Автобус круто поворачивает влево, и я, чуть покачавшись между людьми, замечаю в стекле напротив очертания детского дома. По шее пробегают морозящие мурашки, и, думаю, они сделали это отнюдь не благодаря эффектам 8D музыки.

Билли Акерс.

Я никогда не забуду тот проклятый июльский вечер, когда они позвали меня в свою банду. Прошёл уже год, а я всё ещё не могу понять, зачем мне потребовалась их компания. Мне было одиноко? Может быть, но я могла найти хороших собеседников в школе, нежели среди бабушкиных подопечных. Хотела быть как все? И сейчас хочу, именно поэтому я сбегаю от «здорового» питания. Помню, как на одном из вечеров в диалоге промелькнул мой девиз. К чёрту индивидуальность.

Я так резко выдёргиваю наушники, что даже круглые серьги легко покачиваются. И музыка не помогает мыслям отступить на второй план. Что ж, придётся подавлять их голыми руками (или что там у людей в голове вместо привычных правой и левой).

А автобус тем временем уже подъезжает к нужной мне остановке, которая находится недалеко от широких ворот детского дома. Скрип колёс, негромкий скрежет тормозов и очередной вздох автоматических дверей – я на месте. Поправив причёску, я ступаю на тротуар и смотрю чуть дальше – ворота открыты. Во дворе всё так же немноголюдно: несколько невысоких берёзок с размашистой кроной, всего две машины, одна из которых принадлежит моей любимой бабуле, а вторую я вижу впервые. Её владельцы, похоже, всё ещё сидят внутри. Должно быть, кто-то подъехал, чтобы обзавестись новым членом семьи. Так и хочется уберечь людей в машине, сказать им, что они делают очень плохой выбор, забирая одного из тех ребят.

Но это их судьба, которую я не в праве менять по своему усмотрению.

Я тихо трясу рюкзаком на спине и решительно двигаюсь в сторону почтового ящика. Или всё-таки стою на месте? Я не могу сделать выбор. Скинув со спины груз, я шмыгаю рукой под молнию. Письмо лежит сверху, поэтому долго искать в вещах его не приходится.

Заканчивая своё дело, у меня трясутся руки. Я ведь прямо сейчас запущу механизм, который испортит сразу две жизни. Лучше уж я уберегу хотя бы одну, и ею будет жизнь Грина. Благородная мысль, не правда ли? Но, поверьте мне, в моей голове ей достаточно неуютно, поэтому я скидываю конверт внутрь ящика.

Уже через секунду я направляюсь к крыльцу детского дома, где меня уже ждёт широко улыбающаяся бабуля. По мышцам проносится волна расслабления: всё худшее позади, утверждаю я. Или нет? И как же я вздрагиваю, когда в десяти метрах от меня широко распахивается металлическая дверь автомобиля.

Глаза бабушки в момент разбегаются: они смотрят то на машину, то на меня. Но я махаю рукой в стороны автомобиля, параллельно чувствуя, как сердце продолжает колотиться от неожиданности. Бабушка, взяв мой одобряющий жест на заметку, подходит к автомобилю и в ту секунду оттуда выходит достаточно немолодая пара. Кажется, бабуля с ними давно знакома: тёплые объятья с женщиной, а рядом стоящий мужчина вообще целует бабушкино запястье! Честно говоря, от последнего у меня челюсть на землю падает.

Я уже преодолеваю остаток пути:

– Добрый день! – пытаюсь улыбнуться я, с интересом смотря на будущих родителей.

Женщина ещё уверенно разворачивается, но вскоре зрачки её сужаются до мелкой чёрной семечки. Руки опускаются вниз, будто она встретилась лицом к лицу с самой большой ошибкой человечества. Что ж, должна признать, что отчасти она права. Или мне только кажется? .

– Знакомьтесь, это моя внучка, Кэтрин. – бабушка ладонью указывает на меня, хоть в жесте этом и не было необходимости: пара давно догадалась, что смотреть нужно не на проползающую мимо гусеницу, – Она помогает мне с бумагами. Кэтрин, знакомься, это семейство Кларк, они помогают нам материально, – бабушка ставит жирную точку по окончании последнего слова.

Я осторожно кидаю взгляд на заднее сиденье автомобиля. И вправду: оно заставлено многочисленными картонными коробками, швы которых аккуратно закрыты поблёскивающей изолентой.

– Очень приятно, – женщина краснеет с каждым словом. В голове её всё же кипит процесс осознания, а искры работающего сознания отражаются в её белках.

Но всё быстро становится на свои места, когда по её обескураженному выражению лица и неуверенности в голосе я понимаю, что она ранее приняла меня за детдомовскую. – Сара, – дополняет она свою на редкость чёткую речь.

Быстро собралась, прими моё уважение. Мужчина ничего не отвечает, будто язык проглотил.

– Вот и славно, – бабушка заключает ладони в тугой замок, – Кэтрин, поднимайся ко мне по задней лестнице, – заканчивает она.

Я киваю, старательно отводя взгляд от новых знакомых, и послушно, без лишних вопросов шагаю в обход. А их у меня, не поверите, на редкость накопилось чересчур много.

Усеянная мелкими камешками грунтовая тропинка ведёт меня сквозь накалённый воздух. Ветер с заботой двигает струйку пота на моем лбу вбок, чтобы та не залилась в подкрашенные волосики брови. Боюсь, во втором случае моему лёгкому макияжу пришёл бы нежданный, но красивый конец. Отвергнутый собственным телом – звучит не так уж плохо, согласитесь.

Из меня вышел бы отличный маркетолог (или детектив, раз уж я разгадала загадку скованности Мисс Кларк), если бы мать не решала судьбу за меня.

Глава 16

Как только я ступаю внутрь детского дома через заднюю дверь, мною овладевают самые разные чувства: страх, ненависть, но необъяснимое облегчение, будто я вернулась из долгих скитаний по миру под родное крыло. Тут я провожу каждое лето, поэтому знаю каждый уголок данного строения, что придаёт мне уверенности в следующих минутах: я знаю, какими они окажутся, и чей именно носок я найду за диванчиком в игровой. Есть бессчётное количество мест внутри, пропитанных своеобразными воспоминаниями из прошлого.

Вернёмся в настоящее. Тепло помещения дружелюбно принимает меня, оставляя на коже свои нежные прикосновения, а запах только сваренной каши тут же заставляет меня почувствовать сильнейший голод. Я мысленно приказываю животу замолчать минимум до ужина: если по-хорошему, то мне вовсе не хочется выставлять себя на показ до завтрашнего утра, но тогда это покажется мне и другим верхом неуважения. Вдалеке послышались радостные голоса моих знакомых, в том числе смех Джей-Джея, возмущения Луиса, тоненькое верещание Луизы и Зои. Но все эти звуки буквально пробирают меня до костей. Одно радует – здесь нет Лены, поэтому я могу спокойно выдохнуть, осознавая, что менять ориентацию всё же не придётся.

Я не стала здороваться с ребятами: лучше выйду к ним вечером. Сейчас я точно не готова к встрече, сопровождаемой огромной кучей вопросов, которая свалится на меня, подобно грозной волне, а расхлёбывать их мне, конечно же, никто не поможет.

Я почти бесшумно поднимаюсь по задней лестнице, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. На втором этаже намного тише: ребята, похоже,  весь день проводят внизу. Оно и радует. Шурша мягким ковриком под ногами, я прохожу мимо многочисленных комнат. В этот коридор почти не проникает солнечный свет, поэтому я не могу разглядеть золотистых номеров на дверях. «Что ж, придётся искать комнату по памяти…», – думаю я, одновременно отпирая дверь, которая, как я думаю, ведёт в мои хоромы.

Деревянная дверца еле слышно скрипит, и в следующий момент моё лицо освещает беспощадно палящее в окно солнце. Чёрт, неужели бабуля всё ещё не научила ребят задёргивать шторы? Я огляделась – как и предполагала, ошиблась дверью. Пустая комната с двумя кроватями вдоль стен, на которых валяются старые игрушки наводит меня на мысль, что это комната принадлежит Луизе с Зоей. Да, так и есть, заключаю я, когда вижу надо одной из кроватью фотографию Луизы с мячиком в руке.

Эта беззаботная малышка никогда не расстаётся с игрушками. Я вспоминаю прошлое лето. Такая милая девочка с виду способна на такие зверские вещи, ну и ну. Интересно, люди меняются?