Разговор шёл под чай-коньяк на рыбалке у костра, на одном из лесных озёр, сурской старице. Терапевт явился ко мне домой чем свет и слёзно упросил составить ему компанию: ублажив великих мира сего, теперь спасался от наездов шустрого мелкого начальства, техникум-то не резиновый.
– Родственников восьми тех барышень я всё-таки поимел, – откровенно делился он, – никаких денег с них не взял, и они радостно, за казённый счёт мне техникум обустроили – здание-то под него страшно запущенное дали. Телефон игорячую воду провели, сантехнику и проводку заменили, стены-полы покрасили. На втором этаже у нас – общежитие для деревенских ииногородних, и в каждой комнате сейчас – и зеркало, и утюг, и чайник электрический. И душевая на этаже, и фойе с телевизором… За проходной внизу – столовка с буфетом…
Мы ушли с озера лишь в сумерки, и нелегал заночевал у меня. На другой день он весело умотал в Горький на какие-то курсы и руководил техникумом по телефону. Мои родители были в отпуске, отец и тесть возились в Маклаковке с омшаником, помогали плотникам. Мать, взяв обоих мальчишек, неразлучных уже, снова отправилась туда же. А я, несколько поразмыслив, решился обогатить Николая – чтобы он ни при каких обстоятельствах не вздумал менять драгоценности на деньги. При его простоте легко было бы влететь в неприятность. Сокровища он сдал бабке, и сейчас, образно выражаясь, спал на мешках с деньгами, но и расходы на стройку у него ожидались сногсшибательные. И доски, и рубероид, не загадывая о кирпиче, всё это предстояло ему как-то где-то раздобывать, переплачивая втридорога. Даже гвоздей и оконного стекла в свободной продаже не мелькало. Гвоздями, инструментами, дверными ручками и, главное, кровельным железом поделиться мы с ним могли, была у нас надежда и на цемент. Смолой и сами-то маловато запаслись, её много уйдёт на гидроизоляцию фундамента, да на крышу – рубероид под кровельное железо просмолить. Следовало снабдить Николая деньгами так, чтобы и после долгой стройки он не испытывал в них нужды.
Заказал междугородный разговор с Сяитом, и когда нас соединили, спросил, не нужны ли ему кое-какие запчасти к машинке «Зингер»? Килограммов тридцать! Сяита, мне показалось, слегка заклинило. Канишна, ответил он, невесть зачем маскируясь под деревенского татарина, но тотчас по-деловому вопросил: а мой посреднический процент? Пополам, Сяит! Но при условии, если за один день управишься. Сделаю, но с чего бы такая щедрость-то? Да у тестя полсотни ульев! Деньги-то не особо мне нужны. А запчасти давно валяются, надоели уже… Жди завтра утром с дочками на вокзале, встретишь мою жену с подругой. Примешь запчасти, а жена с подругой – в универмаг. Вечером на поезд посадишь их… В конце разговора Сяит передал просьбу своей мамы – привезти стёкла с изречениями из Корана. Заодно уж… Она их в комнате у себя развесит… И её новое зимнее пальто, всё другое из её сундука и шкафа я на «Победе» своей давно увёз… И ещё. Никаких твоих «пополам». Возьму десять процентов, это будет по-честному.
При великом переселении в дом Мамонта я унёс и бабушкино зелёное пальто – чтоб не оставлять его будущим безвестным домовладельцам. Повесил в Януарьевплатяной шкаф и благополучно забыл о нём. Взяв это пальто, древний Януарьев безмен и свою брезентовую сумку, с которой ездил на сессии, пошёл в сарай за металлом. Тридцать килограммов – для платины не объём, в одном из сундуков убавилось её не на много. Завернул металл в бабушкино пальто, да ещё и втиснул в мешок. Сумка, хоть и удобная, с дополнительным наплечным ремнём, была для наших с Николаем бабёнок, конечно, тяжеловата. Да вдвоём, чай, через вагон-то проволокут, а в тамбуре Сяит схватит…
Абитуриентки, не ведая о предстоящей интересной экскурсии, смылись от нас с утра пораньше: накормив меня завтраком, моя несостоявшаяся агрономша увлекла пигалицу на Суру, на пляж. Свистнул Николая через изгородь и объявил, что хочу сделать его по-настоящему богатым человеком. Каким образом – не сказал, носомнения у него в глазах не увидел. Николай мне полностью пока доверял и во всём меня слушался. Передал ему прихваченное из своего кошеля дамское обручальное колечко:
– Скажешь – купил! Чтоб все видели – мужняя жена! Меньше приставать будут. Своей студентке тоже надену… Вечером провожаю их в Москву, дело к Сяиту есть, передать надо ему кой-чё… Дай своей-то денег побольше, пусть перед учёбой-то приоденется…
Завод работал в три смены, эту неделю Николай ходил во вторую, с четырёх до полуночи.Сидеть без дела не мог и сейчас расчищал площадку под дом, пятнадцать метров на десять, тоже хотел успеть до осени с кирпичным полуподвалом. Позвал его немного вздохнуть за чаем. Едва уселись – зазвонил телефон, молчавший все эти дни: как видно, ни кирпича, ни половых досок, ни, тем более, рубероида никто в районе продать не мог. Звонивший представился директором совхоза «Присурский» и сразу предложил и кирпич, и доски. Сейчас приеду, заорал я, как вас найти-то? Да никак, ответил, вздохнув, директор, я сейчас в санатории лечусь… Сходил вот в магазин за селёдкой, да завернул её в нашу газетёнку – она в кармане была… В палате у себя развернул, нарезал, принял сто пятьдесят… Ну и, как вы догадались уже, случайно прочёл ваш вопль. Теперь по делу. У нас своя лесопилка. Но доски – прямо из-под пилы, из сырого леса, сухие не продаём, самим нужны. Липа и дуб – очень дорого, ель-сосна – гораздо дешевле. Доставка – отдельная статья. А вот кирпич – другой коленкор…Ферма брошенная, в тридцать пятом году построенная, и далеко на отшибе – когда-то было там отделение совхоза, но теперь не живёт никто. Строение пребольшое, кирпича на китайскую стену хватит. Крыша тесовая была, да вдруг обвалилась внутрь, а лет десять назад пожар возник… Мы золу на удобренье выгребли, сейчас там стены одни стоят… На дороге канавка небольшая – чтоб кирпич не воровали, не ездили… Если согласны на кирпич, мосток там брошу… Но одно «но»: кирпич-то хоть и отличный, ручной формовки, но не теперешних стандартов, несколько меньшего размера… Ну как? Мне в бухгалтерию звонить? Денежки предоплатой, разумеется…
Я ответил громким согласием. Николай, слышавший разговор, пришёл в восторг. Едва я заварил чай, директор позвонил снова: можете хоть сегодня начинать. Я оставил Николая за чаем и отправился на вокзал за билетами для наших дам. Отстояв очередь и насладившись прохладой зала, с неохотой выбрел на солнцепёк. На привокзальной площади остановился запылённый грузовик с ватагой молодых людей в кузове, по виду и манерам – студентов. Они тотчас начали выгружаться, сваливать в кучу рюкзаки и упакованные палатки. Сверху положили гитару. Двенадцать парней и три девчушки. Одна из них торопливо собирала деньги с друзей, явно намереваясь метнуться в очередь за билетами.
– Обождите с билетами, ребята! – воззвал я к ним – кажется, даже с мольбою в голосе. – Есть занятие на несколько дней, но никак не больше недели. Надо разобрать кирпичное здание без крыши, а потом дня два грузить кирпичи на самосвал – сколько будет рейсов, пока не знаю. Плачу каждому сто рублей, питание и билеты за мой счёт. Равно и инструменты, и обмундирование – то есть, ломы и рукавицы. Палатки у вас, я вижу, есть.
Публика мне внимала и молчала, слушал даже шофёр, стоявший в тени кабины. Выходило так, что мы обо всём договорились. Дальше узналось: они студенты политехнического и возвращаются из заповедника, где по найму месяц вязали берёзовые банные веники. И заработали аж по семьдесят пять рублей. Минус пятнадцать на еду, да десять с каждого улетели бы сейчас на билеты – если бы не вы. «Вы» – это обо мне. Шофёр временем располагал и за пять рублей согласился доставить братию к месту службы: где находится ферма, он знал. Да и я тоже, бродили вдоль Суры с терапевтом, налимов прошлой осенью добывали. Это несколько ниже по реке, километрах в пяти от города. Спросил, кто староста. Мне указали на девчушку, которая торопилась брать билеты. Протянул ей двадцать рублей, молча показал пальцем на столовую на привокзальной площади, а сам остался караулить имущество: шофёра взяли с собой студенты.Когда вернулись и стали весело собираться в путь, я побеседовал с шофёром – и за дополнительные двадцать пять рублей залучил его в своё распоряжение до вечера. Помчались к моему дому, я сидел в кабине и показывал шофёру дорогу. В воротах встретил меня весьма удивлённый Николай. На ходу ему объясняя, что да как, повлёк его к бане, и там с чердака мы сняли похожий на ломик гвоздодёр, плоскогубцы, лопату, двуручную пилу и ножовку, несколько молотков и зубил, и Николай отнёс всё это на грузовик студентам. А я завернул в сарай за складной лестницей и тремя ломиками, и передал это железо вернувшемуся Николаю. Всё делалось очень быстро. Залетев в дом, набрал в картонку чаю и папирос – некоторые из мальчишек курили, да захватил несколько пустых мешков. В подвернувшуюся авоську всунул штоф с керосином, лампу и десятка два больших восковых свечей. Кинул Николаю ключи – дом запереть, уселся в кабину и машина понеслась в хозяйственный магазин. Там взяли один здоровенный лом, полсотни пар холщовых рукавиц, две ведёрные эмалированные кастрюли – для чая и для еды, половник, пятнадцать ложек и по пятнадцать же мисок и кружек эмалированных. Сложив бренчащий товар в мешок, закинули его в кузов и всей толпой пошли в продовольственный магазин. Мешок чёрного хлеба, мешок булок и хлеба белого, полмешка консервов из скумбрии и хека, полмешка шпрот, пять кило сахара, несколько больших пачек макарон, соль, перец, лавровый лист. К счастью, давали ещё и сыр, и я купил три тяжеленных круга. Ничего дельного тут больше не было. Рядом, на зелёном базарчике сторговали мешок молодой картошки. В поисках пищи посерьёзнее завёл народ в наш знаменитый комиссионный магазин: здесь было то, что давно не продавалось нигде, но по ценам для рабочего человека недоступным. Скучающая продавщица не скрыла изумленья при виде нас – люди заходили сюда лишь изредка. Взял полмешка тушёнки, пятнадцать банок растворимого бразильского кофе, тридцать килограммов копчёной колбасы и десять – говяжьей вырезки. И строго наказал старосте, чтоб мясо не берегли и съели сразу, пока оно свежее. У меня аж в башку вступило – не так-то просто прокормить неделю пятнадцать человек! Люди-то молодые, и есть-то станут четыре, а то и пять раз на дню, ведь работа будет отнюдь не лёгкая. Подумалось вдруг: а как же они с водой-то? Послал девушек опять в хозяйственный магазин – купить несколько кусков мыла, уличный умывальник и штук шесть эмалированных вёдер с крышками, чтоб вода всегда в запасе имелась, и за ней на село в колодец ходить придётся. Когда проезжали мимо бумажной фабрики, один из ребят стуком ладони по кабине остановил машину, спрыгнул и выволок из кучи макулатуры кипу старых газет – туалетной бумаги в продаже не было, и зорко нашёл аж две годовых подшивки журнала «Наука и жизнь» многолетней давности: для чтения ночью при свечах. Журналы попортило дождём, но это лишь добавляло бумаге древности. Для себя я по дороге решил: если что и забыл купить, представлю завтра с утра, само дело покажет.
