Она начинала злиться, а Адриан с ужасом словил себя на том, что им постепенно овладевает это гадкое, стадное чувство, когда ты на стороне большинства и вы всей гурьбой издеваетесь над одним. В данном случае — над Хлоей. И, дьявол, Адриану стало так стыдно, что кончики ушей, ей-богу, обожгло раскаленным ножиком стыда. Пора завязывать с этой клоунадой.

— В общем, — силясь удержаться в хотя бы внешнем спокойствии, Адриан расслабил плечи, — девушки, на свой страх и риск оставляю вас наедине. Маринетт?

Он выделил имя русалки с нажимом, и она вздрогнула, словно ее рывком выдернули из одного мира и перекинули в другой.

— А? Хм, мне все равно.

— Я могу быть…

— Спокоен? — в нетерпении слова Хлои вылетали изо рта, как струя воды из крана. — Абсолютно.

— Хорошо. Если что, я наверху, — он сказал это, глядя на русалку, так что не мудрено, за кого он беспокоился.

С тех пор, как Адриан скрылся на верхнем этаже, прошло около минуты, но никто так и не прервал священной тишины. Улыбка не сходила с губ Хлои, а играющий свет от свечи придавал ей вид сказочной злодейки.

— Я вижу, ты хочешь спать, поэтому не волнуйся, сильно я грузить тебя не стану, — с обманчивым участием заметила она, сделав шаг в сторону Мари. — Я не стану расспрашивать тебя про это.

Блондинка со значением покосилась на ноги Маринетт и, кажется, (быть может, послышалось?) с небрежным высокомерием хмыкнула.

— Я замечу, правда, что сильно напугалась. Так много вопросов и так мало ответов обрушилось на меня в одну секу…

— Ближе к сути, — жёстко потребовала русалка.

— Ах, прости, — нервный смешок, накручивание пряди волос на палец, — надеюсь, для тебя не слишком много воды? Не утони в моей речи. Впрочем, с твоим мощным хвостом не пойдешь на дно и в «Войне и мире». Короче. Я была свидетелем того, что между вами происходит, и меня это не устраивает. Скажешь, что любишь его? Не верю. Скажет он? Не поверю тоже. Да вы же буквально из разных миров, вы…

— Проповедь закончила?

— Я не проповедь читаю. Я не хочу, чтобы мимолетная интрижка Адриана с… — она надменным взором облепила Маринетт, буквально-таки змейкой обвила ноги, руки, шею, — а, в общем-то, с кем? С русалкой? — обернулась крахом и осыпалась в будущем на его голову, как на Есенина алкоголь.

— Раз уж ты привела пример с алкоголем, то ты, должно быть, понимаешь, что выбор алкоголя, как и выбор любой в принципе, зависит только от человека. Ты можешь осуждать, не понимать, не верить. Это не изменит ничего, потому что я и Адриан, и наши отношения, и наши чувства — это не твой выбор, Хлоя. Говори, оправдывай свое чувство собственничества заботой об Адриане — это отныне не твое дело.

Маринетт безбожно ошибалась. Если раньше она сравнивала Хлою с лисой, и даже в выражение ее лица и прищуре голубых глаз угадывалась эта особенная, характерная хитринка, то сейчас — это змея, нападающая в самый неожиданный момент, прыскающая ядом и кажущаяся безобидной, пока не распахнет огромной пасти.

Русалка на негнущихся ногах поспешила наверх, к Адриану. Ни на миг больше с Хлоей оставаться не хотелось. Честно говоря, вторая не рассчитывала на такой рьяный отпор, но так было даже интереснее. Интереснее… Она села на стул и в задумчивости постучала пальцами по столу. Вместе с уже слабым огоньком свечи что-то вспыхивало в ее глазах. И, кажется, в этот момент можно разглядеть ее душу. Ужаснулся, обрадовался или опечалился бы человек, который увидел это? — Бог весь!

— Не изменит, говоришь? Что же, посмотрим.

***

Адриана разбудила вибрация будильника. Звук выключил, чтобы дать возможность русалке всласть отоспаться. Вечером она пришла к нему мрачнее воронова крыла — она не пыталась прикинуться, что все хорошо, и если честно, то ему это нравилось.

Нет ничего хуже, чем выжимать из себя улыбку. Особенно при близких людях. Что же это за ближние такие, что понять не смогут?

Да и он не требовал объяснений. Ни к чему это сейчас. Очевидно, что Буржуйка наговорила каких-нибудь гадостей, это вполне в ее характере. Она не изменяет себе. Частично за это Адриан ее и любил когда-то… он-то, мятежный, жаждал бури эмоций, страданий и боли. Надеялся, что в негативном опыте сможет избавиться от ложных ценностей и обрести новые.

Наивный. Чтобы очистить подсознание от выстроенных столетиями стереотипов необходимо пройти через Ад. Хотя… если он и не прошел через семь забвенных порочных кругов, то был близок к ним, ведь он провел много времени с Хлоей — такой подлой, тщеславной и очаровательной в своих грехах.

Хотя… грехи ли это? Так, юношеские шалости испорченного вседозволенностью ребенка. Он не лучше. Некоторые нерешённые детские комплексы и загоны люди зачастую переносят во взрослую жизнь, а там уже деятельность, самостоятельность и никакой работы над собой. Поздно будет.

Психические травмы закрепятся в сознании, и вывести их будет далеко не просто. На то и дана молодость — на совершение ошибок и извлечение из них уроков.

Хлоя — это не ещё одна ошибка Адриана. Напротив, она стала ключом к сундуку многих вопросов, терзавших Адриана. Она — это его прошлое. А прошлым хоть и не стоит жить, но и забывать тоже не следует.

Поэтому он не злился на нее. Да и есть ли в злости смысл? Чаще всего — нет. Хотя именно она порой побуждает к действию. Впрочем, Агрест не злился и ему это было чуждо: голова тяжела от переживаний, поэтому он просто ставит будильник на семь утра и вырубается. Маринетт сопит где-то под боком, и он слышит ее мирное дыхание перед тем, как сознание затягивает дымка сладкого, долгожданного сна.

Прелестно. Проснулся, а первые лучи солнца вместе с ним. Тело ломило от усталости, поэтому он, поглядев в окно, покинул комнату, тихо затворив за собой дверь. И остановился.

Камеры видеонаблюдения. Эта проблема требует неотложенного разрешения.

Но сначала — кофе. Бегло, второпях, словно путник в Сахаре, перед которым задребезжал мираж источника — он рванул на кухню и приготовил капучино. Потом убрал за собой свечи, от которых осталась лишь масса растопленного воска, многочисленные блюда и парадную скатерть. Загрузил посуду в посудомойку и, играясь с выпуклыми рисунками на кружке, обдумывал, как быть дальше.

Насколько ему известно, горничные приходят в выходные в девять, поэтому он вполне успел убрать за собой до их прихода.

Отец узнает о том, что Адриан позволял русалке превращаться, мало того, всячески содействовал этому, а ко всему прочему устроил для нее ужин, позволил себе смеяться, грустить и быть открытым! И самое страшное: у хвостатых есть интеллект, они быстро осваивают информацию — в разы быстрее людей! — и у них есть предрасположенность к человеческой речи.

Ох, нет. Стоит тени этой мысли кинуться на рассудок — ум приходит в смятение, а тело прожигает озноб.

Адриан не позволит этому произойти. Жизнь положит, но освободит Маринетт и ее сородичей из людского плена! Парень резко поставил кружку на стол. Так, что остатки кофе расплескались по стеночкам. Адриан. Освободит. Русалок? Как?

Он же не всерьез это? У него нет сил, возможностей, власти… К черту отговорки!.. нет власти? забавно, разве это насущная проблема! Нет власти — он ее получит.

Прошлое в прошлом, но сейчас Адриан нуждается в том мятежном старшем наследнике семьи Агрест, который в четырнадцать лет угнал папину машину под заливистый смех маман, когда она узнала об этой шалости, сжёг сковородку, когда Нино взял его на слабо, что он не сможет научиться готовить, и не боялся перечить сверстникам, учителям и родителям во всем.

Сейчас нынешнему Адриану не хватает той самоуверенности — быть может чрезмерной, но полезной — но он хочет вернуть ее.

Повинуемый каким-то странным порывом, умноженным ностальгией, он решительно направился в кабинет к Натали.

Напряжен ли он? Ни капельки. Взволнован и решителен, но эта не та бойкая решительность разгоряченного, пылкого, страстного ума мальчишки, не наученного жизнью; это решительность взвешенная, обдуманная и сознательная.