— То есть все, что мне остаётся — это грызть ногти и втихаря завидовать по-черному?

— Не совсем, но ты на правильном пути.

Братья рассмеялись. Адриан остановился посреди коридора и хлопнул себя ладошкой по лбу, словно его вдруг посетила гениальная мысль! Феликс притормозил тоже и с немым вопросом уставился на старшего.

— Я совсем забыл! Я же хотел у тебя спросить, — Адриан схватил младшего за предплечья и встряхнул, будто приободряя, — ты умный, образованный, надёжный, целеустремленный, верный, к тому же красивый, молодой, а теперь и стройный парень! Почему у тебя нет девушки? Или я чего-то не знаю?

Настроение между братьями резко переменилось, стоило последнему вопросу предгрозовым облачком повиснуть между ними. Молния заискрилась — Феликс смерил Адриана стеклянным взглядом и прохладно заметил:

— Ну надо же, сколько моих положительных качеств ты перечислил, о существовании некоторых я даже и не подозревал.

На Адриана обрушилась догадка. Он даже рот приоткрыл, сраженный ею наповал.

— Только не говори мне, что ты… о, кара небесная… — слова точно вставали поперек горла, говорить было тяжело так, будто кто-то обрезал голосовые связки, — ты до сих пор сохнешь по Маринетт?

Точно, Адриан. В самое яблочко. Прорезав мякоть.

— Не будем об этом, — твердым, но тихим голосом попросил Феликс. Адриан сжалился и более не поднимал эту тему, но его сердце ни раз пропускало удары, когда он думал об этом. Любить ту, с которой не можешь быть вместе, которая навека отдана океану. Говорят, любовь — это дар свыше? Да это больше похоже на проклятье…

Тяжело вдохнув, Адриан направился дальше по коридору. Видно, теперь очередь Феликса оплачивать той же монетой и бередить душевные раны.

— Адриан? — Старший вопросительно вскинул бровь, когда оклик Феликса заставил его замедлиться. Какая-то тревога гремела голосом Фела. — Вы с Оуэном вчера навещали отца?

Эта семейная традиция установилась, когда самому младшему Агресту было шесть лет. За день до праздника Оуэна они с папой навещали дедушку в больнице. Он по обычаю был молчалив, но его лицо всегда оживало и будто бы становилось молодее, когда он видел сына и внука. Будто ещё чуть-чуть — и он придет в здравый ум. Но этого не случалось.

— Нет, — спустя несколько секунд ответил Адриан, задумчиво почесав гладко выбритый висок, — и вряд ли больше будем.

— Ты один все решил?! А как же то, что Оуэн рад видеть дедушку, да и тот, несмотря на свое слабоумие, хоть улыбается, когда видит внука.

— Да, Феликс, один. Потому что я отец Оуэна. И у меня не было возможности посовещаться с его матерью на этот счёт. Но я думаю, что она бы одобрила мое решение. К тому же… неделю назад, когда я отчитывал его за очередную выходку, я так рассердился на то, что он смотрел куда-то в сторону, а затем, спокойно взглянув на меня, сказал, что дедушка ругать бы его не стал. Дедушка, черт побери. Твой дедушка не желал твоего рождения, более того, на пару с твоей мамой он хотел тебя прикончить — в сердцах сказал я. И чертовски пожалел. Оуэн прорыдал ночь, не общался со мной сутки. Потом, вечером, подошёл, подёргал за брюки и спросил с такой надеждой: «Папа, ты ведь пошутил про дедушку?» Я не мог и не хотел врать, поэтому подтвердил и… Проклятье, он потребовал потребностей, и я рассказал ему почти все, за исключением некоторых деталей. Он так серьезно выслушал меня и заключил, что больше не хочет навещать дедушку. И я понимаю. Никому не хочется добровольно видеться со своим несостоявшимся убийцей, даже если это родной дед.

— О, Господь, — младший свел брови к переносице. Сколько драматичных разговоров в этот день! И время, как назло, тянется медом, а говорят, что оно не резиновое… Ложь! Радости мимолётны; муки медленны. Закон подлости.

— Он не поможет, — весело подхватил Адриан, тоже уставший от этих серьезных разговоров. — И уж точно не наполнит желудок за тебя. Аликс запекла индейку. Просто пальчики оближешь. Ты должен попробовать.

Феликс решил подхватить его порыв и подыграть. Им не в первой делать вид, что ничего не случилось.

— Да, ты прав, я с удовольствием.

Когда братья вошли в светлую и просторную кухню, нос тотчас наполнился восхитительным ароматом свежезапеченного мяса индейки и специй. Как вовремя они пришли! Аликс только-только вынимала блюдо из духовки; вокруг нее клубился пар, но быстро рассеивался. Феликс поймал себя на том, что неосознанно покусывает нижнюю губу, представляя, как будет хрустеть во рту аппетитная корочка. Предательский аппетит!

За столом уже ждали гости, а он так и замер на месте, будто окаменел. Ему в голову ударила странная мысль! Ударила и не отпускала даже тогда, когда на стол уже подали, произнесли тосты имениннику и принялись кушать, попутно обсуждая какие-то незначительные вещи.

Он все думал об Аликс. Вернее, о том, как она выглядела. Она доставала индейку и ориентировалась на кухне так уверенно, словно проделывала все это не раз. В этом доме. На этой кухне.

Ее руки, облаченные в бирюзовые прихватки, фартук из того же набора — седьмое небо, этого не было в арсеналах Адриану! Да ну, быть не может. Не церемонясь, Фел, пользуясь тем, что сидит рядом с братом, придвинулся к нему непростительно близко и с жаром выпалил:

— Кем тебе приходится Аликс?

Адриан лукаво скосил глаза.

— А что?

— Отвечай! — бурным полушепотом потребовал Феликс, отчего-то возбужденный мыслью, что раскрыл чей-то личный секрет.

— Девушкой, — невозмутимо пояснил Адриан, не отрываясь от вкуснейшей индейки, — мы встречаемся почти месяц.

— Да ладно? Спустя столько лет? — младший поперхнулся шампанским, которым решил запить удивление. — Вы же терпеть друг друга не могли! Ну, в смысле, постоянные стычки и тому подобное…

— Я тебя понял, — хохотнул Адриан. Видимо, он слышал это уже. И не раз. — Ну, поживешь и не такое увидишь.

— Маринетт знает?

— Мы с Аликс сошлись недавно, а с Мари не виделись уже полгода. У меня не было возможности ей сказать.

— Оуэн.

— Аликс первая, кто держала его на руках. — Адриан говорил это с такой важностью и гордостью, что становилось понятно непросвещенному, что это значимо для него. — Она привязалась к нему. Они прекрасно ладят. Вместе играют в теннис.

— Могу поздравить тебя. Девять лет без отношений, и вот…

— Пожалуй. Когда ты отбываешь в Сан-Франциско?

— Через два дня, а чт…

— Великолепно. Встретишься с Маринетт. А то два года не лицезреть любимую — я тебе не завидую.

Феликс мрачно усмехнулся и закатил глаза.

***

Феликс нетерпеливо кусал губы. Адриан заламывал пальцы. Его ко всему прочему обуяло предвкушение — предвкушение их объяснения. Он не сомневался, что она поймет его и, более того, не будет злиться, ведь они видятся четыре раза в год — только представьте! — но все равно было горько.

Вроде все и очевидно, но когда ты произносишь это в слух — все меняется, и отношение к этому вопросу тоже.

— Ну когда уже? — взрываясь от нетерпения, совсем как маленький, хныкал Оуэн, кутаясь в осеннюю куртку, которую его заставил натянуть заботливый папаня. Они топчатся на безлюдной поляне уже полчаса в ожидании вертолета, но от него ни слуху, ни духа.

Наконец, долгожданная точка появляется в небе — сильные лопти разрезают воздух.

— Отойдите! — закрываясь ладонью, обтянутой стильной кожаной перчаткой, от пыли, поднимаемой ветром, Адриан как-то бессознательно загородил «детей» собой.

Вертолет шумно приземлился. Через несколько минут из него, покачиваясь и неловко смеясь, вывалилась Маринетт:

— Ох, держите меня, я совсем потеряла координацию!

Феликс и Адриан взяли ее под руки и помогли спуститься.

— Спасибо, мальчики!

Маринетт каждому поочередно подарила ослепительную, как летнее солнце, улыбку.

«А у нее игривое настроение, — с каким-то бессознательным облегчением заметил про себя Адриан, — прекрасно, скандалов не будет».

Затем он бросил обеспокоенный взгляд на Феликса. Да он же буквально светился изнутри. Прикоснешься — обожжешься, он же пылающее солнце. Он смотрел на Мари, не сводя с нее взгляда, пристально, восхищённо, с необъятной нежностью. Так ребенок играется с щенком. Так младенцы инстинктивно тянут крохотные ручки к материнскому лицу, не осознавая своего счастья, но невольно дорожа им.