– На всю голову! Врач сказал, что вы придуриваетесь, да я и сам это знаю.

Она вдруг замерла, неся этот платок к глазам, и подняла на него несчастное заплаканное лицо, постепенно бледнеющее от гнева.

– Ты низкий хам!

– А вы зазнайка и лентяйка!

– Я не буду больше писать! Ни за что! Я не могу!

– Хотите и Фею по миру пустить? Разорить родную дочь? Хотите, чтобы она потеряла клинику? Причём клинику, в которой она надеется буквально поставить вас на ноги? Давайте, валяйте. А Нурхаят вообще в детдом заберут.

– Нет!

– Заберут-заберут. Папка приёмный умер, мамка инвалид, а мы кто? Никто.

– О, боже, – прошептала госпожа Альфия, осознавая, что натворила.

– Надеетесь, что Он там сверху вас услышит, безбожницу этакую?

– Да иди ты! Иди отсюда! – бессильно махнула она рукой.

– Да я-то пойду! Я пахать пойду – и в издательство, и на заводы, и в клинику, слава богу, по первому диплому врач-недоучка. Приспичит, так я и на тренерскую пойду, скандал с допингом уже подзабыли, а медалей я на своём велике накрутил – не у каждого породистого кобеля столько медалей, так что возьмут – мальков тренировать. А вы давайте, валяйте, оставайтесь здесь, пока Пьер вас не стащит в богадельню, цепляйтесь за призраков вашей прошлой жизни, глядишь, помогут.

Костик подошёл к шкафам и, вытащив из бара бутылку Наполеона, налил себе коньяк в бокал, поболтал его по кругу и выпил залпом, словно это была водка.

– Налей мне, – тихим голосом попросила госпожа Альфия.

– А вам нельзя, вы на лекарствах, – мстительно отозвался Костик.

– Налейте, месье Константин, не ёрничайте, – сказала она серьёзно.

Костик плеснул себе и ей по полбокала и подал один ей в руки.

– Чокнемся? – спросил он.

– За покойных – не чокаясь.

Они молча выпили. Она поставила бокал на ковёр. Рука повисла.

– Ты прав. Надо как-то из этого, как ты выразился, мешка несъедобных остатков выпутываться. Но я не могу. Правда, не могу. Мне плохо без него. Я ни о чём не могу думать, ни на чём не могу сосредоточиться. И я даже мысли не могу допустить, что я уйду из этого дома, где нам было так хорошо! Я не смогу, Костик.

– Я вас на руках вынесу. А по поводу мыслей – так вы и не сможете ни на чём сосредоточиться, пока сосредоточены только на вашей боли и на вашей утрате. Но это неправильно. Он умер, но вы-то живы.

– Да не жива я! Не жива! – и она снова заплакала.

Костик покачал головой.

– А надо жить. Конечно, ничего не будет так, как раньше, но будет по-другому. И поверьте, Рашит хотел бы, чтобы вы жили, и жили полной жизнью. Мы с вами уже месяц здесь провели, и знаете, что я заметил?

– Что? – заинтересованно посмотрела на него романистка, всхлипнув.

– Никто почти не выходит из дома. Даже Виталик заказывает продукты с доставкой. Мы все словно узники этого особняка, как какого-то заколдованного замка! И, знаете, я вам предлагаю стать опять госпожой собственной жизни и…

– Освободиться, – тихо сказала госпожа Альфия, и горько заплакала…

Глава 2. Эмиграция на родину души

Мы сами выбираем, что делать каждый день: жить или понемногу умирать.

(Эльчин Сафарли «Я хочу домой»)

Утренний дождь гораздо хуже послеобеденного. Он тихо и незаметно навевает нерешительность и рассеянность, вы тратите гораздо больше времени на сборы, забываете, что хотели сделать, и тут же перепроверяете то, что уже сделали. Неслышное нытьё природы особенно раздражает, когда вам нужно срочно отправляться в дорогу, а её за вами поливает водой, смывая следы…

Рейс в Симферополь задерживали уже на час, потому что кому-то стало плохо и по полосам аэродрома Домодедово то и дело ездили с сиреной скорые.

Они сидели в салоне самолёта второй час и были раздражены всем: и задержкой, и чувством голода, и невозможностью сходить в туалет.

– Как ты её в итоге уломал? – шепнула Фея мужу на ухо.

Костик тут же повернулся к ней и завладел её губами.

– Тшш, сумасшедший! Увидят!

– Пускай. Пускай все видят, какую красотку я себе из самого Парижу везу!

Фея счастливо хихикала, а Костик вдруг по-настоящему захотел жену и взбесился на эту непредвиденную задержку, и, когда госпожа Альфия поймала его взгляд, он так мрачно на неё посмотрел, что она виновато потупилась и втянула голову в плечи, отвернувшись к иллюминатору.

– Ну, зачем ты так с ней? – с укоризной сказала Фея.

– Для профилактики, – буркнул Костик, – пусть прочувствует.

Если бы он знал, как остро она всё теперь чувствовала! Чувствовала едкое чувство вины, прожигающее душу, горькое чувство одиночества, потому что всё же никто не мог заменить ей Рашита, ноющую боль от утраты огромной части своей жизни, и гнетущее чувство страха, что она не справится с новыми вызовами её литературному таланту и писательскому мастерству, не справится с грантами.

Этот страх был сильнее всего остального. А если она исписалась? Если выгорела? Если вычерпала из души всё, что там было? Что тогда будет?

– Даже Костик не станет со мною возиться, – прошептала она себе под нос.

Наконец у них попросили извинений за задержку и объявили взлёт…

***

Возвращения домой бывают разными. Долгожданными или вынужденными. Запланированными или срочными. Но всегда – с надеждой на то, что всё решится. Всё же дом – это точка отсчёта всех наших успехов и неудач…

– Здорово, тренер, – хмуро сказал в аэропорту крепкий мускулистый шестнадцатилетний Репей, забирая у Костика ноутбук и пожимая ему руку, – чего задержались-то?

– Кому-то плохо стало, врачей ждали. А чего, Егор? Планы рухнули?

– У меня свидание рухнуло! – буркнул он, – О, привет, малая! Дай краба!

– Краба? А у меня нету, – растеряно сказала ему Нурхаят.

– Лапу давай! Совсем там во Франциях своих русский язык забыли!

Егор с Виталиком получили и погрузили в микроавтобус огромный багаж, пока Фея сходила с малышками Розой и Музой в туалетную комнату матери и ребёнка, а Костик отвёз госпожу Альфию в специальный туалет для инвалидов.

– Вон. Пошли ко мне Фею, – велела она.

– Фея вас не удержит.

– Удержит. Ты в любом случае не будешь заголять мне задницу. Вон.

– Знаете, а у меня идея: найму вам гея, – сказал Костик, выходя из уборной.

– И не рифмуй! Тебе не дано…

Кое-как они запихали в микроавтобус двойную прогулочную коляску, и Костик повёл его в Евпаторию. Виталик следом вёл джип, куда усадили Фею с двумя детьми и госпожу Альфию. У дома Костик всё выгрузил и сел за руль джипа.

– Родной, разве ты с нами не идёшь? – удивлённо спросила Фея.

– Нет, милая. Я приеду завтра.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего. Решу в Симферополе пару проблем и приеду к вам завтра.

– Переночуешь у мамы?

– Я не успею в Севастополь. Перекантуюсь в гостинице. Давай, пока.

Он поцеловал жену и дочек и захлопнул дверцу. На машине он вернулся в аэропорт и снова купил билет до Москвы…

***

Сколько стоит приключение? Впрочем, знать бы, где продаётся, купил бы за любые деньги, всё бы отдал, настолько скучной стала жизнь. Вроде всё хорошо, а выть хочется, словно мир рухнул. От того и жрёт, и пьёт, как свинья, без остановки.

Славик думал об этом, потягивая в баре мартини, как вдруг ему позвонили и предложили странную работу.

Он с ходу отказался, но потом подумал о скуке, которая точила его мозг, как гусеница, и перезвонил по оставленному старым знакомым номеру…

***

У животных и души чище, и память лучше. Во всяком случае Милорд – помесь лабрадора с двортерьером, старый пёс Костика, деливший с хозяином дождь и солнце на пробежках, узнал всех и чуть не сошёл с ума от радости. Он скулил и подгавкивал, лизал всем руки и крутился у ног, особенно Нурхаят, которая больше всех разделяла его радость, и сама его всего облизала.

В шестикомнатном доме в старом центре Евпатории то и дело хлопали двери. Нурхаят первая захватила комнату в стиле ханского дворца в Бахчисарае, с разбегу плюхнувшись на тахту с цветными подушками в своей бывшей детской.