***

Проказы начались ещё до того, как автомобиль дяди Феликса пристроился в гараже. Громкая танцевальная музыка, детский смех и… о боги, Феликс же просил не устраивать пир на весь мир! Кажется, Адриан слушал его вполуха или не слушал вообще — праздник проходит не в особняке, а на открытом воздухе. Пока дети резвятся в надувном замке, на гриле жарятся стейки, а посередине стола стоит роскошный торт с кремовой фигуркой именниника и цифрой десять.

Феликс вошёл на залитую солнцем поляну, прикрыл трепещущие веки и вдохнул чудесный аромат изысканных блюд, вслушался в детские голоса, и такая радость, лёгкая веселость обняла его душу, что если бы это был сон, то он предпочел бы не просыпаться.

На краю сознания мелькнула нехорошая мысль — он завидует, причем по-черному, ведь у него не было такого детства, никто бы не стал звать его товарищей и закатывать вечеринку в честь его дня рождения.

— Грандиозный торт, — только и смог выдохнуть Фел, открыв глаза и изумлённо рассматривая три вкуснейших слоя.

— Это ещё мягко сказано.

Сзади подошёл старший брат и шутливо боднул Феликса под ребра. Тот закатил глаза, а-ля угомонись, большой ребенок, а Адриан заливисто захохотал. Только сейчас Фел краем глаза заметил Аликс, все это время стоявшую за Адрианом.

— Не стесняйтесь в выражениях, мальчики. Это просто аху…

— Аликс, — строго окликнул хозяин особняка. — Здесь дети.

— Поняла. Мне очень жаль твои уши, Феликс. Все. Молчу.

Она рассмеялась, подняла руки вверх, как бы сдаваясь, и в таком же положении скрылась в доме. Феликс проводил ее спину недоуменным взглядом.

— Так вот оно что. День рождение сына для тебя ещё один повод выпить с друзьями.

Феликс с деланным порицанием покачал головой, будто это был удар ниже пояса и такого от старшего брата он не ожидал.

— Почему же сразу выпить? И ты имеешь что-то против, зануда?

— Я — самый очаровательный зануда из всех. И мне нужно откланяться, чтобы вручить подарок имениннику. — Феликс постучал по деревянной головке игрушечного Буратино и внимательно просканировал поляну, силясь отыскать нужного ребенка среди этого разношёрстного потока. Увидев Оуэна, который за руку с какой-то девочкой невинно прогуливался вокруг батута, Феликс победоносно объявил: — А вот и он.

Подхватив игрушку за шею, он завел ее себе за спину, что не было видно наверняка, и скалой вырос перед мальчиком.

— Морякам привет, — тот Агрест, что постарше, отсалютовал рукой. Он знал, что Оуэн мечтает стать моряком (мамины гены дают о себе знать!) поэтому всегда его так приветствовал.

— Феликс! — Оуэн выпустил руку девочки и бросился на шею дяди. Та неловко помялась на месте и деликатно отошла в сторону. — Я ждал тебя! Что ты мне принес?

Выпустив племянника из объятий, Фел положил ему руку на плечо и, заглянув в глаза, с наигранной серьезностью поправил:

— Дядя Феликс.

— Зануда! — как ни в чем не бывало хихикнул мальчик. — Ты старше меня всего лишь на одиннадцать лет.

Дядя театрально шмыгнул носом, вызывая сочувствие к своей персоне, и жалобным голоском изрёк:

— Ах, меня уже второй раз за день называют занудой. Что отец, что сын. Мое сердце не выдержит такого удара.

Оуэн ухмыльнулся, как змей искуситель и, смотря в небо, задал вопрос, растягивая гласные, будто жевачку:

— Так чтоооо жеее мнее принееес дя-ядя Феееликс?

Феликс любовался племянником. Он растет весёлым, живым и подвижным ребенком. Когда Феликс заезжает к брату в гости, то он не ощущает той гнетущей, даже в каком-то смысле тюремной атмосферы беспрекословного послушания одному лицу, как было у Габриэля. Напротив, у нынешнего поколения Агрестов тепло, как в микроволновке, и смешно, как на церковном представлении.

Как бы Феликс не упрекал Адриана в родительской «некомпетентности», он не мог не признать его старания. Оуэну не хватает мамы, но он счастлив, ведь чувствует себя нужным, любимым.

И всё-таки… наступая на грудь своим высоким ожиданиям и идеалам, пора сказать себе, что Адриан Агрест — хороший отец. Гораздо лучший, чем был Габриэль.

— А вот тебе ключик, — Феликс снял с шеи золотую цепочку с маленьким, изящным ключом и вложил его в раскрытую ладонь мальчика. — Как думаешь, что он открывает?

Оуэн, словно привороженный, рассматривал ключик, а потом без тени сомнения ответил:

— То, что у тебя за спиной.

И он нырнул за спину дяди прежде, чем тот успел похвалить его за сообразительность. Мальчик вставил ключ в отверстие на боку Буратино, завел его, и игрушка, с щелчком раскрыв рот, зашагала вперёд. Оуэн зааплодировал.

— Спасибо! Он именно такой, какого я и хотел!

Оуэн встал рядом с Буратино и замаршировал под стать ему.

— Луиза! — прокричал он той девочке, с которой недавно держался за ручки. — Смотри, как мы здорово шагаем.

Девочка лучезарно улыбнулась и, встав по другую сторону от Буратино, как и Феликс, принялась изображать его походку.

Феликс упёр руки в бока и беспомощно посмотрел на стол. Ну, не будет же он, в самом деле, есть с детьми. Голос старшего брата подоспел вовремя:

— И чего ты тут встал? Взрослые трапезничают дома. Но, если ты хочешь пообедать со своими сверстниками — только скажи, — и Адриан игриво подмигнул, рукой указав на длинный детский стол.

— Бе-бе-бе, — передразнил Феликс, прямо как в детстве. — Я с дураками не разговариваю!

Адриан мог бы ответить что-то ещё, но он лишь последовал за Фелом в дом, и края его губ время от времени подрагивали в ностальгической улыбке. Столько времени миновало с тех пор, как Феликс говорил это в последний раз. Первые два года после расставания с Маринетт он вообще замкнулся в себе, сделался хмур, как гонец, несший плохую весть с поля боя, и отдалился от Адриана, а ведь старший брат, наконец, проникся участием к жизни мелкого.

Не успело Феликсу стукнуть четырнадцать — он предложил Адриану поиграть в джойстик, и с тех пор их дружба только крепла.

А отец… Да он буквально обезумел. Его план по устранению собственного внука был с успехом провален, старший отпрыск объявил о беременности русалки на всеобщее обозрение, то злосчастное видео свободно гуляло по просторам интернета; для Габриэля невыносимо было день ото дня наблюдать нерадивого внука, слышать его крики.

События развивались стремительно. Поскольку Адриан ещё обучался и не мог посвятить всего себя заботе о сыне, то Габриэль — на удивление! — позаботился о том, чтобы к младенцу была представлена няня со стажем. Три года.

Три года Агрест старший подавлял приступы едва контролируемой агрессии, вновь взял на себя весь удар общественности, тактично и призрачно отвечал на вопросы журналистов о своем внуке. В итоге все свелось к тому, что в графе «мать» в свидетельстве о рождении Оуэна спустя три года поставили:

Маринетт.

Раса: русалка.

Когда злость полностью овладела рассудком главы семьи, Адриан понял, что так продолжаться не может. На собственно заработанные деньги (и прибыли от продажи аквариума, швейцарских часов и прочих дорогих вещей) он взял в аренду скромную двушку в центре Парижа, сделал ремонт, и переехал туда с сыном и его преклонного возраста няней — Трейси.

Вскоре за дебоширство, вождение автомобиля в состоянии алкогольного опьянения и поджог частной собственности, его хотели арестовать, но Адриан заступился за него (в знак благодарности о проявлении хоть малейшего неравнодушия ко внуку) и настоял на том, чтобы отца упекли в больницу для душевнобольных. Все лучше, чем тюрьма.

Через несколько дней после праздника в честь шестилетия Оуэна Трейси умерла. Прямо в их квартире. Когда Адриан был на работе.

Это стало финальной точкой в необходимости переехать. Адриан как раз недавно продал старый особняк Агрестов за кругленькую сумму и смог купить новый коттедж: менее большой и роскошный, без подвала и волшебным садом, о котором ранее заботилась Маринетт, но с довольно дружелюбными соседями и уютной беседкой.

Феликс жил с ними после того, как отца на весомых основаниях упекли в психушку, но едва ему стукнуло шестнадцать, он объявил, что все, дескать, спасибо за заботу, я переезжаю к друзьям.