— Знаешь… Хлоя была права. Ты такой интересный. — Она сделала над собой усилие и высвободилась из цепкой хватки Адриана. — Ты не хотел этого митинга? Хоть я и не очень понимаю вашу культуру, потому что я даже не человек, но даже мне, хвостатой, Адриан, ясно, что то, что ты делаешь — это обманываешь себя и сбрасываешь ответственность… а на кого? На всех, кто не подвернётся тебе на пути? Что за вздор?! Ты хотел воззвать к совести людей? Пожалуйста, вот результат твоих действий! Теперь ты жалеешь?

Маринетт говорила с болью — болью, звенящей в каждом ее слове, и Адриан смотрел на нее с изумлением: кажется, в каждом ее движении застыла ее душа. Ее слова — это неконтролируемый поток эмоций. Негодование, недоумение, злость, разочарование и обида. Боже, столько обиды!

Адриан закусил губу и сам едва ли не расплакался, но внешне остался невозмутим. Мари тихо отошла к окну и, прислонившись лицом к стеклу, слепо смотрела на сад, машины и небо.

Парень сконфузился. Кажется, омерзительные мурашки пронзили его тело, будто тысяча клинков. Маринетт права. Всю свою сознательную жизнь, сколько он себя помнит, даже когда горячо любимая мать была жива, Адриан так сильно проклинал и ненавидел отца за его равнодушие, упрямство, но больше всего за эту глупую, ненормальную, больше походящую на одержимость, заботу. Габриэль не выпускал старшего отпрыска без сопровождения как бы тот не умолял.

Лишь в шестнадцать лет он общими с Эмили усилиями смог выпросить у отца эту небольшую независимость — самостоятельное посещение лицея и соревнований по баскетболу.

Это чрезмерное опекунство отца — это не забота, это нездоровый эгоизм и навязчивое желание держать все и всех под контролем. И это — бесило и бесит сейчас.

И вот, что говорит Адриан? «Мир за границами дома опасен для тебя». Габриэль Агрест говорил то же самое, когда Адри возмущался по поводу того, что ему надоело сидеть дома взаперти. Отец не изменяет своим привычкам, его ответы содержали такой смысл, постоянно!

Тысяча чертей! Адриан прямо-таки становится копией своего отца в миниатюре. С изумрудными, вместо голубых, но такими же ледяными глазами.

Стать тем, кого презираешь, уважаешь и боишься? Нет!.. эта мысль горой давит на плечи и прижимает к полу. До невозможия тошно. Адриан не хочет становиться похожим на этого человека. Но то, как он не желает признавать свою неправоту, вину, ошибку, пытается запереть Маринетт дома — это именно то, как поступил бы Габриэль на его месте.

И хотя кровь в младых венах агрестовская, Адриан не отец, он другой. Он и поступит иначе. Спасибо русалке: ее слова пролили свет на эту ситуацию.

Собравшись с духом, он ударил себя по коленям, как бы приказывая телу подняться, преодолеть свое потомственное упрямство. Парень подошёл к русалке сзади, обнял ее за плечи. Она дрогнула, словно ее ущипнули, но не отстранилась.

Адриан проложил цепочку трепетных, почти что младенческих поцелуев на ее шеи и прошептал, словно молитву:

— Ладно. Ты права.

— Права? — Маринетт заметно приободрилась: ее лицо вытянулось, как обычно бывает, когда человек пытается напустить величественный и равнодушный вид на свой лик. Но очи не врут, а ее вновь вспыхнули и, похоже, с ещё большей горячностью. — В чем?

Адриан в свою очередь был абсолютно серьезен. Он сознавал свою ошибку и то, что если не поспешит ее исправить (или хотя бы загладить) как можно скорее, то это может вылиться в неблагоприятные последствия.

— В том, что я отказываюсь брать ответственность за свои слова. Я действительно не знал, чего добивался, но… так подсказывала интуиция и эмоции. Мне было обидно за тебя, за ваш род. Однако у меня есть своя голова на плечах, и ничто не мешало мне подумать о возможных последствиях. Реакция общества… весьма неоднозначна.

Русалка хмыкнула. Если честно, то она гордится Адрианом, но ни за что ему об этом не скажет.

— Лестно, что кого-то столь влиятельного волнует наша судьба… — она бы могла продолжить развивать тему власти и демократии, но мобильник Агреста в очередной раз пиликнул. — О телефоне. Если бы тебе было плевать на этот митинг, то ты бы отключил его или вынул сим-карту. Но ты этого не сделал. Значит, ты только ждал чего-то. Вот получил бы сообщение, что там завязалась драка, например, — и непременно помчался бы туда галопом!

Ее возмущённо оттопыренные губки позабавили парня, когда она повернулась к нему, вся такая колючая и разъярённая, ну точно кошка, промокшая до ниточки.

— Да, — он разомкнул руки и сделал шаг назад. Затем — ещё. И ещё один. Маринетт недоуменно выгнула бровь, а он злорадно усмехнулся. О, она сногсшибательна. Ему просто доставляет какое-то извращённое удовольствие смотреть на то, как эмоции на ее лице сменяют друг друга, точно мелькающие лица знатных барышень и джентльменов, танцующих мазурку. Не уследишь. — Что-то в этом есть. Что ж, едем?

Последний вопрос был риторическим, но Маринетт насторожилась и спросила так напористо, словно нападает на хозяина комнаты:

— Едем? Значит, я тоже?

— Волосы длинные, их нужно собрать в какую-нибудь прическу, — как бы между прочим рассуждал Адриан с видом эксперта. — Кажется, я знаю, кто может помочь.

— Правда, едем? — продолжала допытываться Мари, не замечая его доброй насмешки. — В чем подвох?

— Если будешь продолжать так стоять, разинув рот, точно нет.

Маринетт вскинула подбородок, принимая вызов.

— Посмотрим. Копуша.

И она пролетела мимо него, словно вихрь. Кажется, даже край его хлопковой футболки приподнялся от воздушного хвоста, следующего за Маринетт, точно комета. Он протянул руку, чтобы перехватить ее, но упустил — девушка уже была у двери.

— Хэй! — глаза едва ли не выкатывались из глазниц камушками. Что она задумала? — Не хочешь подсказать, куда направляешься, дорогуша?

Русалка с воодушевлением развела руками в стороны.

— Не знаю, — в ее голосе, чертах лица и располагающей к себе улыбке Адриан впервые — за все время их знакомства! — разглядел наивную, детскую доброжелательность и непосредственность. Боже, так неопытна она в этой жизни… да, несомненно умна, мудра, эмпантильна и интересна, но он не мог за все это время по достоинству оценить ребяческого задора и любознательности характера: так впечаталась в его мозг эта ее причудливая взрослость! — К Хлое, наверное. У нее же есть женская одежда. Вы, люди, так любите принаряжаться. Все так делают, и я хочу!

Какая наглость! Она высунула язык и выбежала из комнаты.

«Стой! — его рассудок протестовал и созывал атомы тела на революцию, но душа ликовала и смеялась. — Ты же не знаешь, где комната Хлои! А если набредешь на ошарашенную прислугу? Что тогда?»

Желание огородить ее от всего мира отскакивало от стеночек сердца, словно неугомонный попрыгунчик. А потом, выйдя вслед за девушкой в коридор, он все взвесил и подумал, что он не будет как отец. Он даст Маринетт свободу. И таким же, как ей тоже. Он, право, не знает как именно, но обязательно что-нибудь придумает. Ведь стопроцентно безвыходных ситуаций нет?..

***

— Тебе бы в парикмахерскую, — с видом профессионального визажиста дала свою оценку волосам Маринетт Хлоя, распутывая длинные, спутанные, волнистые локоны с изумительным синим отливом. Блонди аккуратно расчесывала отдельные пряди русалки, но та все равно морщилась от боли. Ощущения не из приятных. — Они, конечно, обалденные, но привлекут много, как я полагаю, ненужного внимания.

— Понимаю. Но ты же можешь с этим что-нибудь сделать?

— Конечно. Не зря же я Хлоя Буржуа, законодательница мод, — не без гордости хихикнула девушка, заплетая Мари какую-то замысловатую косу и обматывая ее над головой, точно корону. — Вот и готово. Зацени-ка.

Хлоя резко крутанула кресло на колёсиках в сторону зеркала — и Маринетт ахнула. Она встала с насиженного места и, щурясь с неверием, прикоснулась к своему отражению. По ту сторону на нее смотрел совершенно другой, обновленный человек. Да, это ее черты лица. Но эта прическа, стильный брючный костюм и лёгкий теплый макияж, на котором настояла дочь мэра, сделал русалку гораздо более похожую на современную двуногую особь.