Может ему просто лень утилизировать труп? Заведёт в квартиру, тюкнет по маковке, чтоб лишнего не спрашивала, — и поминай как звали. Коллеги подтвердят, что мы с Киром почти не общались, делить нам нечего, да и конфликтов, если исключить магический конфуз, не имели. Что происходит вообще?! Почему он то и дело бросает на меня взгляды из-под лохматой чёлки и молчит, как партизан?!

Я несколько раз набирала в грудь воздуха, но так и не смогла выдавить вразумительную фразу. И это никак не связано с колотящимся о рёбра сердцем!

«Поосторожнее, девочка. Не думай, что это дружеский совет, но не доверяй ему», — натянутая струна напряжена меньше, чем Нели. Она замерла, спрятавшись за занавеской моего лица, и боялась шелохнуться.

Тогда убеди меня довериться тебе, Нели. Пока с вами обоими одинаково неспокойно.

— … не расслабиться, — закончил Кир.

— Что? Прости, я задумалась.

— Я говорю, на таможне столько работы, что невозможно расслабиться. Не помню, когда последний раз просто гулял по вечерним улицам.

Как мы успели добраться до знакомой многоэтажки, я не поняла. Время словно сжалось тугой пружиной, а потом — хоп! — и оказалось, что едва ли не половину города мы прошли пешком, в тишине и, что самое странное, без малейшего неудобства. Если не считать мыслей о моём планирующимся убийстве. Говорят, дорога становится короче за хорошей беседой. Но, как выяснилось, за хорошим молчанием она исчезает вовсе.

Детская площадка сюрреалистично поблескивала отсыревшими монстрами, в которых тьма превращала горки, паучки и качели. Они щерились на поздних прохожих, тянули тощие металлические лапы, скрипуче рычали друг на дружку. Ночь — их время. Можно не притворяться бездыханными статуями, не катать на костлявых спинах верещащих детишек, не подставлять покорно бока с облупившейся краской под неугомонные ступни. Ночью можно показать зубы, а то и проглотить, переварить в вязком пузе песочницы замёрзших, нахохлившихся и потерявших направление пьянчужек. Парочка таких как раз сидела к нам боком. Один, смирившись с участью и будущей простудой, прикорнул на мокрой скамейке, укрывшись пакетиком из продуктового. Второй сидел рядом, засунув озябшие руки в рукава косухи, нахохлившись, как облезлый петух.

— Дэн?

Второй пьянчужка оказался более чем трезвым, но зато замёрзшим, злым и готовым к разборкам.

— Пафнутий, смотри, кто идёт! — Дэн с некоторым трудом усадил пропитавшегося духом перегара мужика и помахал нам его рукой. Та безвольно обвисла, стоило её отпустить, мужик снова начал заваливаться, но рыжий по-дружески перехватил его. — А мы с Пафнутием… Ты же Пафнутий, нет? Молчишь? Вот всё время молчишь. Хреновый ты собеседник! Значит, будешь Пафнутием. В наказание. Так вот, сидим мы тут с Пафнутием, за жизнь беседуем. Добрым словом поминаем ту старую гадину, которая выгнала нас обоих из подъезда…

В ближайшем к площадке окне показался разукрашенный зелёной маской лик Евдокии Абрамовны:

— И выгоню ещё раз, господа! Взашей, господа, веником! И не посмотрю, что я леди! — достаточно громко, но всё же не опускаясь до вопля сообщила старушка.

— Шпионит! — поднял палец караульный.

— Бдит! — поправила старшая по подъезду.

— То-то я смотрю, пованивает! А это карга бдит! Карга, бдите в специально отведённом для этого месте!

— Дэн, — остановила я приятеля, пока тот, сам того не осознавая, не вырыл себе настолько глубокую могилу, что из неё бы и Ума Турман не выбралась. — Не хами Евдокие Абрамовне…

— Чревато! — подтвердила пенсионерка.

— И что ты здесь вообще делаешь?

Рыжий внимательно огляделся, стукнул кулаком по скамейке, прислушался, пихнул в бок соседа (тот в ответ невразумительно попросил томатного сока и котят):

— Завожу полезные знакомства, — констатировал парень, для убедительности кивнув головой пьянчужки.

— Му-у-у-у! — подтвердил условный Пафнутий.

— Нашёл своё призвание, Галвин? И компанию, смотрю, под стать подобрал.

Кир остановился чуть позади, не мешая мне приблизиться к Дэну, но почему-то и не отходил.

— Ты Пафнутия не обижай. Пафнутий, между прочим, доктор филологических наук и чемпион области по шахматам!

— Такой же чемпион, как ты — гордость ковена?

Я попыталась разрядить обстановку:

— Вообще-то, дядя Толик правда чемпион. Не по шахматам, правда, а по шашкам. И доктор филологических наук тоже. На вынужденной пенсии.

— У-у-у! — вскинулся дядя Толик, неопределённо погрозив окнам третьего этажа, мигающим синими лампочками.

— А ещё он ложки из дерева вырезает на продажу. Ручная работа! Есть ими, правда, неудобно, — о том, что вышеупомянутых ложек в моей коллекции собралась уже целая дюжина, я предпочла умолчать. Ну кто откажет хорошему человеку и не купит лишнюю поделку?

Задумавшись, Дэн отпустил соседа, и тот сразу начал сползать, едва не упав под скамейку.

— Вот видишь, с какими людьми вечера провожу! — обрадовался лис и с практически не читаемым подтекстом предложил: — И ты, Кир, садись с нами, поговорим. Прошлое вспомним. А Соня пусть спать ложится. Поздно уже.

От этого дружеского жеста вдруг стало так неуютно, что я поёжилась.

— Ребят, у вас всё хорошо?

И без того вечно напряжённый, с острыми плечами и сжатыми зубами, Кир подобрался сильнее обычного:

— Сонь, правда, иди домой. Я смертельно рад видеть старого друга и хотел бы повспоминать с ним былые годы.

— Да, Соня, иди, — с нажимом повторил рыжий. И с намёком подмигнул: — Я присоединюсь чуть позже. Постели моё любимое постельное бельё в цветочки.

Зубы Кира отчётливо скрипнули. Он медленно, уверенно ступил в застеленный зелёным пластиковым ковром круг площадки.

— Заткнись, Галвин, — спокойно попросил он. — Лучше заткнись.

— А в чём дело? Тебя смущают наши с Соней отношения? Не хочешь, чтобы мы обсуждали интимную жизнь при тебе?

— Нету у нас никакой интимной жизни! — пискнула я, но была проигнорирована.

— Или, напротив, — продолжил Дэн с садистским наслаждением, — хочешь узнать подробности? Ты спрашивай, не стесняйся. Я с удовольствием всё расскажу. Я ничего от тебя не скрываю, друг. Ты же помнишь.

Когда стало ясно, что о дружеском подтрунивании и речи не идёт? Когда вечная заразительная улыбочка Дэна стала больше напоминать оскал? Или когда Кир перестал рассматривать старенькие кеды и выжег на лбу рыжего мишень взглядом? В любом случае, я среагировала слишком поздно.

— Ребята, не знаю, что там у вас случилось, но давайте вы не будете вести себя как придурки, а?

— А мне нравится вести себя как придурок! Это ужасно весело! Я бы сказал, это моё кредо по жизни! — Дэн вскочил на скамейку и, балансируя руками, прошёлся по ней взад-вперёд, легко перепрыгивая мирно сопящего дядю Толика.

— Мне тут и добавить нечего, — тихо подтвердил Кир, не замедляя шага.

— Ребята… Ребята! А давайте того… жить дружно? — неуверенно предложила я. — Хотите, я чаю, то есть, кофе сварю? У меня шоколадка есть. И я вам её даже отдам!

«То есть, как это отдашь? — проснулась ведьма. — Мы ради этой шоколадки всю неделю не ужинали!»

Ты, может, и не ужинала. А я — вполне. Впрочем, шоколадка с орехами, так что отдавать мне её хочется не больше, чем Нели. Но чего не сделаешь, чтобы предотвратить смертоубийство…

«А я бы полюбовалась, — соседка явно не отличалась альтруизмом. — Явно же назревает драка. Да какая! Устраивайся поудобнее и делай ставки».

Не хочу делать ставок! Я хочу не чувствовать себя виноватой в чужих поломанных носах!

«Болею за рыжего. Он тут давно сидит и явно себя накрутил. К тому же, его на днях девушка отвергла после поцелуя. Парень должен быть в бешенстве!»

Ничего я его не отвергала! То есть, он мне и не предлагал ничего! Тем более, Кир его уделает: вон он какой хмурый…

«Спорим?»

Да. Нет! Эта проклятая ведьма сведёт меня с ума!

— Дэн! Кирилл! Да что с вами такое?!