Заснул под утро. Герант не объявился.

========== Ад и Рай ==========

«Знал ли кто-нибудь, что носил в своём сердце этот несносный, часто невежливый, раздражительный, честный до зубовного скрежета человек? Сомневаюсь».

Кассия «Мысли в шкатулке»

«Вельскуд был хорошим и надёжным товарищем, но совершенно несносным человеком».

Из книги: «Земля Богини — край её снов» Автор: Лианна, эльфийский стратег.

Утро пришло с солнцем. Солнечный свет слепил и настырно лез в глаза. Всё тело затекло от неудобной позы, в которой накануне Вельскуда сморил сон. Сквозь неприятную мутную дрёму, сопровождавшую тяжёлое пробуждение, пробился громкий настойчивый стук. Казалось, если он тотчас же не прекратится, то вынесет мозг. В висках ломило. Чертыхнувшись, Вельскуд разлепил веки, глянул вокруг — стук не прекращался, напротив, настойчивый посетитель громогласно пригрозил вынести дверь, если ему тут же не откроют.

Услышав голос, который звал его по имени, Вельскуд сорвался с кресла; едва не налетев на дверной наличник, подбежал и рывком распахнул дверь.

— Откуда ты взялся? — голос Вельскуда хрипел и не желал слушаться.

— Доброе утро! — жизнерадостно ответил Герант.

Вопрос не в тему совсем его не задел, а может быть, просто не был услышан. Вытянув шею, Герант с любопытством окинул быстрым взглядом внутренность дома за спиной друга:

— Гостей принимаешь? Спишь, что ли?

— Что я, по-твоему, должен делать? — недовольно буркнул Вельскуд, посторонившись, пропустил гостя в дом.

— Судя по твоей решительности в прошлую нашу встречу, я думал, что ты дневать и ночевать будешь в казармах. И войско загоняешь до смерти ещё до того, как ему придётся принять бой, — рассмеялся Герант, словно не замечая неудовольствия друга.

Вместе с Герантом в пустой и тёмный дом проникло солнце и свежий воздух. Они заставили пылинки плясать в солнечном свете. Комнаты вдруг заискрились. Мебель закряхтела, скидывая с себя годы и годы, проведённые в тени и забвении, когда бо́льшая часть её не использовалась вовсе. Стеклянные шкафы с ровными рядами книг, золотое тиснение на их корешках, тяжёлые подсвечники с застывшими в них скелетами свечей — откликнулись чередой солнечных зайчиков, пущенных внезапно по старинной обивке кресел и старым гравюрам на стенах.

Солнце, отражаясь, блеснуло на люстре и выхватило из сумрака, таившегося в глубине между книжных шкафов, женское лицо, изображённое на маленькой картине. Картина висела в самом неприметном углу, словно хозяин дома и хотел убрать этот портрет с глаз долой, и в то же время почему-то не мог этого сделать. Сумрак — надёжный страж — скрывал её до этого момента.

Неудовольствие куда-то стало пропадать. Опять. Так случалось всегда при встрече с Герантом. Вельскуд, уловив метаморфозу, произошедшую вдруг и сразу с ним и его домом, не захотел раздумывать о причинах, махнул рукой и пошёл ставить чайник.

— У тебя же прислуга должна быть, — разгуливая по комнатам и разглядывая всё, что попадется под руку, шумно вопрошал Герант, — куда дел? Со свету сжил? Немудрено. Я бы не смог ужиться с таким сварливым хозяином!

Вельскуд усмехнулся. Герант впервые позволил себе такое высказывание. Но критические замечания скорее веселили, чем раздражали. Если только их в полной мере можно было назвать критическими. Более всего они походили на поддразнивание. Герант как будто хотел расшевелить его. Делал он это немного нервозно, то ли от отсутствия опыта, то ли ещё по какой-то причине — было непонятно. Однако ответить на словесную шпильку Вельскуд пока не мог. В висках стучало и казалось, что голова взорвётся, стоит ему только открыть рот. Он молча возился на просторной кухне, с любопытством прислушивался к перемещениям своего гостя, гадая, что ещё попадёт в поле его зрения и какой комментарий он отпустит по этому поводу. Герант всегда был благодушно вежливо сдержан, и наблюдать в нём теперь такую словесную свободу было интересно и удивительно.

Голос Геранта раздавался то тут, то там, перемежаясь восторженными восклицаниями. Видимо, в такие моменты он натыкался на что-то исключительно поражавшее его воображение.

— Я так и не услышал ответа: откуда ты, — Вельскуд заглянул в библиотеку, где в это время Герант восхищённо разглядывал картины на стенах, оперся о дверной косяк. — Герант!

— М-м?

Взгляд любопытного друга наткнулся на женский образ, написанный скорыми и тонкими мазками. Черты её, узнаваемые, всё же имели отличие — она была светла, нежна и улыбчива. И Герант уже было открыл рот, чтобы спросить.

— Где пропадал, спрашиваю? — поспешно повторил Вельскуд. — Все уже давно здесь, а тебя нет, как нет. Все сроки прошли.

— Скучал? — лукаво прищурился Герант.

Вельскуд пожал плечами и сбежал от ответа, направившись за чайными приборами и закипевшим чайником.

— Интересно увидеть тебя в домашней обстановке, — весело продолжил Герант, усевшись за большой стол, где Вельскуд расставлял приборы то ли для позднего завтрака, то ли для раннего обеда. — Прости, я самовольно пришёл к тебе в гости. В казармах мне сказали, что не видели тебя со вчерашнего вечера, в замке сообщили, что ты сбежал домой… Терамай сообщил, — пояснил он.

— Плащ сними, — проворчал Вельскуд, — не в походе…

— Терамай же и пояснил, где ты живёшь, — продолжал тараторить Герант, выполняя требование хозяина.

И удивительное дело: несмотря на то, что Герант не замолкал ни на минуту, тупая боль, стучавшая в виски с самого момента пробуждения, не только не усилилась, но стала понемногу стихать, пока не убралась восвояси. На лице Вельскуда проступило подобие улыбки.

— Это здорово, что ты придумал завтрак. У меня маковой росинки во рту не было со вчерашнего утра. В Небесной Гавани я часа два уже, где только не был! Но до стола ещё не добрался…

— Да где же ты был, в конце концов? — перебил Вельскуд, потеряв терпение и не надеясь переслушать всё, что задумал высказать ему друг.

Герант замолк на полуслове. Решив, что он обиделся, Вельскуд обернулся и, взглянув в лицо гостя, обомлел. Герант, минуту назад представлявшийся любопытным, надоедливым и назойливым мальчишкой, смотрел на него ласково и внимательно, словно умудрённый годами старец.

— Легче? — спросил он приглушённо.

Вельскуд едва не задохнулся от удивления.

И снова это желание: раствориться в необычных карих глазах и поведать то, что наболело, о чём думалось и что мучило едва ли не с момента рождения; выложить всё, как на духу, не опасаясь насмешки или осуждения. Рассказать о вчерашнем визите, о предъявленных требованиях; открыть сомнения и неуверенность; просто… пожаловаться… и спросить, наконец, откуда у обычного человека такие необычные глаза — не глаза, а очи древнего существа, видевшего зарю мира. Вельскуд отвёл глаза, пряча взгляд, но наваждение не ушло.

— У тебя очень усталый вид. Ты плохо спал? — тихий голос внёс ещё бо́льшую сумятицу в беспорядочно скачущие мысли. Вельскуд и хотел, и не хотел, чтобы эти звуки смолкли. — Терамай сказал, что последние дни тебе пришлось нелегко, но ты справился, ведь так? Прости за беспокойство, которое я причинил своим опозданием и… внезапным появлением.

— Терамай слишком много болтает, — проворчал Вельскуд, усаживаясь за стол и чувствуя, как начинают гореть уши от пристального внимания в его сторону. Хорошо, что их прикрывают волосы и предательской краски то ли стыда, то ли удовольствия не видно.

Герант отвёл глаза в сторону:

— Я, возвращаясь… немного прошёл в сторону Клыкастых гор, — нерешительно заговорил он, — туда, где спит дракон. Думаю, что тех сведений, которые у нас есть, недостаточно, — помолчав немного, добавил: — нужно отложить начало похода по крайней мере на две недели.

— На сборы мы отвели столько времени, сколько было возможно. Ты ведь сам спешил… Ближайшие территории осмотрены. До Клыкастых гор, конечно, никого не посылали — да мы бы и не успели. Снаряжение, обозы, войско — почти всё готово. Остались мелочи…