Герант даже, казалось, задохнулся от изумления. Окинув её быстрым взглядом, опустил глаза.

— Что с тобой такое? — Гарам внимательно смотрела на него — Ты можешь мне сказать?

Герант покачал головой и едва заметно поджал губы, словно сомневался, выбирал, что ответить. Оценивал границы своей откровенности:

— Ты думаешь, что со мной такого не может случиться? — слишком спокойно спросил он.

Гарам опустила глаза и вздохнула — свою ношу, какой бы она ни была, сейчас Герант решил оставить при себе. Но бремя было — лежало тяжёлым грузом на его плечах. Гарам чувствовала это всеми долгими годами своей жизни.

— Нет, я так не думаю, — ответила она; помедлив, добавила: — я только думаю, что Дракона не так просто убить…

Нет, она не обижалась на Геранта за его скрытность. Она вовсе не думала, что он ей не доверяет. Она хотела помочь или хотя бы предложить помощь. Пока не получалось. Сколько Гарам его помнила, Герант никогда не делился своими тяготами. Ни с кем. Кроме, возможно, Аргенты. Но взаимоотношения брата и сестры были скрыты от острого, внимательного взора предводительницы древнего народа.

— Словом, с того света я тебя вытащила, — так и не дождавшись откровенности, решила прервать молчание Гарам, — и тебе следует очень сильно отдохнуть, прежде чем ты снова сунешься куда-нибудь. Иначе Аргента меня живьём съест.

— Боюсь, что у нас нет времени отдыхать, — тихо сказал Герант. Он был рад заговорить о другом. — Ты была права. В нижней штольне готовят оружие. Огр Давила преуспел в создании мощных бомб. Война надвигается. На этот раз у них будут не только топоры. Орки готовят оружие для пиратов. На юге Дарлант собирает мощный флот. Скоро Небесная гавань будет окружена. А с таким могучим союзником, как Чёрный дракон, шансов победить у жителей Альтеры — нет. Вельскуд сказал, что попытается собрать совет, чтобы обсудить с королем и советниками возможность союза с эльфами. Неужели они не осознают, что мир стоит на грани гибели?

— Не у всех такая золотая голова и такое золотое сердце, — ласково улыбнувшись, ответила Гарам.

Герант откликнулся на похвалу едва заметным румянцем.

— Это ты к чему? — подозрительно глянул он.

Лёгкий смех был ответом. Гарам опустила голову и оправила несуществующие складки одежды на подтянутых к груди коленях, обхватила колени, склонила к ним голову.

— Вельскуд… он верит тебе?

Вопрос застал врасплох. Герант замешкался на мгновение.

— Да… я думаю, что да. Иначе зачем он вообще ввязался в это дело?

— Вы, очевидно, очень сдружились? — Гарам неловко хмыкнула, не поднимая головы.

В голосе её замерцал какой-то намёк, словно она хотела что-то сказать, но не решалась.

— Так очевидно? — осторожно переспросил Герант.

— Ну… где один, тут же и второй… Он знает о том, кто ты?

Герант покачал головой. Гарам окинула быстрым взглядом пещеру и снова опустила голову, пряча глаза.

— Герант, недосказанность может очень сильно навредить тебе, — она сказала не то, что хотела сказать изначально. Вернувшись мысленно к словам, которые так и норовили сорваться с языка, она испытала ещё большую неловкость. И старалась их скрыть за другими словами. По мере продолжения разговора неловкость отступала, сменялась уверенностью в правильности своего поступка. То ли дар предвидения, то ли ещё что-то требовало от неё высказать и эти опасения. А другие страхи — она надеялась, что время выразить их не придёт.

— Вельскуд очень гордый и очень прямой. Полуправду он воспримет как недоверие. Это вызовет большую обиду. Обида пробудит ярость. Я заметила, что, к сожалению, он не всегда может с ней справиться. Мне тревожно. Как бы это не закончилось бедой.

Она смотрела прямо и открыто. Покрывало сползло на плечи, открыв голову красивой формы, украшенную простой гладкой причёской из тёмных волос, скреплённых замысловатым гребнем на затылке. Миндалевидные тёмные глаза, светившиеся участием и искренним обожанием; совершенная форма носа, губ, подбородка, скул. Десятилетия жизни почти не оставили следа на её лице — на лице самой древней представительницы своего народа.

— Я могу называть тебя другом? — Герант осторожно привстал, помогая себе ладонями, придвинулся ближе к ней. Сел, практически касаясь плечом её одежд, почувствовал тепло, исходившее от Гарам волнами, и легкий аромат каких-то трав.

— Думаю, что долгие годы нашего знакомства дают тебе это право.

— Аргента как-то сказала, что в глазах людей мы всегда будем чудовищами. Я боюсь увидеть подтверждение этого в его глазах, — признание родилось неожиданно.

— Он любит тебя… — отрывисто произнесла Гарам. Ну вот, страхи получили своё бытие, одевшись в слова.

— Да, я знаю, — Герант кивнул сам себе, ожидая дальнейших слов собеседницы, но затянувшееся молчание заставило его пристальнее вглядеться в профиль сидевшей рядом женщины. Он нахмурился. — Любит? — переспросил он, стараясь угадать смысл, который пыталась донести до него Гарам этим словом. Внезапное осознание разных смыслов, которые вкладывали люди в него, сбило его дыхание. В груди заныло.

— Почему ты так думаешь? — тревожно спросил Герант.

— Я видела, как он смотрит на тебя, — тихо ответила она. — Прости, если я тебя расстроила. Думаю, что он и сам ещё не понял.

Герант резко отвернулся, и ранение дало о себе знать внезапным приступом головокружения и темнотой в глазах. Он зачем-то дернул себя за прядь волос и недоуменно уставился на свои руки.

— Ты ошибаешься, — голос Геранта был едва слышен. Слова медленно и со скрипом просачивались сквозь сухую гортань и застревали в зубах. — Ты видишь то, чего нет, чего быть не может. Эта… это — грань, через которую я не переступлю. Он, я уверен, — тоже.

— Любовь всегда на грани, Герант, — Гарам помолчала, мысленно подбирая слова.

Реакция Геранта погрузили её разум в смятение, и ей вдруг стало нестерпимо стыдно. Недавние намерения и слова показались неуместным и ненужным вмешательством в чужое личное пространство. Личное пространство того, кого она считала давним другом и хорошим знакомым. И это так и было! Но сейчас ей вдруг пришла в голову мысль, что говорит она с существом куда более древним, чем она сама. С существом, которое гораздо старше и мудрее её, и дальновидней, с творением самой Богини! С созданием, способным видеть дальше и знать больше, чем дано ей. Даже если она, Гарам, и воспользуется даром предвидения, знания её все равно будут ограничены земными образами и понятиями. Способность видеть сны Богини Альтеи делала её, как и многих её соплеменников, всего лишь приёмниками и дешифраторами намёков и символов, но не ставила на один уровень с теми, кто знал. Какую судьбу она могла открыть Древнему Дракону, что сказать из того, чего мог не ведать он, даже пребывая в тесном для него человеческом теле, сражаясь с оковами человеческого разума, скреплявшими мощный и великий дух в тесной каморке с узким подслеповатым окошком? Разума, который может едва лишь оценить случающееся здесь и сейчас и вовсе не способен понять то, что стоит за гранью видимого? Но следовало завершить начатое, и она тихо продолжила:

— Даже если я и ошибаюсь и вижу не то, что есть, а то, что подсказывает мне мой несовершенный разум и опыт прожитых лет, даже если это и так, и чувства, которые питает к тебе человек, которого ты хочешь назвать своим другом, куда больше и шире, чем простое желание — пусть так. Тебе виднее. Я рада этому. Но моё предположение сделало бы вашу жизнь проще…

— Проще? — голос Геранта стал вдруг холодным и отстранённым. Отвернувшись, он исследовал пальцами одной руки каменный пол, второй рукой он скрыл от Гарам выражение своего лица.

— Я понимаю, что вызывает твое удивление, — отважно продолжила Гарам, — Золотой дракон и обычный человек — чего уж тут простого? Но просто понять, что связывает двух существ — это уже победа. Признать эту связь — облегчить себе жизнь. Мой отец говорил мне: любовь многогранна. Самое простое, что в ней может произойти — это физическое влечение. Оно же и легче всего преодолимо. Куда тяжелее влечение сердца и души — с ними не справиться никому сколь угодно могучему, будь это даже Золотой дракон. Про человека я и вовсе молчу.