Люди входят и выходят, впуская жаркий воздух внутрь. Небольшие картины с изображением кофейных зёрен чуть покачиваются при каждом открытии двери. А я всё думаю про Люка. По новостям сказали, что Мистер Грин убил мать Люка под воздействием запрещённых веществ, а паренёк попал в детский дом. Да ещё и в тот, заведующей которого является моя бабушка. Позвонила ей вчера – всё подтвердилось, но он всё ещё не в курсе про ситуацию с родителями. Попутно договорились с бабулей о моём завтрашнем визите.

Может, зря всё это? У Люка и так проблем хоть отбавляй: психологические травмы, новый коллектив, а я вдобавок лезу со своими любовными письмами.

Может, лезу всё же не я, а Лена?

Нет, именно я. Обычная трусиха, как и думала.

Откусываю круассан – слоёное тесто сыпется на белоснежную тарелочку, а от чая вздымают вверх к потолку еле заметные потоки пара. Давненько я так не обедала. Или завтракала? В любом случае, в детском доме смогу насладиться нормальными порциями, уж об этом бабуля позаботится. А мать пускай и дальше считает гребаные калории!

Ещё кусочек – шоколадная начинка растеклась по губам. Запивая еду чаем, я начинаю наблюдать за людьми вне кафетерия. День сегодня крайне неспокойный: вокруг фонтана через дорогу сгустилась толпа, где каждый борется за место под мелким дождиком, а детишки их бегают совсем рядом с дорогой; машины, поглощённые струями пешеходов, сливаются в длинной пробке, заслонившей переход.

Я протираю губы бумажной салфеткой, после чего складываю её пополам и сую под край блюдца. Где-то за окном мужчина в смокинге начинает кричать на водителя затормозившего такси, размахивая чёрной офисной сумкой. И только активные разговоры затмевают грязные ругательства.

И мне тошно оттого, что мне предстоит опуститься так низко, отправив письмо Люку.

Глава 14

Ярко-оранжевый напиток будто светится в утреннем полумраке, отбрасывая свои краски на деревянную столешницу. На этот раз в состав входит тыква – больше, чем авокадо, я не могу терпеть только тыкву. Ещё и в таком виде, в каком подала мне её мать: в хрустальном стакане, на краю которого красуется тонкая долька апельсина, а сам напиток переправлен сухофруктами.

Это даже звучит отвратительно.

Никогда бы не подумала, что завтрак может быть настолько тошнотворным.

– До дна.

Мать тыкает меня пальцем в плечо, а я развеяно покачиваюсь, будто загипнотизированная. Мама пролетает мимо самолётом и скрывается в гардеробной, чтобы выбрать наряд на день.

Поглощённая тишиной я снова устремляю взор на блестящий напиток на столе. Интересно, мать сама осмелилась бы выпить своё творение? Или она имеет смелость распивать всё, кроме диетического?

– Ты не брала моё голубое платье? – в следующую секунду слышится крик из гардеробной.

Чёрт.

– Кэтрин? – повторяет она.

Меня будто бросает в раскалённый котёл.

– Брала вчера вечером только примерить, – я нагло вру, изо всех сил стараясь не подавать вида.

В коридоре раздался стук каблуков.

– Вообще-то я хотела пустить его на тряпки, – её голова появляется из-за угла, с волос посыпались блёстки, – Но если тебе подошло, то носи на здоровье. Только на улице в нём не показывайся. Не позорь семью Лонг!

Ага, как же.

– Выпивай до дна, а я проконтролирую.

Я даже не прикасалась к злосчастному напитку. Мать встает недалеко от входа в кухню так, чтобы видеть и меня, и разбитое зеркало в гардеробе. Поправляет своё бежевое вечернее, наверное.

– Пей-пей, – ухмыляется она.

Я касаюсь кончиками пальцев холодной плёнки на стакане. Должно быть, смузи прямиком из холодильника, раз влага всё ещё конденсируется на сосуде.

Подношу его к лицу – едкий запашок щекочет рецепторы в носу. Я неуверенно отхлёбываю. Первый глоток смузи почти всегда самый мерзкий. Жидкость сначала подступила к горлу, а потом мышцы инстинктивно перенесли противный напиток обратно в ротовую полость. Сладко-солёный привкус сухофруктов оседает на языке. Зубы стиснуты, а на нижних веках показались мелкие капли слёз.

– Глотай.

Второй глоток даётся мне легче. И вот, похоже, я всё-таки научилась терпеть мамин смузи для похудения.

Мать вновь скрывается за углом, убедившись в верности моих действий. Сквозь шум телевизора я слышу, как захлопывается входная дверь, трезвоня маленькими колокольчиками под потолком. Я рывками добираюсь до раковины и выплёвываю эту гадость изо рта, не желая больше пробовать её никогда в жизни.

Содержимое стакана я выливаю туда же и с облегчением выдыхаю, когда оно утекает с глаз долой. С домашними завтраками покончено!

Протерев губы бумажной салфеткой, я направляюсь в свою комнату. На письменном столе ещё со дня вечеринки Морриса ожидает меня готовое письмо, а рядом с древесной ширмой стоит подготовленный заранее рюкзак. В шкафу на плечиках расположилось подготовленное синее платьице.

Всего парочка ловких движений, и готовая я стою перед зеркалом, активно расчёсывая волосы. Только я откидываю локоны за спину, как синяк рядом с ключицей нарочно начинает пестрить на всеобщее обозрение. «Так его нельзя оставлять!» – приказываю я себе, после чего бросаю расчёску на стол. Я решительно двигаюсь в мамин гардероб, чтобы найти что-нибудь прикрывающее.

Как я и думала – мать всё ещё не заменила разбитое зеркало на новое. Растяпа.

Отодвинув глянцевую дверцу, с которой до сих пор сыпятся мелкие осколки, я оглядываю висящие тряпки. Перебрала несколько – ничего подходящего. Разве что рождественский свитер с оленями и Сантой Клаусом.

«Сейчас начало лета, Кэтрин!» – напоминаю я сама себе, после чего представляю удивлённые взгляды прохожих.

Думаю, это не стоит того. И я продолжаю поиски.

Рука падает на джинсовый комбинезон, который я уже видела ранее. А точнее на верхнюю его составляющую. Рваная джинсовая куртка без подстилки, какие были популярны несколько лет назад – почему бы и нет?

Я сдёрнула курточку и накинула на плечи, застегнув под горлом лишь одну пуговицу. Смотрюсь в зеркало – высокий воротник мастерски закрывает ключицы, а впридачу она ещё и образ хорошо дополняет!

Решено.

Выключив телевизор в гостиной и забежав в свою комнату за портфелем с письмом, я рысью выскальзываю на улицу. Бегу на остановку и даже не оглядываюсь: оставляю прожитое позади, так сказать.

Высокие стебли лилий колышутся от ветра, шурша лепестками, который я оставляю позади. Прохожие косо пялятся на меня, остерегаясь, хоть на моей груди и не располагается Санта с мешком подарков. Пластиковые наушники скользят в руках, а пальцы самостоятельно набирают в «поиске» Twenty One Pilots.

Глава 15

Семь раз я хотела нажать на кнопку «Stop» на поручне, чтобы сойти с автобуса и не ехать в детский дом. Но стоило мне поднять руку, как что-то задерживало её в нескольких сантиметрах от красного пласта, а на седьмой раз я даже умудрилась положила на него палец. Шероховатость его заставила меня почувствовать отвращение, а желание помыть руки только усилилось. До сих пор вспоминаю, как на меня посмотрел сидящий напротив дедушка (я сижу спиной к стенке). Хоть за его солнцезащитными очками почти не разобрать очертаний глаз, я прекрасно знала, какой у него взгляд. Наверное подумал, что террористка.

Я сразу поняла – нужно перебороть страх и оставить несчастную кнопку в покое, иначе будет хуже. Даже не хочется представлять, как меня искалечат руки матери, когда она узнает, что меня целовала девушка. Вспомнив об этом, я будто снова ощутила на губах сладкий до тошноты привкус персиковой «Фанты».

И вот, сейчас басы песни бьют по перепонкам и я надеюсь, что рядом сидящие люди не слышат музыку в моих наушниках.

Вы скажите, мол, просто убавь громкость. Но я не могу сделать это. Тогда мысли заполонят всё пространство в голове и, боюсь, там не останется свободного места. Я то и дело буду возвращаться к думам о Люке и о лживом письме в кармане моего рюкзака.