И тут он резко повернул голову в её сторону — и хотя посмотрел на брата, а не на нее; хвостатая от чего-то вздрогнула и отпрянула от стекла, словно кто-то щёлкнул её по лбу.

— Бросай страдать фигнёй. Это бесполезно. Она тебя не понимает.

Из сказанного хозяином Маринетт поняла лишь значение слова «она», поскольку в первую очередь Феликс распечатал ей изображение нагой женщины и мужчины: долго, нудно, упорно повторял, чем отличаются те от других, тыкая на их генеталии.

Мари запомнила навсегда: она — это представительница женского пола, а он — мужского.

Поскольку кроме неё прекрасных особей больше нет, она смело предположила, что речь зашла о ней. С ума сойти! Адриан никогда с ней не разговоривал, не смотрел в её направлении и, вообще, жил так, словно она здесь и не присутствовала. И он что-то сказал про неё! Любопытно, что же?

К тому же, Феликс тут же вспыхнул, словно спичка, укушенная языком пламени, и с импульсом возразил:

— Неправда! Откуда ты можешь знать, что она не понимает?

— Это же очевидно, глупый. Русалки не разговаривают, а лишь подают сигналы, как дельфины. Как ты можешь научить речи рыбу?

Слова Адриана так и курились дымком иронии, который тут же впитывал в себя младший брат, точно губка, и уже практически трясся от бешенства. О, дьявол побери! Да провались все в Преисподнюю! Серьёзно?! Пока он каждый день, приходя со школы, даже не сделав уроки спешит к Маринетт, этот засранец смеет насмехаться над его ученицей?

Нет! Решительно: НЕТ! Эго задето, и Феликс такого отношения, такого несусветного хамства не простит. В бессильной злобе он поджал губы, с холодным вниманием проследил, как Адриан стянул через голову майку и бросил на кровать, и пока старший Агрест не принялся снимать штаны (Феликс бы смутился смотреть на него в таком случае!), мальчик положил на стол лазерную ручку и фонарик, и со скоростью кометы бросился на брата с кулаками.

— Маринетт не рыба! — сквозь ручей слез, хлынувших из глаз, почти что задыхаясь, истерил Феликс. Принялся лупить Адриана и все не унимался: — И мне кажется, что она все понимает получше некоторых. И ей неприятно. Ты её обижаешь и должен извиниться!

Адриан совсем не обиделся; напротив, он от души рассмеялся, и смех его был добродушный, заливистый, непременно располагающий к себе, что подействовал на младшего как лекарство: его пыл поугас, он тотчас успокоился и отстранился, лишь искоса глядел из-под густых, нахмуренных бровей.

Хозяин комнаты повернул лицо к Маринетт — и она обомлела, и дыхание у неё затрепетало под водой, кузнечики теснили грудь и прыгали высоко, стрекотали — взгляды их на миг сошлись в поединке, переплелись, и она с восторгом поймала себя на том, что он на неё наконец-то посмотрел. Нет. Не просто на неё. Прямо в её глаза.

Он поднял руки вверх в сдающемся жесте и, все ещё улыбаясь, но усиленно сдерживая улыбку, промолвил:

— Ладно-ладно, прости меня, Маринетт-рыба.

— Да блин! По телеку показывали, что у русалок есть голосовые связки. Для чего-то же они им нужны!

— Лучше бы пошёл в волейбол поиграл, вон твоя подружка уже несколько дней зовет тебя.

Адриан закатил глаза, проигнорировал попытки Фела отстоять свою точку зрения и был таков.

— Какая из? Джулия? — тут же оживился мальчонка: очи его озарились каким-то особенным блеском, который мог быть вызван только одним обстоятельством — влюблённостью и сексуальной заинтересованностью.

— Ага.

— Что же ты сразу не сказал?!

С Феликсом что-то случилось, его словно подменили: он весь в волнении сжимал и разжимал кулачки, и эмоции на его лице сменяли одну за другой, и все его тело напоминало одну огромную молекулу робкого, застенчивого, мальчишеского возбуждения, которая непременно взорвалась бы, выпуская наружу всю свою нервно-приятную энергию, если бы к нему в этот момент прикоснулась девочка.

— Чтобы ты спросил, юный ловелас.

Феликс со своим непомерно раздутым чувством собственного достоинства мог бы оскорбиться, если бы время не поджимало; поэтому он просто бросил брату в след, выбегая из комнаты и предвкушая встречу с весёлой подружкой:

— Бе-бе-бе, я дураков не слушаю!

Дверь захлопнулась с таким шумом, что будь слух Маринетт ещё более чутким, её барабанные перепонки несомненно бы лопнули. Фонарик и ручка остались лежать на столе. Как бы сообщая, что урок окончен. Феликс не вернётся. Как ни странно, он предпочёл общение с двуногой сверстницей урокам с ней, хвостатой особью, у которой непонятно, есть ли вообще интеллект.

Повеяло тоской и унынием. Словно единственный приятель, единственный союзник предал, и Мари смотрела на эти предметы на столе, тянулась к ним глазами и руками, но не могла достать. Между ней и миром людей прозрачная стена. Аквариум, будь он живым, сейчас злорадно загоготал бы.

Адриан снял спортивки, прихватил полотенце и сменную одежду, отправился в душ: но Маринетт уже ничего не видела, кроме своей тюрьмы — прозрачной, создающей обманчивое ощущение свободы.

В тот день Феликс действительно убежал играть с некой Джулией в волейбол. Но это не было бедой, ведь диалог со старшим братом, похоже, сдвинул какие-то спусковые механизмы в мальчике — может быть, это была задетая гордость, обида за русалку или желание доказать обратное, неизвестно — он принялся за обучение Маринетт пуще прежнего. С какой-то новой силой, необъятным пылом.

Стоит заметить, что эти уроки оказались полезными для них обоих: Феликс брал из личной библиотеки книжки, читал их вслух для русалки, а она внимательно слушала. Благодаря этому он стал больше читать, его кругозор расширился, а мозг работал, не тупел. Ведь чтение развивает мысль. Не врут, когда говорят, что мы — то, что мы читаем.

К тому же, мальчик приобрёл полезный навык — он читал выразительно, невероятно вживаясь в роль. Перестал бояться читать вслух, перед классом, на публике.

Приносил планшет, ставил его на стул, который пододвигал к аквариуму и прислонял его экраном к стеклу плотно-плотно, чтобы было лучше видно Маринетт — и включал фильмы всех времен и народов: и исторические драмы, и автобиографические фильмы, и кино для подростков, и даже сериалы для взрослых, с сексом и матами! И видео лекции по биологии, литературе, обществознанию. По всему, чему только было можно.

С того дня Адриан ни разу не поднимал вопроса о бесполезности обучения русалки, ведь он не был слеп и видел, что это положительно влияет на братишку. Ну, хочет обучать зверушку, ради бога. Хорошо хоть не играет в компьютерные игры двадцать четыре часа в сутки.

Маринетт к тому времени тошнило. От всего этого однообразия и скуки. Да, в океане приходилось перемещаться осторожно, прятаться от акул, противостоять им, стараться не попасть в их поле зрения и избегать некоторых зон, в которых их водилось особенно много, но это была жизнь. Жизнь, напоенная приключениями, адреналином, выживанием, необходимостью постоянно ставить пред собою испытания. А это что? Какую цель поставишь, находясь в таком безнадёжном положении? Не помереть от скуки?

Или от голода! Может, ей забастовать? Люди издеваются над ней — они подают ей пищу, как настоящей рыбе: молодые парни в какой-то непонятной форме берут лестницу, залезают и приоткрывают аквариум с опаской, будто Мари может на них напасть (а они ей к чёртовой матери не сдались!) и из баночки высыпают ей сушёную рыбу, моллюсков, икру и иногда — за редким исключением — живую, все ещё барахтающуюся рыбку.

Конечно, не сказать, что её трапеза была более богатой и насыщенной, когда она плавала в океане, но, побери вас всех морской дьявол!.. Есть отличие в еде, которую ты добыла сама, и кормом, которым тебя с короткой руки накормил хозяин.

К тому же, в полнолуние, чтобы свет луны не пал на неё, все те же люди приходят к ней, все с той же металлической лестницей и накрывают её аквариум огромным, плотным, темно-синим — под стать цвету её волос — чехлом.

И лунный свет обходит русалку стороной — не ласкает очертания её тела, груди, хвоста. Все погружается во тьму.