— Привет, Кирюша. С утра тебя не видела, почти начала беспокоиться.

— Излишне, — сухо проигнорировал ледышка явно адресованный именно ему томный жест. — Это Соня.

Разве я представлялась? Или кажущийся безучастным мужчина куда более внимателен к мелочам?

— Да уже знакомы, — хохотнул Семён, торопливо заглатывая остатки колбасы, снимая панамку и делая попытку галантно поклониться. Копна длинных тёмных и не менее кудрявых, чем мои, волос, мазнула по полу. — Знатно ты нас вчера приложила. Респект! С меня должок!

Я поёжилась: как такой бугай намерен отдавать долг? Сразу голову мне оторвёт или чуть погодя?

Лина пришла к неутешительному выводу, что старания ушли в молоко и ни один из мужчин, в особенности ни один встрёпанный блондинчик, не собирается падать к её остроносым сапожкам. Скорчилась, но почти сразу успокоилась и аккуратно пригладила и без того ровную — волосок к волоску — стрижку, призванную демонстрировать её сходство с Клеопатрой.

— И зачем она нам теперь? — местная царица небрежно поправила массивные золотые браслеты на запястьях. — Ты же сказал, что мы опоздали. И она, кстати, ужасно на тебя злится. А мне завидует, — высокомерно добавила она, игриво царапая проэпилированное бёдрышко в разрезе длинной, но крайне откровенной юбки.

Кир грубовато толкнул меня вперёд, чтобы не цеплялась за его плечо:

- Да не нервничай ты, — так, как он встряхнул меня сейчас, бабушка в детстве встряхивала мокрых котят. — Лина — эмпат. Очень прямолинейный эмпат.

— Просто игнорируй её выпады, — посоветовал Вадим, вытирая вспотевший лоб и оставляя на нём белую полосу краски.

— Мы все так делаем, — хохотнул медведеподобный Семён в недра жёлтой панамки.

— Вот эту малявку и игнорируйте, — вспыхнула хищница. — Вы же умеете игнорировать проблемы, верно?

Кир заткнул её, выразительно кхе-кхекнув.

— Мы не бросаем женщин в беде.

— Разве? — прищурилась Клеопатра.

— С каких это пор? — удивился Семён.

— Ура-а-а! Мы теперь рыцари! — неподдельно обрадовался Вадим и тут же плюхнулся на колени. — Ну давайте! Кто-нибудь! Ну посвятите меня!

Кир устало сжал переносицу двумя пальцами:

— Балаган, — шепнул он и добавил громче непререкаемым тоном: — Девушка остаётся у нас на испытательный срок. Наблюдаем за ней и за…

— …ней? — с суеверным ужасом подсказал Семён.

— Да, и за ведьмой тоже, — продолжил привычно раздавать указания шеф. Право слово, могу поверить, что у них каждый день такой же сумасшедший, как этот! — Лина, ты куратором. Объяснишь всё, сориентируешь. Пусть хоть до вечера продержится, — и ушёл, не удостоив меня пожеланием удачи.

Как в первый день в новой школе… Три пары глаз новоявленных коллег уставились на силящуюся казаться уверенной девчонку. Какие равнодушно, какие ободряюще, а какие и откровенно неприязненно.

Обладательница неприязненного взгляда изящно поднялась, приблизилась, вздёргивая идеально очерченные брови, обошла вокруг, как акула, оценивающая жертву, намеренно задела локтем и сообщила:

— Ты нам не нравишься.

— Взаимно, — буркнула я, рассматривая мысы замызганных кроссовок.

— Линка! Да что ж ты человек такой сволочной? — Семён, от которого меньше всего ожидалось заботы, без видимых усилий отпихнул царицу. Сообщил заговорщицким тоном: — Ты на неё не смотри. Лина у нас играет роль главной стервы.

— Главной, потому что конкуренток нет, — вставил Вадим, оценивая криво нарисованный круг и добавляя пару мазков для симметрии. — А так была бы самая обычная.

— Очень п-п-приятно, — я постаралась доброжелательно улыбнуться. Получился злобный оскал, но ребят это не смутило.

Семён вернул на законное место жёлтую панамку и поспешил воткнуть в розетку электрический чайник, венчающий кучу, судя по виду, очень важных бумаг.

— Чай будешь? Да конечно будешь, что я? Зелёный. Ледяной дракон, во!

— Ты со своим драконом уже достал, — Лина снова устроилась в кресле, вполоборота, якобы совсем не интересуясь происходящим. — Сейчас туристы явятся, а ты тут с кружками носишься. Самому не противно?

— Отчего же противно? Это ж чай, не коньяк. Точно! Вадя, коньяк остался ещё? Нет? Жа-а-аль… Да, кстати, — бугай выудил из ящика стола захованный колбасный хвост и целиком вручил мне. — Ты кушай, кушай. День сегодня тяжёлый, силы не помешают. Вот сейчас туристы придут. Надо встретить, проверить, досмотреть. У нас сегодня заявка на… одиннадцать с копейками, да?

— Одиннадцать тридцать пять, — дотошно поправила Лина, тоном намекая, что, кроме неё, здесь вообще никто не справляется с обязанностями.

— Ой, да когда они вовремя приходили! — отмахнулся Семён. — Короче, посмотришь, как оно делается. Ничего страшного, только мороки много. Лин, прощупай их на предмет валюты. Написано, у ребят Лимб родной мир, а оттуда вечно контрабанду таскали.

— Путь в Лимб давно отрезан, гений, — фыркнула эмпат, подошла к столу, безошибочно выхватила нужную бумагу из стопки: — В Лимбе Древо сгорело. Все ходят через Снежные вязы и из Крепости Одиночества отправляют в Лимб астральное тело. Они там призраки, дурень, какая контрабанда?

— Ну из Снежных вязов можно что-нибудь стащить…

— Что? Сугроб? Ледышку?

— Злая ты, Лина, — покачал головой Семён. — Нехорошая.

Лимб. Астральное тело. Другие миры…

Цепляясь за колбасный хвост, как последнюю соломинку реальности, я сползла по стеночке.

— То ли ещё будет! — подмигнул Вадим и нарочно устроился внутри контура так, чтобы я не пропустила представление.

Он подтянул ноги, обнял колени и задумчиво уставился на дерево, явно чего-то выжидая. Секунды текли, как ржавая жижа из прохудившегося крана. Одна, вторая, тре-е-е-е-етья… Пока, наконец, уши коротышки не начали изменять цвет. Бледно-розовый, светло-алый, варёный рак, невыносимо яркое закатное солнце. Они горели, как два запрещающих проезд сигнала светофора, а присутствующие не придавали ни малейшего значения тому, что их друг вполне мог свалиться с инсультом.

— Так и должно быть? — робко поинтересовалась я, держа колбасу наподобие шпаги.

Медведь-Семён оторвался от аккуратного раскладывая чайных пакетиков по крохотным чашечкам, неопределённо хмыкнул и сдвинул панамку сильнее на лоб, чтоб не слепило.

Лина рассматривала свеженький маникюр, умудряясь разом выражать восхищение собственной персоной и презрение к окружающим:

— Мы похожи на идиотов, которые не знают, что делают?

Очень хотелось сказать, на кого они похожи. Но их в комнате трое, а я одна. Так что лучше не хамить.

Между тем становилось темнее. Мрак рассеивал лишь один лопоухий источник света, да лампочка на воткнутом в розетку чайнике.

— А вот тепе-е-е-е-ерь, — Вадя развёл ладони в стороны, готовя их к удару. — Стоп!

Хлопок утонул в шелесте листьев. Время замедлилось и замерло, а ствол дерева, нереалистичным, непонятным, не иначе как магическим образом растущего прямо из пола второго этажа, начал мерцать, обрисовывая контур портала.

Золотые нити, прожилками оплетающие кору, пробежались снизу-вверх, вспыхнули на каждом из тысяч листочков и погасли на всех, кроме одного. Светящийся лист затрепетал на полном безветрии, неслышно зазвенел, как дверной колокольчик, запел беззвучную песню.

Ведьма внутри меня встрепенулась, вглядываясь в крону Древа, наполнилась… надежной? Впервые с того мгновения, как наши души стали соседями, я почувствовала что-то, кроме бесконечной боли.

Она хотела домой. Она любила… там. Она была живым, настоящим человеком. С планами и страхами, с фантазиями и заботами. Она хотела жить. И хочет до сих пор.

— Мне жаль, — прошептала я, хотя раньше чувства к этой женщине, меньше всего походили на жалось.

«Спасибо», — прозвучал в сознании голос бесконечно одинокой ведьмы.

Золотые нити ещё не успели толком оформиться в дверь, а в неё уже требовательно колотили с той стороны:

— Ну где вы там? — для большей убедительности, видимо, туристка междумирья шарахнула по порталу ногой. — Лёва, я же говорила, что после прошлого раза хрен они нас обратно пустят! Левая конторка, зуб даю! Ле-ва-я!