Подумать только! Человечество раскроет тайну Марианской впадины, Бермудского треугольника, Гольфстрима и других аномальных участков на воде.
Однако вместо выгодного двум расам сотрудничества люди решили загубить этих уникальных существ. И это — глобальная катастрофа.
Ему стало искренне и ропотно жаль Маринетт. Он взглянул на неё в последний раз и решил, что не может позволить ей продолжать томиться в этом аквариуме до скончания времен.
В тот же вечер он написал провакационный пост в твиттере о том, что так продолжаться более не может, русалок пора освобождать из плена миллиардеров и скальпелей учёных. Они такие же как люди. Пора выпустить их на свободу. Это произвело поистине неизгладимое впечатление. Общественный резонанс.
Соцсети Адриана пользовались широкой известностью, поэтому ему достаточно было лишь заикнуться о своём мнении на этот счёт, чтобы вызвать волну массового одобрения и порицания одновременно. Словом, отдача была колоссальная.
Кто-то с сарказмом шутил, что у Агреста младшего самого в заложниках русалка; кто-то с подозрением задавался вопросом, какая муха гуманизма его укусила, что он решил сжалиться над этими существами; кто-то поднимал обе руки вверх за то, чтобы в мире и взаимной выгоде сотрудничать с русалками. Последние даже поговаривали о митинге перед Елисейским дворцом, доме национального собрания и другими правительственными зданиями.
Шестого января должно было случиться очередное полнолуние. Адриан с нетерпением ждал этого дня, чтобы показать девушке все прелести жизни человека и открыть ей глаза на новые удивительные вещи. Он с каким-то страстным предвкушением хотел вновь насладиться беседой с ней… ему любопытна она, её мнение.
К тому же, он заранее знал, что во вторых-третьих числах января Габриэль уезжает по делам в Австрию, Вену. Он не был осведомлён в подробности, но то, что отца не будет какое-то время и он распускает почти всю прислугу на праздники ему было достаточно.
Однако он недооценил отца и его власть над своими детьми.
Буквально перед отъездом старший Агрест навестил своего совершеннолетнего отпрыска, бесцеремонно распахнув дверь его комнаты. Адриан мысленно чертыхнулся. Обычно он закрывает дверь на замок и впускает только Феликса и этих парней, кормящих Маринетт. Папа всегда соблюдает нормы приличия. Ему следовало как минимум постучаться, прежде чем войти. Что послужило толчком для такого бестактного вторжения, пусть даже в комнату собственного сына?
Адриан резко вскочил с кровати и вежливым, утонченным, даже каким-то приторно-официальным тоном поздоровался с отцом.
Тот лишь холодно кивнул. В следующую секунду его низкий голос разрешил все вопросы и сомнения:
— Натали известила меня о твоей записи в твиттере. Кажется, у нас с тобой был договор, Адриан: я позволяю тебе пользоваться интернетом и соцсетями неограниченное количество времени с двумя условиями: это никак не отразится на твоей успеваемости, и ты не будешь даже отдалённо намекать на политические скандалы и распри, твоё отношение к ним, не станешь распространять ничего, что могло бы натолкнуть людей на определённые провокационные действия. Русалки и их будущее — это не твоё дело и тебя никак не касается.
Сын расправил плечи и выпрямился, как орёл, гордо воззрившись на отца. В полумраке комнаты свет, падающий исключительно на аквариум русалки, отразился в стёклышках стильных очков Габриэля — или то были отблески пламени его негодования? Ведь он так свято был уверен в том, что вырастил достойного приемника. А тут… такой детский выкидон. Это удар по самолюбию в качестве родителя.
— В любом случае я ни о чем не жалею.
Парень произнёс это, смотря через плечо отца, на Маринетт, прильнувшую лбом к аквариуму и забавно открывающую рот, словно рыба, выброшенная на берег. Кажется, она пыталась что-то сказать. Адриан не хочет, чтобы она больше пыталась что-то сказать. Он желает ей лучшего будущего; будущего с такими же, как она, на воле, в океане. И это лишь усилило его веру в собственные убеждения о том, что права русалок пора отстаивать. Если бы взгляд можно было бы матереолизовать, то взгляд Адриана, когда он вновь обратил свое внимание на отца, был бы отточеннее самого искусного меча.
— Да и что ты сделаешь, отец? Запретишь мне посещать лицей, тренировки по фехтованию и встречаться с друзьями? Приставишь охрану, которая будет следить за мной двадцать четыре часа в неделю? Отключишь доступ к интернету? Или все и сразу, а?
— Было бы неплохо, но нет. Во-первых, ты уже не ребёнок, Адриан. Во-вторых, наша семья всегда под прицелом камер, поэтому…
— Во многом благодаря тебе и твоей скандальной известности.
Недобрый смешок непроизвольно вырвался изо рта Адриана, и он резко отвернулся к окну, наблюдая за безмятежными голубями за окном. Даже у голубей, не разумных существ, есть свобода и выбор. А у Маринетт нет. И это — дьявольская несправедливость!
Краски сгущались, атмосфера в комнате тяжелела. А комната просторная. Только многолетний опыт позволили Габриэлю Агресту внешне остаться невозмутимым и лишь тихо истерически расхохотаться внутри при словах сына о скандальной известности.
Да, большие деньги просто так, извне и свыше не обрушиваются. Таланта недостаточно, чтобы иметь огромный трехэтажный коттедж с усиленной охраной, личный офис в Сан-Франциско и пару квартир в Европе. Необходимо быть… ловким и иметь хорошие связи.
У Габриэля были общественные скандалы, порою постыдные, абсурдные, но без этого никуда. И он готов был вытерпеть любые насмешки, даже от его преданной секретарши Натали, но от собственного сына…
Мужчина почесал трехдневную щетину. Где в воспитании сына он допустил ошибку, что тот считает приемлемым разговаривать с ним подобным образом?
—… Поэтому любая реакция с моей стороны повлечёт за собой последствия, — прошло всего пару секунд с ехидного замечания Адриана, но его отцу показалась, что так выглядит безмолвная вечность. Он свёл руки за спиной и, прочистив горло, как ни в чем не бывало продолжил: — Как бы я ни отреагировал, пресса выставит все в выгодном для себя свете. Бог знает, что они напридумывают.
Он не собирался поддаваться на жалкие провокации о его репутации. Пришёл он сюда для назначения соответствующего наказания провинившемуся отпрыску, так он и поступит.
— Поэтому ты уезжаешь в Австрию и сбегаешь от публичного ответа на мою маленькую шалость?
Габриэль не выдержал и мрачно загоготал, едва ли не сложившись пополам. Это смешно. Просто нелепо! Сбегает? Он? Габриэль Агрест? От ответа перед мальчишкой, которого он породил на этот свет? Черта с два. Не следует забывать, что Адриан все равно ребёнок, что бы ни красовалось у него в паспорте, ведёт он себя… Милостивый Создатель, только дети могут наивно полагать, что все в мире пляшут вокруг них.
Отойдя от мимолётного, но такого унизительного и неконтролируемого приступа смеха, дизайнер разозлился на себя, и на ухмыляющегося сына, и пророкотал:
— Я уезжаю по делам, — уже багровел от тупого гнева, стиснув челюсти с такой силой, что желваки на лице заиграли. — А тебя оставляю на попечение твоей невесты.
Адриан как-то странно улыбнулся, а глаза его выражали недоверие, и он почти что проблеял, будто барашек перед казнью:
— Ты не можешь. Я прилюдно порвал с ней на Рождество. Ни о какой помолвке речи быть и не может. О встрече тем более. Она не захочет меня видеть.
Адриан слепо смотрел вперёд себя, даже не на фигуру отца, а куда-то сквозь, бессильно сжимая и разжимая вспотевшие ладони.
— Вот и самое время извиниться и раскаяться в своей глупой ошибке. Она, похоже, действительно тебя любит. Право, не понимаю, что она нашла в таком оболтусе, как ты.
— Проклятье, — слово прошелестело, словно самый порочный грех, и Адриан рухнул на кровать — матрас прогнулся под тяжестью его массы. Могучие плечи расслабились и будто бы уменьшились. Ссориться с отцом было неприятно, но новость о приезде Хлои окончательно его добила.
