Прежде чем восстанавливать панель, Стокер и я тщательно спрятали саквояж в норе священника. Мы решили, нет причин брать улики с места их сокрытия. Там для них казалось безопаснее, чем где-либо еще.

— Где эта сумка сейчас? — потребовала Мертензия.

— В настоящее время вам ни к чему это знать, — отрезал Тибериус, каждый дюйм лорд. — Теперь, в отсутствии Малкольма, напомню, я самый высокопоставленный человек на этом острове. Кроме того, я лорд-магистрат округа, где расположено мое загородное имение, и без сомнения, более знаком с законом, чем кто-либо из присутствующих. Если только у вас не припрятан какой-нибудь констебль или судья? — он перевел взгляд с одного пустого лица Ромилли на другое. — Нет? Хорошо. Тогда давайте расставим точки над «i». Я беру на себя контроль над этим вопросом. Разрешаю поиск Малкольма Ромилли по всему острову. Ни один камень не останется на месте, пока мы его ищем. Мой брат и мисс Спидвелл будут помогать мне. Что касается вашей парочки — либо вы помогаете, либо держитесь к дьяволу подальше от меня, вам ясно?

Каспиан лишь кивнул, но Мертензия стиснула кулаки, гневные эмоции отразились на ее лице. Тон Тибериуса стал шелковистым.

— Вы должны простить меня, но боюсь, я не услышал ваши ответы.

— Да, мой лорд, — быстро сдался Каспиан.

Мертензия резко кивнула, казалось, против воли.

— Да, мой лорд. — Ее голос был хриплым, два ярких пятна горели на щеках.

— Превосходно. Теперь, когда мой брат уничтожил весь пирог, я предлагаю подготовиться и начать поиск. Нам все равно здесь больше нечего есть.

* * *

Под умелым руководством Тиберия был обыскан весь остров. Рыбаки и жители деревни осмотрели здания и поля, не пропуская различные укромные уголки и пещеры контрабандистов, неизбежные в таком месте. Мертензия и Каспиан образовали маловероятный союз и тщательно обследовали территорию замка. Тибериус остался в библиотеке, распорядившись, что любой, кто обнаружит что-либо заметное, немедленно сообщит ему. Стокеру и мне была поручена задача обыскать сам замок.

— Это нелепое занятие, — пробормотала я после того, как мы поднялись по четырнадцатой по счету лестнице и осмотрели двадцать седьмую пустую спальню. — Он может быть где угодно. Кто-нибудь подсчитывал лодки? Возможно, он поплыл к одной из Трех Сестер.

— Невозможно, — Стокер осматривал безжалостно пустой туалет. — Малкольм знает эти воды. Он бы никогда не попытался совершить такой самоубийственный поступок.

Я остановилась, и перевела взгляд на Стокера.

— Не надо, — приказал он, интуитивно понимая мои мысли. — Даже не предлагай это.

— Мы должны рассмотреть такую возможность, — настаивала я. — Ты признаешь, что он сильно пострадал, и он кажется чувствительным человеком. Кто сказал, что дорожная сумка Розамунды не была последней каплей? Это заметно повлияло на его рассудок. Возможно, факт, что она не ушла сама, оказался невыносимым. Наверное, он размышлял об этом с тех пор, как наткнулся на саквояж, пока не смог больше терпеть. Только представь: он глубоко влюблен в Розамунду, потерять ее было душераздирающим опытом. После многих лет неуверенности Малкольм обнаруживает доказательства, что она не покидала остров, что она, должно быть, мертва. Он приглашает избранную группу гостей, чтобы те помогли узнать правду о ее исчезновении. И вместо этого он, кажется, поднял из могилы призрак. Какой ужас вспыхнул в его душе! Должно быть, он почти сошел с ума от горя и шока. Что может быть более естественным, чем решение присоединиться к ней?

— Ты забываешь две вещи, — справедливо заметил Стокер. — Во-первых, если дорожная сумка Розамунды никогда не покидала остров, значит и она тоже.

— Твоя точка зрения?

— Она была убита, — заявил он.

— Ерунда. Это мог быть несчастный случай. Она могла умереть от естественных причин. Она могла бы…

— Возможно, ее проглотил кит, но это, черт возьми, маловероятно. Я забыл твою склонность к мелодраме.

— Моя склонность к мелодраме! Ты настаиваешь на том, что Розамунда стала жертвой преступления, твоя ужасная теория не стоит и пенни.

Стокер сложил руки на груди.

— Вероника. Я понимаю, что твои чувства к Тибериусу омрачают суждение, но попытайся не быть женщиной до такой степени.

Я злобно уставилась на него.

Он продолжал вещать так безумно спокойно, что я испытала соблазн надеть ему на голову железную подставку для дров в камине.

— Ты неоднократно убеждала меня, что женщина так же способна к рациональному мышлению, как и мужчина. Я даже могу великодушно признать: один-два раза ты была более хладнокровна, чем я сам. Но, увы, тебе не хватает логики во всем, что касается моего брата.

— Из всех дешевых и отчаянных оскорблений, атакующих мой интеллект ученого… — начала я.

Стокер поднял руку.

— Если ты хочешь злиться на меня, не могла бы это делать, пока мы ищем? Иначе мы никогда не закончим с этим замком.

Он вышел из комнаты. У меня не было другого выбора, кроме как идти за ним. Мои шаги отдавались резким звуком на каменных полах. Некоторое время мы продолжали искать в тишине, и никто из нас не говорил без необходимости.

Мы не обнаружили ничего примечательного, пока не пришли в последнюю комнату. Я указала на маленькую карточку, написанную аккуратным почерком: Миссис Люциан Ромилли. Я мягко постучала, но ответа не было. Мы проскользнули в комнату, бесшумно закрыв за собой дверь. Прикроватный столик был усеян банками с пастилкой, влажными носовыми платками, крошечным хрустальным бокалом, подходящим для алкоголя, и маленькой колбой зеленого стекла с аптечной этикеткой. Стокер поднял его и осторожно понюхал.

— Какое-то лекарство?

— Только для шотландца, — фыркнул он. — Довольно хороший виски.

Я вспомнила ее наполненную джином бутылку от шампуня и подумала, сколько других тайников со спиртным она сделала. Домашние туфли странного вида — на высоких каблуках, украшенные перьями и атласной оборкой — валялись там, где она их бросила. На умывальнике криво висел халат, непрактичная конфетка из лилового шелка.

— Любопытно, — я провела пальцем по водянистому шелку. — Я не подумала бы, что у нее будет шелковый халат.

— Что бы ты подумала? — поинтересовался Стокер, медленно роясь в ящиках.

— Черный атлас. Трезвый бархат в крайнем случае. Но ничего такого легкомысленного, как бледно-фиолетовый шелк.

— Она фантазерка, — безапелляционно заявил Стокер. — Скорее верит в воображение, чем в реальность.

— Откуда ты знаешь? — потребовала я.

Он поднял книгу, которую раскопал под рубашкой.

— Ее литературный вкус. Довольно крутой французский роман с лихим героем, который рискует всем ради любимой женщины. Продает себя в рабство пиратам, чтобы спасти ее, или отказывается от священных приказов, чтобы прижать даму к своей мужественной груди.

Я прищурилась.

— Откуда ты знаешь, о чем эта книга?

— Прочитал, — просто сказал он. — Я обмениваюсь книгами с горничной в Bishop Folly, и у нее есть склонность к французским романам. Тебе они не понравятся, — добавил он со злобной улыбкой.

— И почему нет?

— Потому что они всегда показывают пары, которые доверяют друг другу. — Прежде чем я успела ответить, он наклонил голову, изучая сундук. — Что он здесь делает?

— Возможно, его не вернули в кладовую. Он был, несомненно, упакован, когда они намеревались отбыть сегодня. Сундук следовало отправить следом за ними.

Стокер опустился на колени перед сундуком и попытался поднять крышку.

— Он все еще заперт. Ты видишь ключ?

Мы обыскали все подходящие места, но ключ найти не удалось.

— Видимо, она носит его при себе, — сказала я. — Многие женщины так делают.

— Дай мне пару твоих шпилек, — велел Стокер. Я послушно выполнила распоряжение, уверенная, что он быстро вскроет замок.

— Осторожно, не поцарапай его, — предупредила я. — Мы не хотим запачкать руки в преступном взломе и дать Хелен понять, что ее вещи обыскали.