– Угу, понятно, – говорю я, видя как на губах Димы выступает слюна.

– А вы из Зеленограда, что ль, так рано? – спрашивает Лидия Петровна. В её голосе вроде как звучит неподдельное беспокойство, хотя задаёт вопрос она, скорее всего, только из-за того, что не хочет, чтобы на губах Димы появилось ещё больше слюней, и это увидел я.

– Да, у нас электрички ходят не пойми как. Решил проснуться на всякий случай пораньше и успел на одну из самых первых.

– Я так и поняла, – обрадованно говорит Лидия Петровна. – Ваша школа бы не стала заключать договора с нашим институтом, если бы с транспортом было совсем плохо.

Теряю всякий интерес к этим двум людям: я к ним со всей душой, а они делают вид, что не знают о дружбе ректора с преподавателем квантовой механики и о том, что нашему директору плевать, с кем заключать договора, лишь бы засветиться где-нибудь. Может, они этого и на самом деле не знают, но тем меньше у меня желание продолжать с ними беседу.

Две низенькие фигуры удаляются по своим делам, а я снова иду к самому выходу. Через некоторое время в институт заходят Трофимов, Михалыч и трое парней из московской школы. На меня они не обращают внимания. Да мне, в общем-то, плевать на них. Похоже, они решают сразу же разойтись по аудиториям, чтобы не привлекать к себе внимание всяких рыбалок. Но вдруг Михалыч возвращается в сопровождении одного из московских парней. Они подходят ко мне.

– Не хочешь больше с нами тусить! – предъявляет мне Михалыч. – Значит, придётся тебе поменяться местами с Игорем. Он не в нашей группе, но хочет быть в нашей. Поменяетесь на один день. Какая тебе разница? Ты же больше не будешь ездить на курсы.

Верно. Какая мне разница? Я только выиграю, если не буду видеть в течение трёх часов заросшее жирком лицо оборзевшего от пары бутылок пива Михалыча.

– Давай поменяемся, – говорю я, обращаясь преимущественно к Игорю.

– Окей. Ты тогда будешь теперь Игорем Просвириным. Если что, и наши, и ваши уже в курсе. Хотя, вполне возможно, препод даже не будет отмечать.

– Что верно, то верно. На имена в этом институте обращают внимание только тогда, когда сюда приносят квитанции об оплате обучения.

Что ж, у той группы, в которую распределили Игоря Просвирина, первым занятием должен был быть семинар по квантовой механике. Посидев в коридоре ещё минут пять, отправляюсь в аудиторию.

Выясняется, что она уже забита наполовину. А я-то думал, что буду первым! Но что меня беспокоит больше всего, так это то, что парт в аудитории нет, а стулья стоят кругом. То же самое было и на прошлой неделе во время тренингов. Неужели даже во время семинара по квантовой механике придётся лицезреть все лица своих одногруппников? Сажусь за один из стульев, чувствуя неловкость от всего происходящего. Эх, жаль, я не бросил это дело сразу!

Звучат классические в среде студентов и абитуриентов звуки – хруст чипсов, шелест упаковок из-под них, шипение пузырьков в газировке. То и дело протягиваются за чем-нибудь вкусным и вредным руки, как лапы обезьян в фильмах про животных протягиваются за высоко растущими фруктами. Ольга Рыбакова, Женька Хромова и некоторые другие мои одноклассники уже здесь, значит, я пропустил момент, когда подъехали «жирные». Они, мои одноклассники, уже без всяких проблем общаются с московскими.

Радуюсь каждому новому вошедшему.

Но вот заходит и препод. Его голова – как бильярдный шар. Очки низко висят на носу, а глаза смотрят поверх них.

– Добрый день, – говорит препод, и я отмечаю его сходство с больными хроническим гайморитом или эмфиземой лёгких.

Сев за один из стульев, препод ставит себе на колени кейс. На его лице появляется такое выражение, словно он забыл что-то очень важное, что хотел сказать нам сразу же по прибытии в аудиторию.

– Меня зовут Василий Васильевич, – наконец говорит он. – Я в этом семестре прочитаю вам несколько лекций по квантовой механике. Но, как вы понимаете, вопросами теоретической физики мы не будем ограничиваться в такой аудитории-то. Мы придумаем, как выжать максимум из среды нашего обитания. Тем более что вы собираетесь стать психологами, а психологи должны любить всякие игры и тренинги.

Препод оглядывается по сторонам в надежде найти место, куда бы можно было поставить кейс. В итоге он ставит его себе под ноги. Мне кажется, он немного взбешён условиями, в которых вынужден работать, хотя пытается убедить нас в том, что интерьер аудитории такой, потому что здесь продумана каждая деталь, а не потому, что институт сэкономил на покупке парт, даже несмотря на то, что цены на обучение с этого года возросли, о чём мы хорошо были проинформированы.

Занятие начинается. Что бы там ни говорил препод в начале, занятие проходит в формате обычной лекции, но только без парт. Нас грузят информацией о Нильсе Боре, о принципе неопределённости, о волново-корпускулярном дуализме, о принципе суперпозиции и об опыте Юнга. Каждый раз я чувствую неловкость, когда бросаю взгляд на кого-нибудь из одногруппников. Некоторые из них даже не делают вид, что слушают препода – настолько скучающие у них выражения лиц. Только здоровый панк Славик, на голове которого красуется бандана, проявляет в середине лекции неподдельный интерес к опыту Юнга:

– А Юнг, я слышал, был кокаинщиком и пидор… ориентация у него была психоаналитическая, как и у его учителя Фройда.

Слова Славика будто не сразу доходят до препода. Но, когда это происходит, Василий Васильевич начинает смеяться. Он говорит добродушно:

– Что ж, теперь я вижу, что здесь хорошие психологи. Но тот Юнг, которого я упоминал, был всего лишь однофамильцем знаменитого Карла Юнга – ученика Фрейда.

– Он то же что-то употреблял по-любому, как и психоаналитики, – настаивает Славик.

После этого забавного случая напряжение спадает, скучающие лица исчезают. Что бы делало человечество без таких людей как Славик!

– В завершение сегодняшней лекции я хотел бы рассказать о самом удивительном принципе, – говорит повеселевший препод.

И он начинает рассказывать о квантовой запутанности. При этом я вижу, как напряжённо работает его мысль, как хочет он отыскать повод отойти от привычного формата лекции, чтобы оправдать наше нахождение в этой аудитории без парт.

– Это удивительное дело, – рассказывает препод. – Представьте, два совершенно разных объекта, находящиеся на огромном расстоянии друг от друга, запутаны друг с другом. И, если один объект делает что-то одно, другой тут же делает нечто противоположное. Например, если одна монета падает вверх орлом, то другая, связанная с ней квантовой запутанностью монета должна тут же повернуться решкой.

– А давайте мы поищем такие монеты, – говорит Славик, доставая из кармана целую горсть мелочи.

– Увы, пример с монетами – не совсем корректный, так как монеты – это макроскопические объекты, а нас интересуют только квантово-механические системы.

– Эх, значит, я лоханулся! – говорит Славик.

– Нет, вы не лоханулись; вы сделали предположение. И в этом вы не одиноки. Многие даже очень серьёзные учёные не сомневаются в том, что макроскопические объекты тоже обладают квантово-механическими свойствами. Но наука в настоящий момент не способна их обнаружить. Думаю, не получится их обнаружить и нам в этой аудитории, так что давайте не будем пробовать. Кстати, некоторые учёные полагают, что наше сознание – квантовое. Пожалуй, с этого надо было начинать сегодняшнюю лекцию, ведь вам, психологам, должно быть интересно всё, связанное с сознанием. Правда, я не верю этим учёным-адептам квантового сознания; мне кажется, наш мозг – это нечто тяжёлое, неповоротливое, не обладающее необходимой концентрацией, прямо-таки противоположное квантово-механичеким системам, не способное моментально реагировать на изменения, происходящие в… запутанности, даже если под запутанностью понимать ближайшее окружение хозяина мозга, его привычную среду. Чтобы вы поняли эту мою мысль, давайте поиграем в игру; неслучайно же в этой аудитории нет парт.