– А что? – оживился худощавый воин, дожёвывая краюшку хлеба. – Пущай девки осман на сеновал заманят, а мы там их порубаем.

– Может, ты их заманишь? – ухмыльнулась Умила. – Коли с тебя кольчугу да шлем снять, да в сарафан обрядить, то разом смазливая баба выйдет.

– Токмо, побрить его не забудь, – добавила Радмила.

– Заманишь осман на сеновал да перебьёшь по одному, – продолжала златовласая, – а не сдюжишь, мы подсобим.

Воин вскочил, выбив локтем кружку из руки сослуживца, в один прыжок оказался рядом с Умилой, сжав кулак, замахнулся на неё.

– Место знай своё, баба!

Золочёный сокол сам лёг в руку, ножны выпустили стальную змею и остриё*, тихо звякнув о кольчугу ратника, медленно поползло по груди к шее.

– Я-то место своё знаю, – холодно сказала девушка, не поднимаясь с земли и всё сильнее надавливая на рукоять сабли. – А ты, Бус, своё знаешь? Коли я тебе кровушки выпущу малость, ты шибче соображать станешь?

_________________________________________________________________

Остриё* – колющий конец клинка, точка соединения линий обуха и лезвия.

Рука Буса медленно легла на меч, отчего Баровит выпрямился во весь рост.

– Где ты бабу увидал? Витязь пред тобой, в ножки кланяйся ей, ратник, глядишь, простит.

Оскорблённый воин с опаской глянул на старшего дружинника, но продолжил вытягивать из ножен меч.

– Лучше сядь обратно, Бус, – спокойно сказал Волот. – Коли я встану, то мокрого места от тебя не останется.

Ратник неохотно отпустил черен, сделал шаг назад. Помедлив, вернулся на место, зло зыркнул на витязей. Лишь потом заметил, что за его спиной стоит воевода. Демир окинул подопечных строгим взором.

– Мало с вас войнушки? Хотите меж собой ещё погрызться? – прогремел он. – Каждый прав из вас, посему Умила, Радмила, Бус, Ивар да Баян пойдут в деревню. Мирянами притворитесь.

– Батый, меня с ними отправь, – попросился Баровит.

– Ты себя видел? – ухмыльнулся воевода. – Во всей деревне таких мужиков нет, за кого мы тебя, кабаняру, выдадим?

– Меня возьмите, я меньше, – вызвался Ждан.

– Меньше кого? – ухмыльнулась Радмила, смерив витязя взглядом.

– Ну, Волота меньше, – смутился Ждан.

– Все меньше Бера нашего, я тоже, – хмыкнул Баровит.

– Чего? – возмутился Волот. – Ты меня на полперста* ниже, да легче на полпуда* от силы.

– Да ведь ниже да легче, – широко улыбнулся Зорька.

Демир внимательно посмотрел на Ждана – он, конечно, меньше его сына, но всё равно больше любого из дружинников; слепым быть надо, чтобы такого не приметить, за пастуха уже не выдашь. С другой стороны, Ждан в бою десятерых стоит, языки иноплеменные знает да проворен, словно лис.

– Ладно, кузнецом тебя вырядим, – сдался батый. – Волот, попроси Любаву одежду им раздобыть, девкам нашим, стало быть, сарафаны.

_____________________________________________________________________________

Перст* – палец

Пуд* – единица массы, равная 16,38 кг.

– Сделаю, – оживился Волот, предчувствуя скорую встречу с Любавой. – Принарядим вас, Радмилка хоть душу отведёт.

– Да, хоть девкой себя почувствую, – улыбнулась лучница, – а то иной раз кажется, что борода расти начинает, одни мужики вокруг… уже два лета.

– Так чего плохого? – засмеялся Ждан. – Али мы вас вниманием оделили?

– Надоели вы мне все, – фыркнула Радмила, но, посмотрев на Баровита, добавила: – почти все.

Умила незаметно ущипнула подругу за ногу, отчего та, взвизгнув, непонимающе посмотрела на неё.

***

Когтистые лапы кустарника, хватаясь за полы сарафана, пытались удержать стройную красавицу. Широкая угольная коса хлестала девичью спину, белые пальчики сжимали ручки корзин, набитых одеждой. Любава спешила к другу, с которым за последние дни сильно сблизилась и искала встречи как можно чаще. Он же искал этих встреч с ещё большим рвением. Звон металла, пробивающийся сквозь плотную вязь ветвей, говорил о том, что Любавин путь верен. Раздвинув шелестящую поросль, она застыла в изумлении, наблюдая за необычной игрой «больших детей».

Два свистящих солнца разбросали по зелёным листьям стальные блики, острый взор следил за каждой мелочью – за взмахом пушистых ресниц, за блеском голубых глаз, за хитрой ухмылкой, за пульсацией вены на шее. Его противник лишь с виду казался слабым, но витязь знал, насколько коварен и быстр этот воин. Золочёные соколиные головы провернулись в девичьих ладонях, изогнутые лезвия мелодично рассекли воздух, устремились к противнику. Массивный клинок остановил саблю, второй вырвался вперёд, блокируя «близняшку». Умила закружилась под лязг металла, провернула в ладони рукоять и снова атаковала брата. Волот прогнулся, заметив, как лезвие елмани* срезало пару волос с его броды, и с размаха ударил мечом по сабле. Та, со свистом вонзившись в дерево, задрожала. Девушка пригнулась, пропустив над собой второй клинок, резко выпрямилась, блокировав саблей очередной выпад соперника, и с силой ударила коленом локоть брата. Рука на миг онемела, широкая ладонь разжалась, выпустив меч. Тяжёлый клинок глухо ударился о землю, отчего омуженка ухмыльнулась, утробно зарычала, словно лесная кошка. Брат завращал в руках меч, не подпуская к себе Умилу, улыбаясь, ждал.

__________________________________________________________________

Елмань* – расширение в нижней трети клинка, имеющее лезвие.

Лукавая искорка вспыхнула в голубых глазах, девушка, перехватив саблю, метнула её в Волота. Бер отбил изогнутую сталь; металлический блеск иссяк, явив тонкий девичий силуэт – Умила, в один шаг настигшая его, оттолкнулась стопой от бедра брата и коленом атаковала голову. Витязь едва успел пригнуться, получив лишь смазанный удар по затылку. Сестра проехалась по его спине, под жалобный скрежет кольчуг, соскочила на землю. Подлетев к дереву, вытащила из ствола саблю и вновь бросилась на соперника.

Баровит, скрестив руки на груди, наблюдал за боем Демировичей, в тысячный раз отметив грациозность возлюбленной, её ловкость, хитрость. Ну, а о друге старший дружинник всегда был очень высокого мнения и отлично понимал, что Волот не столько сражается с Умилой, сколько играет. Опершись спиной о дерево, Баровит улыбнулся очередной Умилиной хитрости, вдохнул свежий лесной воздух, пропитанный ароматом томящегося супа. Желудок жалобно заурчал, но витязь не переставал наблюдать за схваткой.

Золотистые жилки, пронизывающие чёрные тела тлеющих углей, пульсировали всё слабей и слабей. Аппетитный запах незримыми нитями вырывался из котелка, пробуждая в присутствующих голод. Ждан отвернулся от зрелищной схватки Демировичей и погружённого в неё Баровита, воровато взглянул на занятую луком Радмилу. Желудок вновь заурчал, толкая витязя на хулиганство. Крадясь к котелку, он не заметил, как девичьи пальцы натянули тетиву на конец лука*, как зоркие глаза заметили его тянущуюся к щам ложку, не получившую на то разрешения. Молниеносно вложив стрелу в лук, Радмила выпустила её в цель. Острый металл вонзился в деревянное изделие, расщепив его, приковал к земле.

– Рано ещё, – осекла она.

– Токмо на соль хотел проверить, – нахмурился Ждан. – Да сколько можно уже щи томить, Радмила Игоревна?

– Да нас тоже, – подхватил Баровит.

– Жён учите щи варить, – процедила лучница, а потом, переведя взгляд на Баровита, добавила, не удержавшись: – у кого она есть, конечно.

Зорька, пропустив колкость мимо ушей, спросил Ждана:

– Сколько твому чаду сейчас должно быть?

– Полтора лета, – мечтательно улыбнулся витязь.

_________________________________________________________________

Конец лука* – завершения плеч лука с вырезами для петель тетивы.

– Ты хоть знаешь, кто у тебя родился? – смягчилась Радмила.

– Сын, – ответил Ждан, – люба моя изловчилась весточку передать. Написала, что на меня похож сильно.

– Счастливый ты человек, Ждан, – сказал Баровит, прожигая взглядом Умилу, отбивающую атаки Волота.