— Теперь речь не о ваших усилиях, — устало ответил собеседник, — я просил бы вас молча выслушать то, что поручено мне передать. Наша встреча, так неприятная нам обоим, закончится быстрее…

Вельскуд кивнул и, не мигая, уставился на круглое, толстое лицо.

— Господин проводит сложный магический эксперимент — вы знаете это… Он желает обрести силу дракона. Для достижения этой цели ему нужен древний артефакт, который можете добыть для него вы. Сейчас идут сборы к походу, в котором этот артефакт вы можете раздобыть. Господин уверен, что это не помешает вашей службе при короле. Однако при любом раскладе он готов предложить вам место рядом с собой в его свите, настолько близко, насколько никто не может даже мечтать. Великий готов разделить с вами свои радости в той мере, в какой вы будете готовы их принять, и горести в той мере, в какой вы захотите им сочувствовать. Вы знаете, что он ведёт долгую и изнурительную борьбу с вечностью, и эта борьба ещё никогда не была так близка к победному завершению, как теперь. Если только вы прислушаетесь к зову своей совести, а если совесть молчит, то к голосу разума. Ведь соратники его будут вознаграждены стократ.

— Что ему нужно?

— Драконий самоцвет.

Вельскуд онемел.

— Он уже имеет самоцвет, — оправившись от изумления, обронил Вельскуд.

— Он желает получить ещё один, — склонив голову, твёрдо повторил посланник.

— Зачем?

— Мне неведомы его цели и намерения, — тихо ответил собеседник, — да и не нам с вами обсуждать желания и решения господина. Согласны?

Вельскуд был не согласен. Обладая большей свободой, чем сидевший перед ним человек, — он мог думать, он умел делать выводы. Но его мнением никто не интересовался, потому он постарался повернуться спиной к той миссии, к которой его с детства готовил отец. Вельскуд должен был стать верным соратником и занять своё место среди рыцарей Каллеона — древнего Ордена, руководимого древним человеком. Человеком, который, как говорили, сумел победить саму смерть и готовился бросить вызов Богине. Для чего? Об этом никто не задумывался из окружавших его людей.

Король Альтеры, тот самый монарх, который несколько дней назад отдал приказ собирать войско во имя жизни, чтобы победить древнего просыпающегося дракона, и не подозревал о той силе и власти, которой обладал тайный водитель, имевший в своём арсенале все возможности, чтобы покорить Альтеру одним щелчком пальцев. Но он таился, преследуя иные цели. Его целью было разрушение мирового устройства.

Вельскуд это знал и даже какое-то время думал, что это правильно. Но у него самого не было настолько всепоглощающей идеи, и мир, окружавший его, он всё же ценил, а потому не мог так просто взять и разрушить всё то, что с любовью создавалось тысячелетиями.

— Он хочет, чтобы я добыл самоцвет, который бьётся в груди древнего чудовища? — незнакомый ранее ужас пронзил Вельскуда от макушки до пяток.

Ужас от осознания того, насколько мало значит его или чья-либо другая жизнь для того, о ком они сейчас говорили, но чьё имя опасались называть, причём оба. И Вельскуд знал, что у господина есть силы для того, чтобы добиться от подчинённых желаемого. Сам он не ринется в пасть дракону, несмотря на всю свою силу. Он слишком хорошо знает, что такое встреча с древним драконом. Говорят, от одной такой встречи он едва оправился. Но полно, правда ли это?

— Каким образом я это сделаю?

— Господин уверен, что вы сумеете это придумать, если и не сами, то с помощью верных людей, готовых для вас на всё. Ведь у вас есть верные люди? — посетитель слегка помедлил, словно ожидал от Вельскуда определённой реакции.

Но её не было. Лицо Вельскуда было холодно и непроницаемо и не выражало ничего, даже вежливого внимания. Посланник продолжил уже с меньшим пафосом. Теперь его тон можно было назвать даже дружелюбным или доверительным.

Он слегка наклонился вперёд:

— Он просит вас не рисковать без особой надобности своей жизнью. Ваша жизнь очень большая ценность для него. Но только ваша жизнь. О других жертвах он не печётся. Вы можете использовать любые средства, лишь бы была достигнута цель. Господин должен получить самоцвет. Он много и тяжело искал, пока наконец не нашёл носителя достаточно сильного самоцвета. Дракон просыпается благодаря ему, потому что иначе самоцвет не добыть. И господин хотел бы, чтобы его усилия не пропали даром вследствие невежественного или неумелого исполнения, или же из-за отсутствия верности и достаточной отваги.

— Господину всё равно, погибнут люди или нет, — иронично констатировал Вельскуд.

— Великие цели требуют великих жертв. Что значат несколько сотен смертей перед счастливой вечностью, к которой стремится он и могучим усилием ведёт нас. Мы должны ценить его усилия. В конце концов, соратники будут вознаграждены…

–…а противников ждёт вечная мука, — продолжил Вельскуд знакомые слова гимна.

Так и не дождавшись ни «да», ни «нет», посетитель вынужден был удалиться. При этом оба собеседника понимали, что выбора у Вельскуда нет.

***

Долго сидел Вельскуд, глядя в камин, не видя пламени, снова и снова обращаясь к разговору. В памяти сами собой всплывали картины его жизни, вызванные посещением. То были приветы из прошлого, о которых он надеялся забыть.

Они не оставили ему выбора?

Стоило закрыть глаза и видения, мутные и белёсые, проступали. Каждое следующее возникало само по себе без ощутимых усилий и желания, имело какой-то смысл, продиктованный сюжетом. Но смысл этот ускользал. А возможно, подсознание, пытавшееся защититься от неприятного и болезненного, намеренно скрывало его.

Он видел огромный зал. Отец всегда любил большие залы. Но, возможно, это не зал был огромен, а он сам слишком мал и незначителен? Но почему же тогда материнская комната, представлявшая собой всё, что он знал о мире тёплого и доброго, была мала, уютна и солнечна? Может быть потому, что она освещала комнату своим присутствием; стены отражали её голос, а вещи впитывали его вместе с неповторимым запахом. И потом, позже, делились тем, что накопили, с удручённым мальчиком, пришедшим выплакать своё маленькое, незначительное, детское горе. Ведь сочувствия больше не было нигде. Отказывало даже проклятое непослушное тело: заставляло ковылять ноги и бессильно висеть руки, хотя напряжения сильного и не было — всего-то одолеть сорок ступеней.

Вельскуд яростно затряс головой, пытаясь отогнать видения. Внезапно показалось, что виновны в них едва тлевшие угли. Он вскочил, отыскал кувшин, в котором на дне оставалось немного воды, и резко выплеснул в камин. Угли зашипели. Огонь съёжился и погас. Живительное тепло превратилось в мглу и смрад, и в этот миг, словно по волшебству, все мысли покинули голову. Наступила тишина, абсолютная тишина.

Постояв немного, Вельскуд занялся уборкой камина. Вычистил и выскреб его так, как будто вычищал свою память. Неторопливо заправил камин новой растопкой, поджёг. Присев рядом, подождал пока маленький слабенький язычок, неторопливо облизывавший поленья, подрастёт и окрепнет. Встал, вглядываясь в пляшущее пламя, силясь вспомнить что-то важное, и в следующую же секунду бросал это бесплодное и бессмысленное занятие. Пламя вспыхнуло, затягивая его внимание в свои сети. Страхи и переживания прошлого отошли в сторону сами собой, когда огонёк, трепетавший в камине, качнулся ему навстречу, словно распахиваясь, как два огромных золотых крыла…

Мелькнуло воспоминание о подарке, сделанном не так давно…

Или всё же есть выбор?

Внезапно Вельскуд почувствовал, что озяб. Огонёк в камине горел ровно и спокойно, и фантастические тени плясали по стенам, сплетаясь и расплетаясь в танце, пируя на отражениях его мыслей, его воспоминаний. Обнаружив себя едва не свалившимся в камин, он отодвинул кресло дальше и тут же вновь замёрз нестерпимо. Отыскал плащ, попытался укутаться в него, забраться в кресло с ногами, но сам он был слишком велик. Кресло не вмещало большое тело. Пришлось снова опустить ноги на пол. Они оледенели и словно пропали. Он их не чувствовал.