В зоопарке мне очень нравится; даже огромное количество людей не сильно смущает меня. Я вообще люблю большой мир, такой отличный от всяких школ, институтов и прочих подъездов, где, как правило, обязательно есть хозяева из числа наиболее дурных людей, не сумевших адаптироваться к условиям жизни в большом мире. Это такие люди как Голигрова и Рыбалка. Им важно быть королями своих маленьких мирков и придумывать в них такие правила и законы, которые позволили бы им иметь власть над теми, кто способен жить в гармонии со всем миром, но при этом ощущает скованность, находясь в чужом маленьком мирке..

В зоопарке моя неприязнь к одноклассникам вроде как улетучивается. Пожалуй, я даже нахожу в некоторых из них такие положительные качества, о существовании которых даже не подозревал до этого.

Вижу, как исчезают все наши статусы, как мы растворяемся в большом мире. Мне в голову приходит мысль, что когда-нибудь я, возможно, с ностальгией буду вспоминать этот день.

Несмотря на всё выше сказанное, «жирные» всё же остаются в своём репертуаре; они норовят протиснуться не столько к какому-нибудь вольеру с каким-нибудь диковинным зверем, сколько к каждой палатке с хот-догами и прочими закусками. Аппетит у моих одноклассников поистине зверский! Вижу, как даже Михалыч клянчит деньги у Гарика на булочку. При этом у него такое наивное выражение лица, что мне даже становится немного жаль его. Один я ничего не ем, понимая, что, чем меньше денег я потрачу в первой половине дня, тем веселее будет мне вечером.

Когда идём назад к метро «Краснопресненская», Юлька Петракова берёт меня под руку и начинает мне что-то говорить. Удивительная же эта штука – большой мир! Совсем он не похож на школу, институт и прочее.

То ли оттого, что я очень сильно проголодался, то ли оттого, что всё произошедшее со мной сегодня напомнило о том, что интересно может быть не только в гостях у Лёньки, я всё-таки не выдерживаю и покупаю на Ленинградском вокзале аж целую арабскую шаурму. Наглый узбек-повар окидывает меня нескромным взглядом и, убедившись, что перед ним простой школьник, которого запросто можно безнаказанно обдурить, заворачивает мне в лаваш капусту с морковкой, разбавленные несколькими кусками мяса. В итоге получается нечто тонкое, холодное и невкусное. Увидев у меня в руке это нечто, Михалыч подходит и просит дать попробовать. После этой пробы мне и есть уже почти нечего. Вот козлы эти узбеки и этот Михалыч! И вообще как ужасен этот мир, где за сорок рублей можно купить себе плохое настроение даже в тот день, который складывается для тебя самым наилучшим образом!

Когда прихожу домой, шаурма до сих пор вертится у меня в голове. Надо же было так лохануться!

– Тебе уже названивают твои дружки, – говорит мать. – Аж с десяти часов утра трезвонят.

– Как будто они не знают, что у меня курсы.

– Так ты пойдёшь сегодня к Лёньке? Вроде как он сильно ждёт тебя.

– С удовольствием. Да с пустыми руками неудобно. Деньги-то я все потратил в… зоопарке, – говорю я, вспоминая злополучную шаурму.

– Оно и неудивительно. Время-то уже шесть часов почти. Но я тебе больше не дам денег, раз ты не хочешь учиться.

– Это я-то не хочу? Я передумал насчёт курсов. Теперь я – наиболее заинтересованное в курсах лицо.

– Я тебе сразу говорила, что надо делать всё так, как советует ваша классная руководительница. Думаешь, ваш директор дурак такой и будет предлагать вам курсы просто так? Как он может быть дураком, если его даже по телевизору показывали? А ты молодец, что сегодня был в зоопарке с классом. Сразу заговорил как нормальный человек.

– Да плевать мне на класс!

– Что ж ты тогда передумал?

– Мне понравилась… квантовая запутанность. – И, видя, что мать мне не верит: – Так денег мне дашь, чтоб не идти к Лёньке с пустыми руками?

– Дам, – говорит мать, доставая кошелёк. – Как же не дать, если ты решил продолжить ездить на курсы с классом. Только учти, каждый раз я не буду тебе давать денег на посиделки у Лёньки. Сегодня я просто так рада твоим словам… Больше они не будут на меня действовать. – Что ж, пусть мать думает, что я из-за жалких ста рублей решил продолжить обучение на курсах, а вовсе не из-за квантовой запутанности. Какая мне разница?

С огромным удовольствием пообедав, сразу же иду в магазин, а из него с бутылкой вина и баклажкой пива уже топаю к Лёньке. Меня встречает Светка – девушка Лёньки. У неё всегда немного наивное, провинциальное лицо, по которому сложно догадаться, рада ли она видеть того или иного человека. Иногда мне кажется, что Светка любит всех одинаково сильно. А иногда – что она ненавидит всех одинаково. Несколько лет назад она с семьёй приехала в Зеленоград из какого-то богом забытого уголка в Сам арской обдасти и сразу же познакомилась с Лёнькой в старших классах зеленоградской школы.

У Лёньки родители уезжали на каждые выходные, поэтому почти каждую субботу мы собирались у него. Безумно рад видеть всех своих друзей и подруг, хотя их детское увлечение дебильными компьютерными играми на сей раз кажется мне особенно глупым.

– Мне твоя мать сказала, что ты выехал на курсы аж в шесть часов утра. Она так переживала за тебя, – говорит Лёнька, когда я захожу на кухню. – Неужели ты ещё не хочешь спать?

– Мысль об этой минуте добавляла мне сил в шесть часов утра да и вообще в течение всего сегодняшнего дня.

– Ну и ну. Вот это юношеский максимализм. Света, угости же человека раками! У меня отец ездил с дядей Колей ловить раков. Улов был весьма удачным.

Не догадываюсь даже сказать «спасибо», потому что не вижу ничего особенного. Мне кажется, что такое должно быть и такое всегда будет.

Из комнаты приходят все остальные, в общей сложности человек семь; они продолжают обсуждать перипетии компьютерной игры. Лёнька разливает пиво по кружкам, а Светка возится с раками.

– Должно быть, курсы очень интересные, раз ты так рано на них выезжаешь? – спрашивает Лёнька, когда я очищаю первого рака.

– Не то слово. Теперь суббота для меня совершенно особенный день. Сегодня была квантовая механика.

– Ну и ну. Квантовая механика у психологов. А мы в техническом вузе проходим логику. И что же, квантовая механика – это интересно?

– Не знаю. Я только запомнил, что такое квантовая запутанность. – И я пересказываю своими словами то, что услышал сегодня от препода про квантовую запутанность.

– Не надо верить на слово всем этим физикам, – говорит Лёнька, когда я заканчиваю свой рассказ. – Не удивлюсь, если всё в конце концов окажется мистификацией, выгодной всяким лжеучёным, которые горазды на всякие вымыслы. – И Лёнька с помощью пульта включает телевизор.

Я думаю про себя, что, по какому бы пути не пошла наука в будущем, главное, что этот день и вообще эта пора моей жизни уж точно никогда не окажется вымыслом. Пытаюсь как-то сформулировать эту свою мысль, но ничего не выходит. Не нахожу я повода рассказать и об игре в квантовую запутанность. И даже про поход в зоопарк. А просто так говорить об этом не хочется.

От пива меня разморило и потянуло в сон. Борюсь с ним, постоянно нагоняя мысль о том, что я так долго ждал этого вечера и не в коем случае не должен проспать всё самое интересное. Но разговоры об играх настолько неинтересные, что я всё же засыпаю прямо в углу дивана с пивной кружкой в руке.

* * *

В следующую субботу договариваемся с Михалычем и Трофимовым выехать попозже. На сей раз нам компанию составляет Гарик. Едем в одной электричке с «жирными», возглавляемыми как обычно Голигровой, только в разных вагонах, а если быть точным, то мы едем в тамбуре другого вагона. Недоумеваю, как Голигровой не надоест в свой выходной день таскаться со своим сынишкой. Видать, она всерьёз решила расчистить путь в институт для Дениса.

Возле метро встречаем нескольких московских знакомых. Я, по правде говоря, очень консервативный человек и к новым людям привыкаю очень долго, поэтому видеть московских я вовсе не рад. Да и вообще для меня акт человеческого общения – это сродни чему-то такому грандиозному, вроде акта сотворения Вселенной; относиться к разговору как к ничего не значащей формальности не в моих привычках. Михалыч же с Трофимовым легко вступают в разговор с московскими. Про «жирных» и говорить нечего.