– А это что, тоже призы?

– Да, это тоже призы, – промямлил Кукушкин, уставившись на упаковку «Виагры». «Какого хрена? Что это значит?», – ругался про себя Александр Сергеевич. О том, что радийным креативщикам заказали ролик о популярном средстве и, как водится, предоставили всеобъемлющую информацию, он узнал лишь на следующий день. Сейчас же готов был разорвать шутника, который поставил шефа в такое неловкое положение.

– Я и не знал, что молодежь интересуется такими лекарствами.

– Но… ведь нас иногда и не только молодежь слушает, – попытался оправдаться Кукушкин. В его голове мелькнула мысль подарить упаковку мэру. «Нет, не вздумай!…» – подсказал внутренний голос.

На протяжении всего тура по радиостанции мэр Заморска был напряжен, он нагибался, оглядывался, сторонился стоящих рядом предметов в надежде не задеть что-нибудь или не споткнуться. Первоначальные ожидания его не были оправданы, – что это за прием! И вообще, что он здесь делает? В Копейкине накапливалось раздражение и желание поскорее уйти.

– Ну, а где же у вас ди-джей сидит? Откуда идет вещание? – почти без интереса спросил мэр.

– А у нас ведь тут две станции и, соответственно, две студии. Они обе в конце коридора. Пойдемте, я покажу, – произнес Кукушкин как можно громче, стараясь таким образом предупредить ди-джея.

– Ну что ж, покажите-покажите…

К своему несчастью, ди-джей Паша Сидоров, который в эфире представлялся то Павлом Благовидовым, то ди-джеем Массом, так как работал сразу на две станции, периодически переходя из-за одного пульта за другой и, изменяя тембр голоса с высокого на низкий, оставался единственным на станции человеком, пребывающим не в курсе визита мэра. До него просто не успели добежать. Он сидел в наушниках, спокойно разглядывал в Интернете веселые картинки, что было как бы категорически запрещено, не слышал никакого предупреждения и, конечно, не мог предвидеть ничего плохого.

Кукушкин дверь студии открывал медленно. Причем так, чтобы состроить ди-джею гримасу, от которой Паша потерял бы дар речи. Копейкин низко пригнулся, чтобы не задеть висящий и, как ему показалось, оголенный провод при входе, и тут же вляпался рукавом белого пиджака от Бриони в невысохшую зеленую краску. Выругавшись про себя и, обругав в сердцах Кукушкина со всей его ратью, мэр начинал терять самообладание.

В этот самый момент Паша Сидоров судорожно пытался закрыть компрометирующую картинку, но компьютер, по закону подлости завис, демонстрируя экран с крупным баннером сверху. Ни на какие отчаянные действия ди-джея проклятый компьютер не реагировал. В отчаянии Паша попытался развернуть монитор куда-то влево, но этому препятствовал пульт.

Испуганный за испачканный пиджак мэра, побагровевший Кукушкин заискивающе извинялся, а Копейкин с отчаянным выражением лица уставился на экран монитора перед ди-джеем. На экране красовалась крупная надпись:

«Наращивание волос, ресниц, бровей, а также ногтей и половых органов!»

Паша впал в транс, причем не в свой любимый музыкальный, а в самый, что ни на есть реальный.

– Вот у вас тут покрашено, а вы… вы мэра города приглашаете! Ди-джей вот сидит… Вместо того, чтоб с молодежью общаться в эфире, сидит и думает о … наращивании волос… на половых органах.

Терпению Копейкина пришел конец.

– Спасибо вам, Александр Сергеевич, за экскурсию, до свидания. Дорогу мы найдем.

– Простите, ради бога, Егор Михайлович… Всего Вам доброго… Э-э, с праздником!

В последующие десять минут Кукушкин произнес много слов, адресованных Паше Сидорову, технику Сереже и охраннику Даниилу, который неприятный визит переждал в туалете. Все слова были нецензурные. Остальной же народ в процессе мэрского посещения аккуратно и тихо покинул помещение.

Незамеченной осталась лишь одна деталь. В кабинете коммерческого директора, куда не успели заглянуть Кукушкин с мэром, всё это время находились двое. И как только выдалась минутка, они, не желая попадаться под горячую руку, вместе с гостями из комнаты отдыха незаметно выскользнули на улицу. Один из них был Виталий Зуев, собственно коммерческий директор двух радиостанций. А вторая оказалась случайной гостьей. Звали гостью Мария Петровна Волосянская. Разговор у них был серьезным. Касался он, ни много ни мало, судьбы генерального директора А.С. Кукушкина.

Глава 2

Удачно избежав неприятной встречи, Зуев с Волосянской неспешно прошлись по узкому тротуару вдоль здания радиостанции до серой Тойоты Королла, стоявшей метрах в тридцати. После долгого молчания Зуев произнес:

– Мария Петровна, вы уж извините, ради бога, что так получилось. Никто не знал, что он тут появится. Мне кажется, Кукушкин и сам был не в курсе.

– Ну что вы, Виталий, я сама перепугалась… Вообще, не люблю Копейкина. Видела-то его живьем пару раз в институте.

Зуев галантно раскрыл дверь машины:

– Прошу!

Волосянская широко улыбнулась, обнажая безупречные, недавно отремонтированные зубы.

– Ну, как вам наша радиостанция? – произнес Зуев и засмеялся.

– Да ведь в таком вот ремонте и чувствуется, что жизнь идет. Так гораздо интереснее. Интересно, как всё будет выглядеть уже потом, после ремонта. Пригласите?

– Обязательно, Мария Петровна!

Зуев включил радио, заиграла музыка, и машина медленно тронулась с места.

– Вас домой?

– Да, Виталий. Устала я что-то сегодня, – пробормотала Волосянская и громко зевнула.

Несколько минут они ехали молча. Вырулив на главную городскую магистраль, Зуев прибавил скорости, а из колонок прозвучало: «В Заморске 8 часов вечера, вы слушаете «Радио Точка». «Радио Точка» – это всё, что вам нужно!»

– Так вот, насчет Кукушкина, Мария Петровна, – во второй раз нарушил молчание Зуев, – какие-то сомнения у меня. Человек изменился кардинально. Просто другой человек стал! Я работаю с ним вот уже 2 года, нормальный был мужик. Менеджер, правда, слабенький. Но всё понимал, поддерживал идеи, сам предлагал интересные штучки… А сейчас будто подменили. Какие-то «социально значимые проекты» на уме, от которых ни денег, ни кайфа. Все толковые коммерческие инициативы зарубает напрочь… Он ведь в больнице лежал недавно. Может, вкололи что не то?

– Хорошо бы понаблюдать за ним. Хотя бы в течение недели. Поручите какому-нибудь сотруднику, чтобы последил, позаписывал, – что делает, куда ходит, с кем встречается. А я бы потом проанализировала. Он ведь сам к нам в диспансер не придет? – усмехнулась Волосянская.

– Кто? Кукушкин?! Да вы что!

Зуев на мгновение представил себя предлагающим Кукушкину пройти обследование в психбольнице.

– Я сделаю, как вы говорите. Есть у нас толковый парень Вася Кузин. Ну, который ди-джей Крис. Я думаю, он с удовольствием целое досье составит на Кукушкина. Ну, а я вам передам. Идет?

– Виталий, мы с вами прекрасно понимаем друг друга, вы не находите?        Волосянская еще больше обнажила белые зубы.

– Ну, это же замечательно, Мария Петровна!

Автомобиль завернул в узенький переулок перед пятиэтажкой и затормозил у первого подъезда.

– Спасибо, Виталий, что подвезли… И не пропускайте лекции! – скокетничала Волосянская, выходя из машины.

– Ваши никогда! До встречи, Мария Петровна!

Зуев улыбнулся возможной перспективе дискредитировать Кукушкина с помощью Волосянской и, чем черт не шутит, встать на его место. Сверлящим взглядом он проводил спутницу, а точнее, ее выдающуюся нижнюю часть до двери подъезда, сглотнул слюну и нажал на педаль.

По правде говоря, в отношении Кукушкина Зуев был в чем-то прав. Кукушкин, действительно изменился. Он сам принял решение измениться. Разумеется, в лучшую сторону. Пролежав на больничной койке две недели с больной печенью, он переосмыслил свою жизнь, вернее свое отношение к жизни. Да, были веселые разудалые года, были обильные возлияния и друзья-приятели, тянувшие на обочину настоящей, насыщенной высокими идеалами жизни, можно сказать, тянувшие Кукушкина на Дно.

В типичном утреннем диалоге молодоженов: «Дорогой, принести тебе кофе в постель? – Да, дорогая!» в случае ранней супружеской жизни Кукушкина слово «кофе» менялось на слово «пиво». Но всё это должно остаться в прошлом. И даже деньги. Разве смысл в них? Зачем радио деньги? Нужно людям делать добро, помогать, сочувствовать бедным и обездоленным, нужно участвовать в общественных движениях. Нужно бросить пить, курить и ругаться. С последним оказалось сложнее всего, но Кукушкин поставил себе цель и уже не мог, да и не хотел от нее отказываться. Он даже написал на листе бумаги все любимые нецензурные слова и красным несмываемым фломастером твердой рукой перечеркнул их.