Последние слова мальчика заставили насторожиться. Маринетт обменялась с Адрианом недоуменным взглядом. Он пожал плечами. Похоже, тоже не знал, о чем идёт речь. Или прикидывался. Ну, как вариант.

— Феликс, успокойся. Кто что-то скрывал?

Маринетт била с порога и прямо в лоб; иначе не умела. Пока она не знала, что идти на рожон — это не всегда действенный вариант, но узнает. Обязательно.

Феликс поднял на Маринетт заплаканный взгляд лазурных глаз, и её сердце ёкнуло: она очертила рукой овал его лица, не без нежности про себя отмечая, что у человеческих детей лица более маленькие, да и сами они крохотные по сравнению с особями русалок.

Девушка прижала его к себе, но он уже не трясся от беззвучных рыданий. Восстанавливал дыхание и постепенно приходил в себя. Пелена слез спала окончательно, когда он заговорил — и детский, тоненький голосок звучал спокойно и сдержанно, словно не было недавнего эмоционального выгорания:

— Люди, которые приезжали и устанавливали аквариум, они говорили, что вам нельзя перевоплощаться в людей и вообще… — Он вскинул голову и удивил Маринетт лихорадочным блеском в радужках глаз. — Ты говоришь?

— Ты не первый меня об этом спрашиваешь.

Русалка усмехнулась и со значением покосилась на Адриана. Феликс проследил за ее взглядом, слез с уютных колен и неприлично ткнул в брата пальцем, удовлетворенно вереща:

— Классно! Я же говорил, что русалки умные, Адриан! Ха! А ты не верил. Ты ошибался. Признай, признай!

Маринетт захихикала. Наблюдать за ними… весело. Впервые за долгое время она действительно ощущает внутри себя эту теплоту, заполняющую каждый уголок души.

Старший Агрест выставил ладони перед собой, призывая к спокойствию и тоном, нарочито лишенным энтузиазма, пробормотал:

— Окей, признаюсь, я ошибался. Доволен?

— Как кот, — мурлыкнул Феликс и, подойдя к брату, боднул его в бок, имитируя ласкающегося кота. Он вытянул шею вперёд, и Адриан, несколько смущенный поведением мелкого, нерешительно почесал его за ушком.

Ситуация. До того нелепая, что тяжело представить, что было бы более уместным: кататься на полу со смеху, либо стоять как каменная статуя, либо присоединиться ко всеобщему безумию.

— Феликс, — осмелев, подала голос Маринетт. Смех расслабляет, снимая разгоряченность любого диалога, и она уже не ощущала того страха быть разоблаченной под рёбрами. — Ты же понимаешь, что никому кроме нас троих не следует знать о том, что я умею флиртовать на французском и перевоплощаться не только в полнолуние?

Когда тайна становится явью, последствия не всегда соответствуют нашим ожиданиям. Маринетт готовилась к худшему, но вопреки ожиданиям она получила понимание и поддержку. Это было неожиданно здорово.

— Конечно! — Мальчишка выпалил это в сердцах, не задумываясь, обиженный таким недоверием. Кажется, он откликнулся на этот жест с обидой. — Я же не крыса какая-нибудь, чтобы кричать об этом на каждом шагу. Пусть это будет нашим общим секретом.

— Да. Именно так.

У Маринетт слезы на глаза наворачивались от искренней и безоговорочной благодарности. Не описать словами её признательность. Вот так чувствовала себя девушка: точно преступник, приговоренный к смертной казни, ждала жестокой расправы и получила помилование — это известие выбило у нее почву из-под ног и вознесло на небеса.

Она из-под полуприкрытых век с трепетом наблюдала за шушукающими о чем-то Агрестами и на миг ей почудилось, что она в кругу семьи. А потом свела брови к переносице. Нет. Они люди, а люди — это враги. Ей не следует обольщаться их добрым отношением и позволить себе ослепнуть. Терять бдительность недопустимо.

***

Если бы Маринетт попросили охарактеризовать тот день одним словом, она бы, безусловно, выбрала слово — французский.

Благодаря Адриану и Феликсу она окунулась в быт среднестатистического подростка в Париже с головой: они вместе учили играть её в видео игры, баскетбол (она трижды забила в кольцо, хотя, кажется, Адриан ей подыгрывал), смотрели какой-то фильм про вампиров, расположившись на диване и хрумкая начос.

Жар с её тела спал. Однако после всего вышеперечисленного она чувствовала себя утомленной, как никогда. Её ноги изнывали от усталости, а по спине дождём лился пот. Она взмокла и футболка Адриана облепила её тело, словно вторая кожа.

В тот момент она заметила, что Феликс, спокойно смотревший на неё, резко отвернулся, пряча красное от неловкости лицо.

Русалка не смогла сдержать смешка. Какие же люди манеристые. Предсказуемые.

Маринетт не знала, каким образом хозяин уладил вопрос с теми людьми, что приходят покормить её, но замечала, что постепенно проникается к Адриану доверием. И это её настораживало. Не исключено, что он может предасть её.

На вопрос «зачем ему это?» у неё ответа не нашлось. Не похоже, что у семьи Агрест есть на неё какие-то особые планы; очевидно, что её приобрели в качестве дорогой домашней зверушке, которой можно похвастаться перед гостями.

И все же. Ощущение давления, какой-то необъятной плохой энергетики не покидало её с самого момента перевоплощения в людскую особь. Продолжая думать об этом, Мари предполагала, что, будь она человеком, то не обратила бы должного внимания на эту необоснованную тревогу, но… не следует забывать кто она. Кем рождена. Она — русалка, а русалки вынуждены доверять своему внутреннему предчувствию, так как их опасения часто оправданы.

В каком-то смысле само их существование… извращение природы. Может, их не должно быть, и все это катастрофичная ошибка или нелепые игры дьявола.

Уже неважно. Полно думать об этом; день подходит к своему логическому завершению. Адриан принёс лестницу — ту самую лестницу, на которую забирались работники, спуская ей в аквариум пищу сомнительного качества — и поманил девушку пальцем. Он помог ей забраться обратно в аквариум.

Странное, ранее неведомое чувство обволокло девушку, когда она вновь окунулась в прохладную воду своей темницы. Старший Агрест не спешил спускаться с лестницы. Казалось, он хотел посмотреть за её обратной трансформацией в урождённую, хвостатую форму. Русалку передернуло от… боги, да быть не может! Ужаса? Паники? Так точно.

Она всего лишь день провела в качестве обычного человека, и уже не хочет возвращаться в чешую. Просто… ощущать ноги, кости, мышцы шевелить пальцами… в этом есть определённый шарм. Даже какое-то изумительное, головокружительное очарование. За это людям можно даже простить хрупкость их тел! Просто чтобы ощущать собственные ноги каждую отведенную в этом мире минуту.

Наконец, время пришло. Своеобразная минута расплаты. Всего лишь минута. Зато какая минута. Девушка не вернула футболку Адриану, да и он не настаивал. Она не хотела снимать этот элемент одежды, он придавал ей храбрость, когда она думала о предстоящей пытке.

Как кусок ткани может придать уверенности — пусть даже то опьяняющая иллюзия уверенности? Видимо, как-то может, потому что когда кости Маринетт пронзила острая, всепоглощающая, ледяная боль, она отчаянно вцепилась пальцами в футболку. Если бы не ткань, то девушка понапрасну расцарапала бы себе кожу.

Она выгнулась дугой таким неестественным образом, что Адриан поначалу испугался, вздрогнул — и хоть бы чуть меньше он владел собой, несомненно свалился бы с лестницы. До того его шокировала гримаса боли на обычно милом лице Маринетт.

Он спустился с нескольких ступенек не помня себя. Силился не смотреть. Но на предпоследней не удержался — и так и застыл, словно припечатанный к месту. То, с каким остервенением русалка сжимала его футболку, терзала губы и её ноги срастались, покрывались темно-алой чешуей, заворожило его.

Это было страшно. Страшно представить хруст её костей в этот момент. Затем он помотал головой, снимая лёгкое наваждение. Нет, ему не понять такой жизни. Жизнь без ног, в океане — и главное: кто повержен этой участью?

Существа разумные. Чувствующие. Такие же, как и люди.

Впервые Адриан задумался о проблемах насущных. Например, правильно ли было так поступать с русалками? Они могли бы… помочь друг другу. Процветать в мире и гармонии. Океан для людей еще более загадочный и неизведанный, чем космос: русалки могли бы решить проблемы, сохранив жизни многим экстремалам-дайверам.