— Я нашел его в аквариуме. — Брелок в форме Эйфелевой башни насмешливо звякнул. — Такая жалость. Я думал, мой подарок найдет применение. Интересно, как он оказался там?

Мужчина бросил брелок сыну. Тот поймал его и, согнувшись пополам, бездумно разглядывал вещицу. Краска местами облупилась. Он уже не выглядел таким новеньким и пригодным, как раньше. И, черт…

Адриан мысленно хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Это же тот самый брелок, который без дела валялся на дне кармана в серых трико. Тех самых трико, которые он отжимал после умопомрачительного слияния с Маринетт. Их он потрудился вытащить из аквариума, а про брелок даже и не вспомнил.

Маринетт незаметно дернулась на стуле при упоминании аквариума. Стиснула зубы. Собрав хотя бы внешние остатки уравновешенности, просканировала глазами мсье Агреста. О Боги! К чему все это?

И как она не заметила? Он с самого начала явился на обед с воинственным настроем и желанием потешиться над ними, спровоцировать их на что-то. Какой бред! Маринетт овладел бес: ее приводило в яростное исступление мысль, что он пытался манипулировать ими, их реакцией, их эмоциями. Этого она вынести не могла.

Девушка демонстративно громко положила — если не сказать с остервенением бросила! — столовые приборы на тарелку, а сама встала из-за стола быстро, как фурия. Наградив Габриэля самым предупреждающим взглядом из своего эталона, она проскрежетала:

— Мы зачали вашего будущего внука там, мсье Агрест. И я думаю, вы уже догадались, что к чему.

Мужчина не отвечал, молча и с удовольствием наблюдая за разворачивающимся зрелищем. Адриан удручённо вдохнул, будто бы он здесь самый несчастный мученик Преисподней, и поспешил вслед за Маринетт.

Когда пара уже поднималась по лестнице, Агрест кинул им вслед с сумасшедшим хохотом:

— Трахаться в воде не очень гигиенично! Даже для рыбы.

С тех пор Маринетт, опасаясь неадекватного поведения отца Адриана, не ходила обедать в столовую.

И правда, мсье Агрест все чаще удивлял обитателей дома и слуг странным поведением: бывает, пойдет по длинному коридору в свой кабинет, и так громко и надолго рассмеется без всякой на то причины, что хоть стой, хоть падай. Потом — внезапно! — замолкает. Лицо его — как прежде. Адриан действительно побаивался, что в один из таких неловких случаев его отец задохнётся. Кажется, один из философов так умер — задыхаясь от смеха над собственной шуткой. Страшно вообразить, что такое может случиться и с Габриэлем.

Феликс тоже наотрез отказался кушать в компании отца. Адриану на душе теплее делалось, когда он видел, как мальчик, превозмогая свое странное, невесть знает откуда взявшееся смущение в общение с Маринетт, постепенно привыкал к ней снова.

С приходом весны эти двое часто выходили в сад, обожаемый русалкой, и резвились, играя в прятки, догонялки и настольные игры. Иногда импровизировали пикник: приносили покрывало, сэндвичи в корзинах и смотрели какой-нибудь фильм на ноутбуке Феликса.

Однажды мальчик решил подшутить над Мари и включил ей ужастик — лучше бы этого не делал! Она до того испугалась скримера в виде сморщенного, изуродованного лица темноволосой женщины, что наотрез отказывалась подходить к гаджетам целую неделю, даже когда Феликс пообещал впредь так не делать.

Вот смеху-то было!

Адриан подозревал, что раньше братец воспринимал Маринетт в качестве русалки как себе равную, но сейчас она сделалась для него, пожалуй, слишком взрослой, как Адриан, поэтому он решил, что игры с ней, как прежде — не лучший вариант.

Но все шло как нельзя лучше, поэтому Адриан был доволен. Осталось дождаться только появление на свет малыша — и они заживут ещё лучше!

Иной раз в сердце закрадывалась дурное предчувствие, но Адриан отмахивался от него, вытеснял его прочь из головы и гнал за шиворот. В конце концов, они заслужили спокойствия более длительного, чем месяц, не так ли?

Адриану было хорошо, как рыбе в воде, и он бы век не ушел из этого гаража, не покинул бы этого места. Но долг зовёт.

Поэтому он, потягиваясь, вышел из гаража. В лицо ударила весенняя свежесть — ах, как хорошо, что март выдался теплым! Уже вечереет, но солнце пока не село, а лишь лениво расправив бока, опускалось к горизонту; небо тронули розово-оранжевые разводы, словно неопытный художник неразборчиво размазал краски по полотну, но — ах и ох, боже мой! — какой контраст; облака неспешно прогуливались по причудливому небосводу; из-за декоративных кустов слышался заливистый смех.

Адриан напряг чуткий слух. Двое проказ! Они же обещали ему сидеть дома — вечером обдает прохладой!

Пригнувшись к земле, точно шпион, Адриан тихо подкрался к кустам, раздвинул их в сторону, образуя небольшую щёлочку, через которую мог тайно наблюдать за Маринетт. Она его не видела, поскольку стояла чуть поодаль и, казалось, была слишком увлечена своим занятием.

Ее занятие — поглаживание стеблей цветов. Она любила растения. Поливала их иногда, срисовывала в скетчбук, который ей подарил Адриан, вела свои наблюдения и часами проводила в теплице.

Маринетт поднесла розу к лицу — и парню показалось, как будто отблески ярких лепестков упали ей на щеки.

В свою очередь, как она цветами, так и он был увлечен ею. Глядел, словно привороженный. Но магия здесь не требуется. Маринетт сама по себе волшебна. И сейчас, в этот драгоценный миг, она земная как никогда. Даже не верится, даже не хочется верить, что она дочь моря. Ведь ее родословная выстраивает огромную стену между ними.

Как бы упорно они не тянулись друг к другу — они из разных миров. Их связь хрупка.

Что-то кольнуло под ребрами. Есть моменты, которые откладываются в памяти, и мы заведомо знаем об этом. Чувствуем нутром. В сердце Адриана воткнулась игла печали. Он будет помнить этот миг. Он врежется в его памяти — ему известно это заранее.

Он настолько погрузился в свои мысли, что не заметил шелест травы и потому вскрикнул, когда Феликс, подоспевший сзади, боднул его в бок:

— Эй, Адриан! — Мальчонка ревностно взвыл, как скулящая, но все ещё злобная собака: ему отчего-то очень не понравилось, что Адриан наблюдал за Маринетт исподтишка, будто замышлял неладное. — Чего это ты спрятался? Подсматривать нехорошо!

Старший брат был застигнут врасплох и, неловко смеясь и уворачиваясь от рьяных выпадов Феликса, вышел из своего укрытия. Маринетт скосила глаза — и ее зрачки на миг показались Адриану вертикальными, словно у кошки. Она скептически выгнула бровь. Как учительница старших классов наблюдают за детскими шалостями взрослых учеников, так и она сдерживалась от насмешки, но до последнего продолжала сохранять ироничное и несколько менторное выражение лица.

Наконец, маска спала, когда все трое замерли в тишине и Фел, воспользовавшись этой заминкой, подпрыгнул и ка-ак дёрнул братца за уши, того аж перекосило. Сад взорвался взрывом хохота.

Вот дают!

Братья ещё бы долго сновали по полянке туда-сюда, если бы не та самая вечерняя прохлада, накрывающая ребят, словно шелковый платок, по которому рассыпаны звёзды. И правда — сквозь очаровательное небо смутно проглядывает загадочный силуэт луны.

По оголенным рукам Мари поползли первые мурашки. Она поёжилась — цепкий взгляд Агреста ухватился за эту деталь и, по-хозяйски уперев руки в бока, он потребовал пройти всех в дом.

Его спутникам пришлось повиноваться. В конце концов, он здесь главный.

— Бука, — буркнул Феликс, разуваясь.

— Предатель, — парировал Адриан, припоминая, как младший разоблачил его укрытие.

— Дети, — с демонстративной усталостью закатила глаза Маринетт, и никто не стал возражать. Напротив, оба Агреста кивнули с таким видом, будто официально подписываются под этим словом и, видит бог, гордятся этим.

— Маринетт! — приведя себя в надлежащий вид, мальчик схватил девушку за руку и потянул за собой. — Идём, ещё поиграем!

— Ладно-ладно, — сдалась она, позволяя вести себя. — А ты дз сделал?

Неделю назад Адриан напомнил русалке, что Феликс — мальчик, который учится в школе. Во всяком случае, ему нужно больше времени уделять учебе, чем дурачествам. Всё-таки каникулы закончились и пора за работу.