заключают собой пределы,

следовательно, в окрестности не входя. Помнить

необходимо также, что ветер доносит вороний карк

чаще с реки, чем к реке…, что тени

холмов тоже при деле —

приносят ночь, удлиняясь к востоку,

к реке, увлекаемой голосом, как глухарь на току.

В чаше холмов, в окрестностях лотоса – чертовой лилии

подобные ей цветы ожидают ветра и осени,

переносимой по ветру семенами

чертовой лилии – следуя по направлению ветра, считая

кусты чертовых диких цветов – последний из них

замыкает поля владения. Далее

их можно продолжить во времена

ветров, обозначенных семенами, стряхивающими сурьму —

если будет кому.

И наконец, камни, вечные соучастники происходящего,

чья плоть истоньшается так медленно, что плач по душе

преждевременен,

казалось бы…

действительно, вслушаемся в камень… длинное

молчание, пересекаемое длинной трещиной

в камне – движение вдоль нее – ящерица…

вслушаемся в плач молчания, в жалобы

почти бессмертной души и плоти о смертной душе и плоти

вздох камня, трещин его крестовая карта – эль лагарто.

Разговор с ящерками заведем во время цветения чертова лотоса

когда цветок его поднимается на ладони к лицу,

склоненному над ним – будем настороже, пока мы

говоря с цветком, не приметим игру солнечных брызг – огни

слюдяных осколков, зеркальных вкраплений в камне —

и ящерицу,

притихшую в тени камня.

Тогда, не изменяя голоса,

обратимся к ней, а она разнесет по родству:

здравствуй —

– предложим ей хлеба, испеченного нами на углях

на золе гибкой зеленой плоти с примесью

прошлогодней плоти чужого цветка:

не мы начинали игру, за то и платим

бесплодьем побед своих – а ну как простят, не примут

долга, как часто бывает – а ну как…

смейся, звереныш, мы подыграем в свой черед, тени в углах

губ не помеха – тень выйдет в тень

чужого камня во главе угла наших стен.

Стены наши, впрочем, сложены не будут, утешимся тем,

а тогда не все ли равно, что во главе угла —

преломим хлеб и предложим хлеб, продолжим речь —

чертов дикий цветок ящерка обежит теневой стороной,

слева зайдет – тут и следить уголками глаз

пропавшее тело, тень ускользающей плоти и тень

остающуюся – с этого дня и впредь

ящерицы хлеб будут есть с руки

близ чертовой лилии, в чаше холмов у реки.

Поднимается ветер —

время ветров и время медленных вод

рвется невод

из рук ветра – видно, попался в сети

тяжелый улов.

Сроки приспели – осень

воды и ветер добычу влекут – тяжело

чертова лотоса

семя нести ветру и водам, и бросить

нельзя – опустить!

И осторожнее —

небрежности чертов цветок не простит

во дни крестин

никому, тем менее ветру – непрошен

в долине любой

гость, кроме крестного —

птичьего ветра – да и тому дай бог

прянуть в небо

когда возлюбленный голос реки его

к себе призовет

не то обессилит у стебля

чертовой лилии, там и умрет к зиме

– плененный насмерть

ветер, семя сронивший, и будет недолог вой

осиротевших вод.

Но мы ведь здесь за одним и тем же, в этих благословенных местах,

присмотрим же друг за другом – невелика и честь

ловцу – стать легкой ловитвой

на шабаше семян, где цепь холмов у реки – край света,

а на краю другом

прорвется к свету птичий сопутник мой, и я оглянусь – прочесть

долину осенних тенет, лица волений и нетерпений ее, как с листа

с полета семян, и в самом начале свитка

будет сказано, что нам следовало идти на запад, на последний свет

на тени холмов, ползущие навстречу, путаясь в желтой траве.

Предварим совет, и отправимся на закат.

Дождись меня у дальних холмов, не вступая в тень

холмов – здесь, в западне долины

прибегнем к несходству плоти, отбрасывающей тень, с самой

тенью, к тому же неразличимой меж прочих тел

той же природы – не шелохнись, пока

тени цепляют воздух, утратив свойство длины.

В сумерки, когда тьма попирает небо, свет и источники вод

и плоть – не от мира сего

незамеченными пересечем холмы.

В сумерки долина приводит тела к ночному подобью тел,

проводит тьму по течению до истечения света,

да и просто занята собой – уклад

сумерек на руку нам. В щель между тьмой и тьмой или тьмой и тем,

что осталось от света, заслоненного плотью на подступах тьмы,

уместим движение ветра

узкое – тени вытягиваются в рост, смыкаясь, проход размыт —

рвись по-ящеричьи, отбросив хвост ловчим пятой стихии – тьмы!

Ушел. Но и там, где будешь – властью, полученной здесь —

в доме бешеных солнц, черных песков и ветров, розы ветров

– седьмым лепестком ее

– где песок принимает зыбучие формы ветра, сколь

– непостоянны ни будь они, с самозабвеньем, какого не жди от трав

– где над ним проносясь, отражаешься весь

как тот, вечность назад, водами – о, где песок поет

капризы твои – проникновенней эоловых арф струн

трубы дюн на ветру —

счастье припомнится – погоней, игрой в прятки на теневой стороне,

рукой тьмы на затылке. Осенью перелеты кольцованных птиц

замыкаются местом, с которым обручены – к осени

вернешься в долину.

Во столько

оценим власть и соблазны игр тьмы – лиц не найти

своих и ее – их нет, колец обручения не найти, в долине поздних тенет

тело по кромке ночи сведя на тень, тьма осенит

плоть, тем разрешая ее от пут.

Во столько оценим путь.

Утром долина совершает обратные переходы к состоянию дня,

которые мы пропустим, вернувшись к полудню.

Затмение в глазах от всепроникающего света

отнесем ко времени его небытия, пусть

придется вспомнить полуденные страхи и плутни

полуденных бесов, коим отсутствие тени развязывает руки, сняв

границы меж светом и тьмой, числимой в нетях, и так

храня равновесие с перевертышем полуночи —

днем, по счастью, короче

время смещения тени по грани света на плоть.

Солнце выводит тень на свет, склонясь к закату

и пока склонность его не перешла границ горизонта

со вчерашним исходом ветра сверим

направление поисков пограничного цветка,

и между ним и первым, которым все началось,

выбрав третий, выйдем из долины на зов

реки – не прежде, однако

чем поговорим с ящерками у чертовой лилии – у своего цветка.

Теперь подумаем о составлении смеси

сухих и свежих семян чертовой лилии, истолченных в порошок

с клейким соком стебля; как обычно, вода и огонь

довершают приготовление мази. Оставив котелок у огня

займемся настоем корня: зальем его на вершок

водой, настоянной на цветах долины, на этот раз вместо

огня предоставим солнцу, держащему путь за горб

холма выманить верхние соки корня

в воду – к исходу дня

загустевшее варево оставив на милость сумеречных планет

и взвесь корня – с переменой воды – ночному воздуху,

поговорим о превратностях погоды.

Разговор не затянется, ибо предпочтения чертова лотоса просты

и согласны с сутью оставшихся дел. По первому вздоху