Стокер посмотрел на меня с жалостью.

— Немного доверия, Вероника. Я вскрывал замки с тех пор, как родился на свет божий. Одно из многих преимуществ при наличии старших братьев, которые запирают свои карманные деньги.

— Ты имеешь в виду, что крал у них?

— Пользовался каждым случаем, который мне выпадал, — последовал веселый ответ. — Вот, — сказал Стокер с некоторым удовлетворением, когда защелка открылась. Он поднял крышку, и мы вместе уставились в сундук.

— Что на свете… — Я вытащила кусок материала, непохожий ни на что виденное раньше. Казалось, ткань вылеплена из паутины, похожа на марлю, но бесконечно легче и тоньше. Длинные нити серебристых нитей улавливали свет, когда поднимались, легко танцуя в потоке воздуха.

— Эктоплазма, — произнес Стокер.

— Извини меня, пожалуйста? Это не что иное, как внешний слой цитоплазмы, — возразила я.

— Я не имею в виду научное определение, — поправил он. — Это совсем другое. Я только однажды видел подобное, когда работал в цирке. В течение нескольких месяцев у нас был медиум, который представлял манифестации, и одной из маленьких хитростей было заклинать хаос.

— Трюки? Тогда Хелен не общалась с духовным миром?

Стокер закатил глаза к небу.

— Вероника, нет такой вещи, как подлинное общение с духовным миром, потому что нет духовного мира. Ради всего святого, ты — ученый.

— Я достаточно ученый, чтобы верить, что мы многое не можем объяснить. Наглость полагать, что мы знаем больше, чем мы знаем. — Я взяла у него отрезок материала, пропуская изысканную мягкость сквозь пальцы. Он был настолько легок, что, казалось, весил меньше, чем воздух, паутинный как крыло бабочки.

Стокер вздохнул.

— Отлично. Но в моем случае медиум определенно был мошенником. Он использовал масло, муслин и немного фосфоресцентной краски, однако эффект был похож на это — облако белого, исходящее изо рта.

— Рта?

Он пожал плечами.

— Большинство медиумов глотают и изрыгают разные субстанции.

Стокер заглянул в сундук, указывая на любопытное устройство.

— Сжимающая коробка с ремнями для переноски между бедер, которая издает стоны во время реплик. Свечи с фитилями, подделанные, чтобы гарантировать, что они погаснут в определенное время. Все здесь предназначено для того, чтобы обманывать доверчивых. — Его рот сжался от отвращения. — Нет музыкальной шкатулки, чтобы одурачить нас звуками клавесина, но есть средства для любого другого эффекта. Хелен Ромилли — шарлатан, — вынес он окончательный приговор.

— Я вижу, вы раскрыли мой секрет, — отозвалась Хелен из дверного проема. Она стояла на фоне света из коридора, прижимая кошку к груди. Прежде чем мы успели заговорить, она вошла, закрывая дверь.

— Я не виню вас за ваше неодобрение, — сказала она спокойным голосом. — Я могу только умолять вас понять необходимость кормить себя и сына.

— Зарабатывая на надеждах и страхах скорбящих? — потребовал Стокер.

Она наклонила голову.

— Я не оправдываюсь перед вами. Мы все живем в мире мужчин, не так ли? А вы — мужчина.

— Вы говорите, что я не могу понять ваш выбор? — он с грохотом уронил крышку сундука.

— Нет. Я говорю, что мисс Спидвелл поймет лучше. Скажите, — она повернулась ко мне, широко раскрытые глаза мерцали при свете лампы. — вы когда-нибудь беспокоились о том, чтобы не дать волку войти в дверь? Вы зарабатываете на хлеб. Вам знакомо чувство, когда вы выжаты до последней корочки?

— Да, — ответила я. Голова Стокера вскинулась, но я не сводила глаз с Хелен Ромилли. Она гладила свою кошку, снова и снова проводя белой рукой по черному меху. — Не раз, если честно.

— Тогда вы знаете. Вы знаете, каково это решать, что вы будете и не будете делать, чтобы остаться в живых.

— Я тоже был беден… — начал Стокер.

Она резко оборвала его, заставив кошку пошевелиться:

— Пока вас не заставят задуматься о продаже своего тела, вы не были бедны. Не сравнивайте свою ситуацию с нашей, — Она снова повернулась ко мне. — Представьте, насколько велики последствия выбора, когда вам приходится думать не только о себе, но и о ребенке. Я вела изнурительную жизнь, мисс Спидвелл. Моя беда — любить беспомощных мужчин, сначала мужа, а теперь сына. И не заблуждайтесь, я люблю их по-настоящему. Но быть человеком, от которого все зависит, утомительно. Если еда должна была найти путь к столу, мне ничего не оставалось, как предоставить монету. То же самое с крышей над головой и туфлями на ногах. Я знала, что делаю, когда вышла замуж за Люциана. Он не претендовал на то, чтобы быть практичным мужчиной, но осмелюсь предположить, что вы достаточно émancipé, чтобы понять мою мотивацию, — рискнула она кинуть взгляд на Стокера.

— Я могу понять влечение к нему, но не брак с ним, — призналась я.

— О, мы могли бы быть друзьями при других обстоятельствах! — воскликнула Хелен.

— Разве мы не можем быть друзьями сейчас? — спросила я.

— Не тогда, когда вы подозреваете моего сына в убийстве, — Хелен посмотрела на Стокера. — Уверяю вас обоих, я знаю его недостатки лучше, чем он сам. Я каталогизировала их в характере его отца еще до рождения сына. Вы никогда не видели, чтобы двух человек выкроили так близко из одной ткани. Их непрактичность, их сцены и мелодраматизм — не что иное, как кусочек муслина в ваших руках. Каспиан увлекается тем, что закатывает истерики просто потому, что считает — это делает его интересным. Возможно, он мог бы заняться охотой или глокеншпилем[27], но вместо них он выбрал такое хобби. Помимо этого в нем нет ни одного злонамеренного атома.

Я не стала спорить с оценкой преданной матери своего ребенка, просто попробовала другую тактику.

— Конечно, Малкольм помог бы, если бы знал, что есть проблемы с деньгами.

— Малкольм! Благослови вас Бог, он не мог помочь себе. Когда Розамунда исчезла, он сошел с ума. Письма, которые я отправляла, оставались без ответа в течение нескольких месяцев. К тому времени, когда он смог ответить, я уже выбрала. Я не хотела продавать тело, поэтому продала душу.

— Тогда вы стали мадам Еленой? — спросила я.

— Был аннуитет из поместья Ромилли, который Люциан обеспечил для нас, но он также оставил долги, тяжелые. Я изо всех сил пыталась выплатить их. В конце концов, я подумала, что лучше всего привезти Каспиана сюда. Повидаться с дядей и заодно напомнить Малкольму, что у него есть готовый наследник, сын его брата.

— И, возможно, дать почувствовать себя виноватым, что своим браком лишал Каспиана наследства? Виноватым достаточно чтобы платить ему отдельное пособие? — рискнула спросить я.

Она пожала плечами.

— Почему бы нет? Если бы из этого ничего не вышло, по крайней мере сэкономили бы пару месяцев квартплаты и расходов на питание. Поэтому я написала, и Малкольм пригласил нас на лето. Мы остались на свадьбу. Но когда Розамунда исчезла, стало ясно, что не будет никаких дополнительных денег. Малкольм попросил нас уехать. Нам трудно жилось в Лондоне. Я перебирала все возможные методы, как смягчить наши финансовые проблемы. В отчаянии я пошла к медиуму и попыталась связаться с Люцианом. Признаю, на меня повлияли остатки прекрасного винного погреба Люциана. Но у меня хватило ума в течение первых двух минут понять, что женщина — мошенница. Я так и не получила сообщение от Люциана, но после мне пришло в голову, что ответ все-таки нашелся. Я презентабельнее и красноречивей, чем эта шарлатанка, у меня неплохие манеры общения с людьми. Понадобились всего несколько реквизитов и новая персона. Таким образом, родилась мадам Елена, — закончила она с воодушевлением.

— Почему вы приехали сейчас? — задал вопрос Стокер.

Ее улыбка была безрадостна.

— Потому что, возможно, удержала волка от двери, но все еще слышу его вой. После исчезновения Розамунды Каспиан — единственный наследник Малкольма. Малкольму нужно было напомнить об этом. Если он пригласил меня сюда, чтобы вызвать ее дух, я счастлива подыграть.

— Вам случалось на самом деле видеть призрак ? — осведомилась я.