Валя тоже прошла выбраковку;

пройти она не мог

ла – была изумительная красавица, какой в мир

е не сыщешь. Я сама не могла на нее наглядеться – до того ей счастья досталось от небес!.. Я считаю, – от небес, потому что красота ее была неземная…

– Лучше тебя? – спросила Вера.

– Конечно, лучше. Мне до нее, Вер, далеко было. П

осле строгого и пристального отбора, где последнее слово было з

а Мавром, нас среди ночи встормошили, посадили в автобус и повезли. Даже обычного шмона не было. Везли в неизвестность, ночью, тайно… Зачем? Куда? К утру подвезли к какому-то зданию – тоже в лесу. Вокруг высоченный забор. Дорожки, трава, кусты в чистоте и

в уходе держатся. Все

вылизано, прибрано по правилам вкуса. Поселили в апартаменты. Каждой дали по отдельной квартирке с удобствами:

вода холодная, горячая, ванна, душ. Мебель резная. Знаешь, Вер, я такого в жизни не видела блага. А ведь тузы им пользовались каждодневно. Мне, деревенской простушке, что довольствовалась скудным житьем-бытьем, вдруг такая роскошь привалила! Еду подавали на серебряных подносах прямо в апартаменты. Ветчина, заливное, масло, чай, кофе, конфеты шоколадные и всякие деликатесы. Можно ко всему разнообразию сделать заказ по желанию. Приготовят, подадут, как в лучших ресторанах, каких мы с тобой не видели и в них не бывали. Официанты- одни мужчины. Ни одной женской физиономии, кроме нас, конечно.

– Да ты ложись, ложись и рассказывай, – предложила Вера, – а я рядышком присяду, буду слушать, значит. Чего же дальше с вами было, этот?

– Ой, Вер, много рассказывать – мало слушать. Мне же заново приходится переживать все те приключения, терзать сердце… Жили мы, в общем, не тужили. Начали привыкать к обслуге и роскоши. Поступает приказ: приготовиться к проверке. Повели нас к парикмахерам, сделали модные пр

ически. Проверили нас на гинекологические заболевания. Ну, тут и дураку понятно! Отобрали пятерых, самых лучших.

Снова появился Мавр. Лично с каждой из нас побеседовал. Обещал золотые горы, если будем вести себя послушно, без промахов. Мне прямо сказал: миссия предст

оит ответственная – не каждому

такое в жизни выпадает. «Гордиться, – говорит,– будешь всю жизнь!» Но прямо не говорит, чем же я буду гордиться. Пообещал освободить меня и похлопотать за мужа. Что ты, Вер! За свое освобождение и избавления мужа от тюрьмы я готова была хоть в огонь идти, хоть в самое полымя. Хоть к черту в пасть согласна – лишь бы все устроилось. Верила я

ему. А он подтверждал мою веру, говорил, что нехорошие люди забрали мужа, неправильно поступили. Он примет все меры

и во всем разберется. Я набралась смелости и спросила

у него, куда, для каких целей нас так тщательно готовят? Он ра

сплылся в улыбке, зачмокал тонкими губами, сказал, что я

все буду иметь, только надо слушаться его беспрекословно. «Никаких секретов,– сказал он,– из вашей подготовки мы не делаем. Будете прислуживать высокому начальству. Выполнять четко то, что прикажут и молчать. Никому ни слова о том, где были, чем занимались. Получишь свободу…» Я твердила, что ни в чем не виновата. Только закончила школу, три недели пожила замужем, вкуса жизни еще не почувствовала

, как вдруг арест, тюрьма. Я не успела еще ничего совершить – ничего плохого. Мавр гневался, обещал найти тех, кто состряпал на меня и на мужа дело. Обещал разобраться и наказать. А я, наивная, верила. Он клялся, тварь! Как тут не верить? Мы же привыкли доверять людям, как учили… Только моя судьба и судьба Коли для него ничего не стоила. Жизнь оказалась сложней и немилосердней, чем мы с тобой

думали. То, чему нас учили благодарные учителя, оказалось байками. Мавр сказал нам: «Будем пода

вать вас наверх!» Как закуску или выпивку какую-то… Представляешь?

Ночью подвезли к особняку, завели в зал, где стоял длинный стол, ряд дорогих стульев. На стенах картины, на полу шикарные ковры и дорожки. Мрачновато, правда, но, думаем, зато в тепле и к еде поближе.

Нам показали кухню, где суетились два повара во главе с Геннадием Романовичем, которого мы сразу прозвали Генром. Мы всем давали кликухи, так проще. Он был главным устроителем торжеств. Кого собирались встречать, что за событие – ни слова. Мы ждали указаний. За нами следили люди в штатском. Просто сидели и наблюдали. Если не знаешь, то можно было принять их за манекены.

Генром проверил нашу выучку. Посмотрел, как берем подносы, расставляем посуду, сервируем, как подаем еду, как вежливо кланяемся,

отходим. Делал отдельные замечания

. Говорил, что главное в нашей работе – быть незаметными и предупреждать любое желание гостей. Ничего не спрашивать, не разговаривать, передвигаться бесшумно. Если гость заинтересуется и задаст вопрос, скромно и вежливо ответить, поклониться, отойти в сторону. Генром методично вдалбливал нам, что в обслуживании мелочей

не бывает. Как идешь, как несешь поднос, с каким видом подаешь… И улыбаться, улыбаться! Без улыбки к обслуживанию не допустят. А мы ведь разучились улыбаться. Под страхом казни не заставят нас рот раскрыть в улыбке – до того все опаскудело и опротивело, что никаких сил и терпения не осталось. А им, хоть помирай, а улыбайся. «Ваша судьба зависит от улыбок и уровня обслуживания»

, – говорили нам. Что тут скажешь? Душу из нас вытряхнули и заставляют улыбаться! Ты хоть раз пробовала насильно улыбаться? Получается не улыбка, а мука, страдание в упаковке… Но что поделаешь? Поверили мы в скорое освобождение и

улыбались. Силой заста

вляли нас улыбаться.

Тошнило, но я перед каждым встречным скалила зубы. Пусть подавятся моей улыбкой!

Поселили нас во флигеле для прислуги. Там мы сидели и ждали указаний до полуночи, но гости так и не появились. Только после полуночи нам разрешили раздеть

ся и поспать. А утром снова

теребят. Еду, которая с вечера была заготовлена, выбросили, начали готовить новую. Жалко было видеть, как ветчину, красную рыбу, икру в мусорку выбрасывали. Несколько раз готовили вот так, а для кого – неизвестно, никто не приезжал. Кормили нас по первой категории. Спецстол, отдельная посуда и все такое прочее… Но были мы в клетке, Вер! Я старалась выслужиться, думала: отпустят в родную Марьевку, уеду и забуду все, как страшный сон. Только не суждено было моим надеждам сбыться… Через несколько дней ожиданий сказали, что едут гости

. Что тут началось! Обслуга носилась со скоростью бешеных поросят. Генром затормошил всех, задергал. Сразу предупредил: если кто будет ходить с

кислой миной, отправят в карцер – высокий гость не любит хмурых и невеселых, потому что сам веселый и жизнерадостный. Мы старались, как могли, выжимали из себя улыбки. К одиннадцати вечера начали съезжаться черные лимузины. В каждом сидела важная персона и охрана. Столы мы накрыли заранее. Сидели в своем закутке наготове, чтобы выполнить любое указание начальства по первому требованию. Но прошел час, нас никто не беспокоил, пробило полночь – тишина. И только в первом часу ночи поступил сигнал: подать сухого вина и минера

льной воды. Генром водрузил

на поднос и прошептал мне: «Вперед, Настя!» Иду в банкетный зал, ног под собой не чувствую, дыхалка захлебывается, вот-вот упаду, испорчу своим состоянием всю их малину. Но ничего, донесла благополучно поднос, поставила на край стола, разнесла вино и минералку

поближе, а сама свою улыбку насилую. Смотрю, наш главный куратор – Мавр, показывает большой палец, хорошо, значит. Гости между собой о чем-то шушукаются, а самый главный, усатый с трубкой, посмеивается, дым пускает, так внимательно осматривает меня, как первотелку на ярмарке. Спрашивает у Мавра: «Кто такая?» – «Я тебе о ней рассказывал…» -ответил Мавр