Подойдя к Ждану, Радмила вынула из земли стрелу, аккуратно вложив в тул, направилась к коню. Остановившись на полпути, лучница ухмыльнулась – пристальный взор выхватил из шелестящей бездны неподвижную мирянку, изумлённо рассматривающую брата с сестрой. Продолжив путь, Радмила крикнула друзьям:

– Демировичи, вёсла сушите! Волот, к тебе Любава пришла.

Бер отправил клинки в ножны, обхватив плечи сестры, прижал к себе.

– Ну, ловкачка ты у меня, Умилка, даже бороду мне подровнять успела, – улыбнулся он, поцеловав омуженку в лоб.

– Так, коли с тобой мешкать, то без главы остаться можно, – ухмыльнулась девушка, прижимаясь к брату, словно котёнок.

– Здравствуй, Любавушка, – просиял Бер, глядя в синие глаза красавицы.

– Ладно, мы с Радмилкой покамест принарядимся, – хихикнула Умила, высвобождаясь из объятий брата и забирая у гостьи корзинки.

– Там мужское тоже, – пролепетала смущённая девушка.

– Мужское у меня есть, – ухмыльнулась лучница, потрепав вороную гриву коня.

– Да, она про Ждана с нашими недокормленными говорит, – прошипела златовласая, поставив самую большую корзину перед витязем.

– Да, поняла я, – закатила глаза подруга.

– Поняла, пойдём, – бросила Умила и потащила её в лес.

– Радмила! – крикнул Баровит. – Есть-то уже можно?

– Нет! – донеслось из леса.

– Тьфу, ты! – Ждан хлопнул себя по колену. – Не от меча османского, так от голода помрёшь.

– Ну, не знаю, попробовать-то можно, – шепнул Зорька, протягивая к котелку ложку.

***

Солнце, согревая небольшую деревеньку, вышло в зенит, изгоняя тени. Вся домашняя живность радовалась жарким лучам. Куры деловито кудахтали, коты, лениво потягивались, накрывая пушистыми лапами тонкие травинки, козы толкались возле корыта, в которое только что налила прохладной воды заботливая хозяйка. Златовласая девушка, закрыв за собой калитку загона, позвякивая пустым ведром, направилась к дому. Вернувшись уже с лоханкой, полной белья, принялась развешивать настиранное. Перекинув через верёвку мокрую рубаху, Умила огляделась – ничего подозрительного. За её спиной медленно прохаживалась Радмила, бросая курам зерно и внимательно всматриваясь в окрестности, ни одна мелочь не могла ускользнуть от её огненных глаз, но, к сожалению лучницы, ускользать было нечему, что начинало действовать на нервы.

– Может, я не понимаю чего, да вряд ли мы так осман выманим, – насупилась она.

– Права ты, зря время токмо теряем, – согласилась Умила. – Надобно место укромное, в коем можно без мирян с османами посудачить.

Радмила кивнула подруге, обтерев о передник ладони, подошла к изгороди.

– Смотри, Умилка, кто к нам идёт, – хитро прищурившись, сказала она, складывая на изгороди руки.

Омуженка увидела вдали брата с Баровитом и переодетых дружинников. Умила неспешно подошла к калитке, встречая гостей.

– На поле ступайте, – распорядился Волот, приближаясь к сестре. – Красавица ты моя, хороша-то как.

Умила улыбнулась, поднявшись на цыпочки, поцеловала его щёку. Бер повернулся к другу, собираясь обсудить дальнейшие действия, но слова застряли в груди – округлившиеся глаза Баровита даже не моргали, ступор сковал тело, а мысли жужжали в голове, громче пчелиного роя. Ухмыльнувшись, Волот поспешил к Радмиле.

– Эх, подруженька моя ненаглядная, – развёл он руками, – зря мы тебя всё в кольчугу кутаем, сарафан-то как стан точёный обнял, словно по тебе шит был.

– Тише говори, – улыбнулась Радмила, – а то Любава заревнует.

Неземное создание пленило мысли Баровита, ступор отступил, освободив тело. Воин подошёл ближе, облокотился о калитку, отчего дерево жалобно заскрипело, и, любуясь избранницей, прошептал на ушко:

– К лику тебе вайды* цвет, Умилушка. Очи прекрасные ещё ярче засияли, да выглядишь ты сказочно.

– Отчего? – спросила она, невольно проведя рукой по синей ткани сарафана.

– Оттого, что позади тебя дом стоит добротный да двор широкий. Ты красивая, заботливая хозяйка. Разве что не хватает ребятишек, гоняющих кур, – погружал девушку в свои грёзы воин.

– Да мужа, домой возвращающегося, – добавила она.

– Отчего же не хватает? – улыбнулся Зорька. – Вот он я, уже вернулся, да ты меня встречаешь.

Витязь отчётливо видел, как мечтательная улыбка озарила задумчивое лицо, как сладостный вздох вырвался из груди, но в тоже мгновение пальцы нервно сжали косу, глаза зажмурились, смахнув с ресниц пленительные мечты.

– Не надо, Баровит, – дрогнувшим голосом сказала Умила. – Поле чистое, сабля острая да скакун лихой – вот вся моя любовь.

Тяжело вздохнув, Зорька убрал с калитки руки. Волот, стоящий напротив лучницы, подавился собственным возмущением и закашлялся.

– Скажи, Радмила, чего моей сестре надобно? – прохрипел он.

– Не знаю, Бер, – шепнула девушка, не отводя взгляда от Баровита. – Кабы мне он так на ушко шептал, я за ним без раздумий куда угодно бежала б.

Умила подлетела к развешанному белью, сорвала с верёвки скатерть, метнулась с ней в дом, быстро вернулась, явно пряча что-то в мокром полотне.

– Пойдём, Радмилка, постираем, – схватив подругу за руку, буркнула она.

– Пойдём, – ухмыльнулась лучница и крикнула в открытые окна: – Любава, гостей встречай!

Умила с силой толкнула калитку, отчего та со скрипом ударилась об изгородь. Омуженка со всех ног ринулась к реке, волоча за собой подругу. Радмила, подпрыгнув, успела сорвать яблоко с соседской яблони и, обернувшись, бросила его Баровиту.

– На вот, не кручинься!

__________________________________________________________________

Вайдовый* – синий (из-за природного красителя Вайды).

Поймав яблоко, Баровит обтёр розоватый бок о рубаху и, заприметив выбежавшую из дома Любаву, решил проведать Ждана.

– Бер, я в кузницу!

– Ага, – кивнул просиявший витязь, – я подойду туда… за подковами.

Ухмыльнувшись, Зорька неспешно зашагал по тропинке, звучно хрустя яблоком.

Любава, спорхнув с крыльца, подбежала к изгороди, тщетно пытаясь унять выпрыгивающее из груди сердце. Тонкие пальцы сжали сухое дерево калитки, губы изогнулись в улыбке.

– Пришёл? – шепнула она, утопая в сером омуте его глаз.

– Как же я мог не прийти, как мог упустить повод увидеть тебя, Любавушка? – ответил он, поднеся к губам тонкие кисти.

***

Искрящейся лентой вилась речка, выбрасывая на песчаную кромку радужные капли. Деревья клонили широкие кроны, рассматривая отражение в рябом лике озорницы. Торопливо шагая по узкой тропке, ведущей к безлюдному берегу, Умила раздражённо отталкивала тонкие веточки кустарников, гибкие стебли трав. Бросив под массивный ствол ношу, отчего та звякнула, порывистым движением стянула с себя сарафан. Сердце всё ещё кололо от тоски, душа рвалась обратно к Баровиту, а разум тщетно пытался напомнить, что окончательное решение было принято ещё в Аримии. Пальцы нервно вцепились в волосы, больно дёрнув золотистые пряди. Там за спиной слышались размеренные шаги подруги, а значит, нужно взять верх над собой… вдох-выдох. Ветер подхватил подол рубахи, прижал льняную ткань к жилистому телу. Умила шагнула к реке, длинное одеяние, под натиском ветра, липло к ногам, сковывало движения.

– Да как в том ходить токмо можно? – фыркнула она, поправляя длинную рубаху.

– Может, искупаемся? – воодушевилась Радмила, сняв сарафан, аккуратно уложила его на ветви кустарника.

– Отчего не искупаться? – пожала плечами подруга, вытащив из-под скатерти нож. – Щас, токмо одёжу поправлю.

Острое лезвие, под хриплое рычание ткани, распороло швы по бокам. Омуженка, довольная результатом, скользнула взглядом по открывшимся бёдрам, покрутилась перед подругой.

– О, мне так же, – оценила лучница.

Изменив пошив нарядов, девушки легли на горячий песок. Радмила, утопая в раздумьях, следила за ныряющими в небесном океане пташками, изогнутые брови хмурились, а слова так и грозились сорваться с губ. Набравшись смелости, села. Обхватив колени руками, посмотрела на подругу.