— Это жизнь, — она пожала плечами, и этот жест был почти равнодушным, почти сухим. — Ну, если это все, то я пойду досыпать.

Она уже собиралась уходить, но младший Агрест перехватил ее за руку. Она вперила в него не взор вовсе, а огромную молекулу удивления, мол, парень, ты чего творишь?

Поняв, что держит ее слишком принужденно, Фел разомкнул пальцы.

— Нет, Маринетт, ещё кое-что. — Крупные мурашки пробежались вдоль всего позвоночника. Он говорил на одном дыхании: — Я люблю тебя. Не как младший брат. Я ещё тогда, десять лет назад…

Видя, как тяжело ему даются эти слова, Мари приложила к его губам палец.

— И это я знаю тоже.

— Да ну, какая же ты, однако, всезнайка, — фыркнул Феликс, не приближаясь, но и не отдаляясь. Он словно бы чего-то напряженно выжидал, как пантера, которая готовится к прыжку.

— Ты научил меня быть такой. — Миловидная ямочка мелькнула у самых губ Мари, когда она искренне улыбнулась. — Пожинай плоды.

Феликс ждал момента — и это он. В конце концов, никому знать не дано, когда они смогут вот так болтать снова, так? Ну, была не была!

«Гори все огнем, гори!» — мысленно он взывал к своей решительности.

И она откликнулось на зов — одной рукой Феликс обхватил затылок Маринетт, а другой обвил ее талию. Он держал ее не слишком сильно и медлил несколько мгновений, как бы давая ей фору отстраниться и остановить его от свершения ошибки. Она ничего не предприняла. Парень прижался к ее губам в чувственном, нужном поцелуе, о котором бредил столько лет, и вот, наконец, это все происходит взаправду, наяву!

Ее губы оказались пухлыми, обветренными, ловкими — она потянулась на носочки и ответила ему с не меньшим пылом. Ах, знал бы он, как она отреагирует, попробовал бы сделать это раньше!

Ничто не вечно — поцелуй прекратился, их губы разомкнулись, но Фел все ещё не успокоил лавину, поднявшуюся внизу живота.

— А можно ли как-то стать… одним из вас?

Глупый вопрос, тупая надежда. И все же, она не умирает, ее проносят с собой до гробовой доски.

— Люди, — горько усмехнулась Маринетт. — Ну, нет. Чудеса чудесами, но это уже слишком. Ты рождаешься либо русалкой, либо человеком. Обходных путей не дано. А если они и есть, то мне о них неизвестно.

— Как скажешь, — он взял ее за руку, и подобно истинному джентльмену легко, почти невесомом поцеловал пальчики.

Мари улыбнулась. Феликс вскинул ресницы и угадал назначение этой улыбки — так улыбаются моментам, которые откладываются в памяти до конца дней.

Она будет помнить. И он обещает не забыть.

Через четыре месяца Маринетт не стало — угодила в капкан браконьеров, незаконно подкармливающих акул, чтобы спустить туда клетку с туристами, желающими нажить приключений на свою задницу.

Маринетт должна была миновать этот край. Две здоровенных акулы не дали ей и шанса ускользнуть. Океан опасен, но там ее дом.