С этими словами патрульщик достал из внутреннего кармана камзола тот самый протокол, который так старательно выводил сержант, и протянул его хозяину дома.

– Можете оставить себе, как сувенир.

Натужно улыбнувшись, Гинденбург раскланялся с камергером королевского двора и, кивнув своему молодому сотруднику, направился к выходу. Павел молча последовал за начальником, но у дверей остановился и обернулся. Взором полным сочувствия и беспокойства, он посмотрел на друга.

Род Саул был выходцем из южных провинций королевства, Кристины же наоборот северяне, но, не смотря, на это, Агат и Пашка очень быстро сдружились еще в детстве, вопреки на столь очевидной разнице в темпераментах. Ведь дисциплины в Павле было столько же, сколько халатности и разгильдяйства в Агате. К тому же Кристины это титулованный род, не раз и не два отмеченный за заслуги перед королевством. Саулы же не были даже баронами, но Агат ни разу не заикнулся о таком неравенстве.

Потом была совместная учеба в колледже. Те, бесконечные проказы, которые они устраивали вдвоем во время всего срока обучения, чуть не свели с ума директора колледжа и тот был невероятно счастлив, когда Саул и Кристин схлопотали-таки наконец свои дипломы и покинули альма-матер.

Так же вместе, после колледжа они собирались поступать и в институт, но все испортил Гинденбург. Тогда еще комиссар района города, он вовремя заметил Пашку и сманил его в свою контору. Не смотря, на это, дружба двух молодых дворян не угасла, хоть они и стали реже видеться. Павел был занят на работе, а Агату мешали многочисленные попойки и вечеринки, которых в институте стало намного больше, чем в колледже. Вот после одной из таких и пришлось вызволять друга из каталажки, при этом, без сомнений, пользуясь своим служебным положением. Это обстоятельство еще больше огорчало молодого оперативника. Это был первый случай злоупотребления властью в его жизни. До такого ни Агат, ни Павел, еще ни разу не доводили.

Агат не ответил на грустный взгляд друга. Мрачнее тучи он сидел в кресле, пялясь на свои босые грязные ноги и готовясь получить разнос. Павел тяжело вздохнул и вышел из комнаты.

Когда дверь за гостями закрылась, Александр Кристин выругался на валлийском – варварском языке своих предков и смял в кулаке протокол, который держал все это время.

– Докатились! Моего старшего сына патрульщики приволакивают домой, как последнего пропойцу, – швырнув бумагу в угол, глава дома добавил еще пару фраз на языке предков.

Сын ничего не ответил отцу, так как бы очень занят. Он изволил икать.

– Утритесь, ваша светлость, – Александр вынул из кармана платок и швырнул его сыну. – В чем дело? Что произошло? Какого черта ты так надрался?

Платок Агат принял и даже высморкался в него, но ответить не успел. В комнату, вся встревоженная вбежала мать. Она влетела так стремительно, что платье с газовым шлейфом полоскалось, как флаг на ветру, а длинные светлые волосы, собранные в высокую прическу, растрепались. Одна из заколок выпала, но графиня даже не заметила этого. Лихорадочно оглядевшись по сторонам, она бросилась к сыну.

– Агаша, мальчик мой, ты в порядке? – взяв его лицо в свои ладони, она оглядела со всех сторон, чмокнула в лоб, нос и щеки.

–Мам, прекрати! – вырвавшись из объятий матери, Агат попытался встать, но она насильно усадила его обратно.

– Началось, – угрюмо проворчал отец, отходя к камину.

Не обращая внимания ни на слова мужа, ни сына, хозяйка дома стянула с Агата рубашку, отбросила ее в сторону, как половую тряпку и кликнула служанку. Та вбежала уже с тазом горячей воды и стопкой свежих полотенец в руках. Вместе с хозяйкой они принялись приводить в порядок молодого господина. Глава дома глядел на все это не одобрительно, мерил паркет ногами возле камина и сердито крутил ус, вполголоса ругаясь на валлийском.

С его точки зрения этой пьяной бестолочи следовало бы всыпать хорошенько, а не трястись над ним как над наследным принцем.

– Все в нашей семье были милордами и миледи, – возмущался старший Кристин от камина, – даже твой младший брат уже удостоился именоваться лорд, один ты, бестолочь!

В припадке ярости господин камергер шарахнул не маленьким кулаком по мраморной каминной полке так, что стоявшие там массивные бронзовые часы подпрыгнули и пробили ужин раньше срока.

– Сколько это будет продолжаться?! Двадцать три года, а ты даже лорда не удостоился. Не за, что. Совершенно никаких заслуг. Одно безделье и гулянки на уме.

– Ну, не я первый, – напомнил Агат с отвязной улыбкой на губах. – Вот, к примеру, Барзивилл тоже не был лордом.

Отец бросил на сына яростный взгляд, но, на удивлении промолчал. Зато слово взяла мать.

– Хватит глупости городить, – отвесила она Агаше подзатыльник, не прекращая вместе со служанкой приводить его в порядок, – объясни лучше, что произошло. Отчего ты так грязно напился? Никогда же такого раньше не было.

В ответ на это оба графа Кристины решили промолчать. Графиня просто многого не знала, а ни сын, ни муж не собирались ей рассказывать, как это великовозрастное чадо еще в колледжские года чудило по пабам и салонам столицы. Кристину-старшему не раз приходилось оплачивать последствия таких загулов или откупаться от судебных исков, но все же, не смотря, на это, Агат Кристин загремел сегодня в каталажку в первый раз. Такого позора на род еще не падало и перед другом семьи – Гинденбургом они в неоплатном долгу.

– Да не молчи же ты! – не унималась мать. Схватив Агата за плечи, она тряхнула его, насколько позволяли ей ее женские силы. – Что случилось? Почему ты оказался в участке, вместо того, чтобы быть с Элеонорой.

От упоминания этого имени Агат мгновенно изменился в лице. Весь хмель из него словно мгновенно улетучился. Посуровев лицом, почти так же как его отец сейчас, Агат молча отстранил от себя руки хлопотавших служанки и матери. Поднявшись на ноги, он вытер лицо полотенцем и отшвырнул тряпку в сторону.

– Элеонора сделала аборт и потому никакой свадьбы не будет, – совсем другим, трезвым и сильным, как и положено северянину, голосом сообщил он родителям. – Я расторгаю помолвку.

С этими словами Агат сдернул с пальца обручальное кольцо, швырнул на пол и вышел из гостиной.

Кольцо, звякая по дорогущему паркету, откатилось к камину и остановилось у ног Александра Кристина. Сообразительная служанка, не первый год работавшая в этом доме, поняла, что она здесь лишняя и, подхватив таз с водой и полотенца, быстро покинула комнату.

Господин и госпожа Кристины переглянулись, она удивленно, он сурово нахмурившись.

– А разве Элеонора была беременна? – наконец удивленно спросила мать.

– По всему выходит, что так. – Не внятно буркнул отец.

– От Агата?

– От какого Агата!.. – В сердцах вспылил хозяин дома. – Если бы от него, с чего бы он тогда так расстроился. Наоборот, радостный бегал бы, только свадьбу торопил поскорее сыграть.

– Да, что ж такое-то? – всплеснула руками хозяйка дома, без сил опускаясь в кресло. – Третья помолвка срывается. Да как же такое может быть?

Не выдержав, она заревела, уткнувшись в полотенце, которым только, что вытирала сына.

– Ну, будет тебе, будет, – смущенно крякнул Александр, подходя к жене и неловко гладя ее по плечам. – Не умер же никто, в самом деле.

Ввалившись в свою спальню, Агат захлопнул дверь ногой и плюхнулся на кровать лицом вниз. Вцепился ногтями в покрывало и зарычал, что было мочи, но подушки надежно заглушили его рев и никто в доме не услышал, как тоскливо на душе у старшего отпрыска рода Кристинов.

Мать была права, это разрыв уже третьей помолвки. В первый раз, невеста сбежала прямо из-под венца со своим любовником, с которым и не думала, как выяснилось, расставаться. Во второй раз оказалось, что невеста брачная аферистка, и вместо брачного венца ей достались кандалы. Теперь вот измена Элеоноры. Это, еще не считая просто разрывов с девушками, с которыми даже до помолвки дело не дошло. Впору было не орать в подушку, а зубами ее грызть. Но у Агата на это не оставалось уже никаких сил. Ярость очень быстро сменилась апатией.