она не спросила ни о планах Масок, ни о том, как именно им можно помешать. Странное чувство недосказанности повисло в воздухе, однако юноша был слишком разморенным и сонным, чтобы думать об этом.

«Треклятое зелье усыпляет мою бдительность. Я должен держаться молодцом, иначе…»

Его глаза сомкнулись, и мысли заменил абсолютный хаос.

Элеонора молча спускалась по ступеням, чувствуя себя так, словно только что совершила величайшую ошибку своей жизни. Разумеется, ей нужно было убить того подлеца – косвенно он все же был виноват в смерти Адриана. К тому же, являлся Маской, частью народа, которому всякий эльф или человек желал бы мучительной гибели.

«И все же…»

То, что Кошмар рассказал девушке, меняло все. Спустя долгие годы мучительных ожиданий она наконец поняла, отчего враг действует с такой жестокостью, не щадя ни детей, ни стариков, уничтожая святыни и расхищая гробницы. Ненависть к другим расам родилась в душах Масок лишь тогда, когда они осознали одну ужасную истину: прожорливая богиня не отстанет от них, пока не получит достаточно сытную порцию.

Маски не могли спокойно создавать семьи, не могли глядеть на своих детей с уверенной родительской радостью… Да и вообще, каково это – целовать того, кто вскоре умрет, повинуясь приказу Черной Материи?

Она сняла тяжелый ключ с цепочки и воткнула его в одну из множества замочных скважин, расположенных на каменной двери. Цепи запели, волшебное свечение наполнило подвальный полумрак, а затем дверь с громким скрипом отъехала в сторону, впуская девушку внутрь, туда, где находилась величайшая из святынь, вот уже более века считавшаяся утерянной.

Зачарованные факелы, наполненные праной, зажглись сами собой, и по каменным стенам заплясали причудливые тени. Пустая зала, неестественно большая и необъяснимо жуткая, была украшена декоративными канефорами, изображавшими Триединую во всех своих ипостасях, плоскими пилястрами, старинными вазами, а также триглифами – последние тянулись у самого потолка, слишком ненужные и неестественные в этой архитектурной мешанине излишеств. Метопы между ними были довольно широкими и крупными; они изображали создание мира, чертоги богини, а также очаровательные фрагменты ее общения со смертными существами.

У противоположной входу стены залы, раскинув свои каменные длани в жутком объятии, стояла громадная статуя Триединой, облаченная в роскошные ниспадающие одежды. Три ее лица – чистосердечная девочка, молодая женщина и умудренная опытом старуха – молчаливо таращились в пустоту с замершими на устах широченными улыбками. Элеонора поежилась, однако взяла себя в руки и сделала шаг навстречу каменной громаде. Потом еще один. И еще. Это был первый раз, когда она явилась сюда одна, без наставника, и ее сердце ударялось о грудную клетку с безумной силой.

Зала была чем-то сакральным, страшным, необъяснимым. Являясь истинным пристанищем для праведника, по таинственной причине она вовсе не успокаивала, а лишь сильнее задевала чувства девушки, заставляя ту ощущать беспричинную тревогу.

«Все будет хорошо, – сказала она себе, пытаясь казаться убедительной. – Триединая не может быть врагом. Она ведь на нашей стороне, помнишь? Она послала тебя сюда, чтобы спасти человечество от Масок».

Девушка остановилась у пустого алтаря, посмотрела на каменную миску, в которой по-прежнему лежал черный волос Адриана. Кажется, он приходил сюда совсем недавно, чтобы поговорить с богиней, но та не приняла его подношение, и бедняга ушел ни с чем. Часто ли ночной эльф являлся сюда, пытаясь связаться с умершими родственниками и друзьями? Часто ли кликал жену и маленькую дочь, умерших в хаосе и огне? Девушка поджала губы, но все же не поддалась минутному порыву. Она медленно вынула прядь из миски, отложила ее на алтарь и взяла с его темной поверхности старинные ржавые ножницы.

Раз! – и синяя прядка упала в миску с тихим шелестом. Несколько теней заколыхались за спиною девушки, тяжеленная дверь с громким стуком захлопнулась за спиною. Раздался странный щелчок. Она заперта здесь? Богиня пребывает в дурном расположении духа?

– О Триединая, – зашептала Элеонора, и голос ее дрожал. – Та, что, являясь единственной истинной матерью, породила и воспитала нас… Явись мне в этот тяжкий час, ответь, что…

Громкий шум. Сильный ветер. Каменная миска слетела с алтаря, черная прядь волос Адриана улетела куда-то в темноту. Пространство начало искажаться, тени рук Триединой, отделившись от статуи, заплясали по каменным стенам – а затем стало холодно и черно. Факелы погасли один за другим, и девушка осталась в абсолютной пустоте, огромной, одинокой и ужасающей. Чье-то дыхание раздалось неподалеку. Гулкое, страшное, нечеловеческое.

– Триединая? – тихо просила Элеонора, вскакивая на ноги и пятясь назад.

– Ну… Можно и так сказать.

Холодный ветер сбил ее с ног, у потолка возникла шаровая молния неестественного синего цвета и понеслась прямо на свою жертву. Перекатившись, Элеонора вскочила на ноги и направила прану к кончикам своих пальцев; энергия сорвалась с них, невидимая, но мощная, и, соприкоснувшись со странной молнией, разодрала ее на мелкие искорки. Темнота снова стала абсолютом.

– А ты неплоха, победительница, – сказал неприятный женский голос. – У тебя и впрямь хорошая реакция.

– Кто ты? Как ты здесь оказалась?

– Что, прикрываться именем вашей богини мне уже нельзя? Где я выдала себя, а, простая смертная?

– Не поясничай.

– А ты не указывай мне, заморыш. Я пришла сюда, чтобы проверить твою силу – а заодно и понять, достойной ли противнице проиграл мой бывший господин.

– Твой бывший господин?

– Формально, да. Я была его телохранительницей, пока мальчишка обучался самостоятельно стоять за себя. Потом мы вроде как стали друзьями, но, видит Черная Материя, длилось это удовольствие недолго.

– Ты пришла, чтобы спасти его из заточения?

Короткая тишина. Резкая вспышка золотой молнии и у потолка, ослепляющая и жуткая, затем – громкий раскат грома, заставивший Элеонору подпрыгнуть на месте.

– Нет, малолетняя ты идиотка. Я пришла его убить.

– Убить? Но почему?!

– А тебе-то какое дело?

Ветер ринулся прочь из залы, распахнул дверь, завихрился вокруг Элеоноры, мешая ей сдвинуться с места. Высокий женский силуэт – широкие плечи, сильные руки, мощные икры – окутанный грозовыми тучами, ринулся прочь, невесомый, словно страшный сон, ускользающий с рассветом. Элеонора мастерски владела собственной праной, однако даже представить не могла, что при желании ее можно преобразовывать в искаженные явления природы.

Она сконцентрировалась на своих стопах, прилипших к полу, заставила энергию прилить к ногам и побежала вперед так быстро, как только способен человек – ее пятки почти не касались пола. Темнота, молнии, атакующие со всех сторон, странные вспышки и оглушающий гром – все это слилось в единую какофонию, жуткую и отвратительную, однако девушка не сдавалась. Она должна была проникнуть в пыточную раньше, чем это сделает соперница.