– Я не забыл, Верный Дранас, – слова колко летели в настоятеля. Гофард с презрением повторил за ним приказ. – Сегодня я отберу себе людей для отряда, а завтра обязуюсь зайти к архимагу.

Адриан слегка склонил голову, будто в почтительном жесте, но, скорее, подчеркивая недовольство. Он коротко закончил вопросом:

– Еще будут указания, Верный Дранас?

Наставника только забавляла беспомощность паладина в этом разговоре. Он даже не хотел этого скрывать, широко расплывшись в улыбке. Уже долгие годы ничто не могло перечить воле настоятеля.

– Вы свободны, Карающий Меч. Прах к праху.

Воин не заставил себя долго ждать, направившись к выходу. Адриан выпустил всю копившуюся злобу, с силой захлопнув дубовую дверь за собой. Она готова была сорваться с петель, но чудом осталась на месте. Впрочем, монахам было не впервой ее чинить.

***

Гофарду всегда нужна была четкая мотивация, цель, которой он мог отдаться до конца. Он всегда должен был знать, что все идет во благо самой Истины. Потому слова в письме и реакция настоятеля сильно покачнули уверенность паладина. Церковь обладала неоспоримой властью, и ничто не могло заставить ее быть обязанной кому-то, тем более колдунам.

Адриан предвзято относился к этим шарлатанам. Его вера не клеймила их деяния как нечто греховное, нет. Но паладин достаточно хорошо вчитывался в писания, и в текстах почти всегда маги выставлялись не в лучшем свете. Они были сборищем предателей и лжецов, преисполненных властью. Не зря в Послании был свой собственный свод законов для магов и их учений. Каждый из них должен был соблюдать их, дабы не пресытиться этой безмерной мощью, корни которой уводят в грех.

Несмотря на все это, колдуны считались важной частью Королевства, хоть они и вели свой образ жизни обособленно. За столетия они сильно продвинули науку, улучшив быт жителей. Но, как было сказано в священных текстах, из-за возможного всесилия им воспрещалось нести магию во вред живому, в любых проявлениях. Магам даже нельзя было участвовать в войнах, сколь бы ни было велико искушение командующих. Любой чародей, пренебрегший священными запретами, считался отступником, нечестивцем. Для этого Адриан и был рожден – находить тех, кто забыл нерушимые постулаты. Многие годы жизни он потратил, чтобы собственноручно карать эту погань. Ведь если что-то получается лучше всего, то, может, в этом и есть твое истинное призвание.

Да, он был согласен, что этот мир нуждается в магах, живущих в своих башнях, в Оплоте Чудес. Да, они все искры от огня Феникса. Но в чем же причина его внутренней нелюбви к ним? В этой неприязни отражались годы охоты на отступников, что взрастили твердое недоверие ко всем представителям этой элитной касты. Он видел достаточно горя, сотворенного ими, чтобы перестать верить в любое возможное добро от них.

Хватит накручивать себя. Душевное буйство нужно было утихомирить, Адриан понимал это. Спустившись из покоев наставника, он проходил по коридору, что тянулся по периметру внутреннего двора монастыря. День только начинался, и мир грелся под палящими лучами солнца. Блестели оружия на стойках. Блики на стальных щитах ослепляли любого, кто на них посмотрит. Гофард рассматривал через частые проемы между колоннами молодых послушников церкви. Подальше от них группами расхаживали закаленные воины, решившие поупражняться. Звон железа разносился вместе с выкриками монахов. Кто-то из других паладинов, одетый в сверкающую кольчугу, выстроил нескольких новобранцев в ряд. Зычный голос раздавал подчиненным приказы на сегодня.

Каждый выполнял работу, угодную Фениксу, какой бы она ни была, и в этом постоянстве Адриан хотел обрести свое спокойствие.

Он приметил, как по траве волокли чугунный чан, думалось, что на кухню. Среди нескольких монахов, тащивших тяжелую ношу, один что-то громко обсуждал с другими, смеясь слишком заразительно. Для Гофарда слова доносились как будто со скрежетом, царапая его чувства. Глупости какие-то, ведь смеялись не над ним. Несколько раз мстительно бросив в их сторону взгляд, он все же решил пройтись до них. Нечто скрытое не давало ему покоя. Внутри снова поднималось нехорошее чувство.

– …но смотрю, что она совсем глупая. Ну я и говорю ей: «Так себе реликвия, просто кусок камня, видал и получше. Но если ты так хочешь, могу тайком к Пепельной Чаше пропустить тебя. Давай для начала только ты мне что-нибудь покажешь взамен.»

Чернявый монах смеялся над собственными словами, глупо и мерзко. От этого Гофард только ускорил шаг, от чего его уже заметили ближайшие послушники, почтительно отходя в сторону. Все видели, что кому-то не повезло разозлить Карающего Меча. Его ярость должна была настигнуть виновного, где бы Адриан его ни нашел.

– Ну и говорю ей дальше: «Феникс такое наоборот одобряет, ты не знала? Так в писаниях и написано, что должны услужить нам во…»

Кулак с треском заткнул парню рот, принеся дикую боль. Как такие чванливые юнцы вообще попадают в святую святых! Немыслимо! Преисполненный удивления, монах мешком упал на траву, взирая снизу на паладина и своих собратьев. Адриан возвышался над ним с неподдельным возмездием в глазах, будто обвиняя во всех грехах, которые юноша еще не совершил.

– Что там Истинный Феникс говорил? Повтори-ка это громче, слабак! – слова вылетали из уст, сжигая все добродушие вокруг. Монахи узнали Гофарда, наслышаны были о его вздорном характере. Почти все они молча прятали глаза, искоса все же поглядывая. Никто не хотел попасться под горячую руку. – Вставай! Ну же! У тебя нет сил даже сказать что в ответ?

Послушник лежал во дворе церкви, беспомощно озираясь по сторонам. От своих собратьев, нерешительно наблюдавших за сценой, он так и не дождался помощи. Он просто не понимал, за что на него налетел старший по званию и чем он провинился перед ним. Слегка дотрагиваясь до разбитой губы, монах трясся от страха, не представляя, что ему делать дальше.

– Уже не так легко сказать мерзость о нашем боге?! Думаешь, ты здесь самый умный, мелкий ублюдок?! – тяжелый сапог с силой влетел под подбородок юноше, кровь каплями оросила траву. Где-то рядом на землю упал зуб. – Теперь ты у нас увидишь Истину!

Бить лежачего? Плевать о своей чести, когда у соперника ее и не было. Последовали еще удары, приносившие удовольствие Гофарду. Кулаками он выбивал из чахлого юнца всю грязь, копившуюся в душе. Ярость окрыляла его, затмевая взор. Он видел лишь кровь, необходимую для очищения, превращая лицо монаха в кровавую маску. Неважно, что будет дальше. Для паладина был важен лишь этот праведный миг. Он верил, что делал только лучше этому хнычущему послушнику.

– О пламя! Адриан, что ты, черт возьми, делаешь?

Сквозь толпу монахов пробирался высокий рыжий паладин в кольчуге. Добравшись до Адриана, он схватил его сзади и попытался убрать подальше от еле живого послушника на земле. Это оказалось не так просто, как думалось. Все тело Адриана было свито из крепких мышц. Он оставался на месте, словно не замечая, как его пытались оттаскивать в сторону.

– Вы все слышали?! Он не достоин быть в святая святых! Вышвырнете его к чертям, к Бегемоту! Я убью каждого слабака, если услышу от него подобные богохульства! – Гофард сотрясал воздух руками, несмотря на то, что его упорно тащили прочь от личной бойни. На его сапогах блестели капли крови. В глазах клубился алый туман, святое безумие.

– Ты сдурел совсем?! – воин смог силой отвести Адриана в сторону и отшвырнуть его на землю. – Думаешь вообще, что ты творишь?!

Тот приподнялся на локте, громко втягивая воздух. Волна праведного гнева как резко накатывала на него, так и стремительно отступала из сознания. Гофард попробовал сплюнуть, но ярость выжгла всю влагу во рту.

– Иногда мне кажется, что только я один здесь могу думать, – он поднялся на колени и начал медленно вставать. – Да ты послушай их: только и хотят залезть под юбку, поганя собой облик нашей веры. Втаптывают ее в грязь своей похотью, не проявляя никакого уважения. Они просто живут и не знают, для чего.