Я внимательно вслушивалась в слова парня, смотрела на его лицо и печальный шрам, старалась уловить сопутствующие речи эмоции, и… Чем дольше я наблюдала, тем большим доверием к нему проникалась. Юноша определённо был не так прост, как казалось мне поначалу, но если и были в нём странности и даже таинственность, то была в нём и какая-то удивительная честность, возведённая едва ли не в абсолют.

– Почему он… – начала я и запнулась. – Почему он делает всё это? Что происходило там, в церкви?

– Существуют дни, когда сущее приближается к истинному своему виду, грани истончаются, и… Впрочем, ты уже всё это слышала от Болена, – юноша подхватил с пола горсть листьев и всмотрелся в их сухие тельца. – Он и его паства, бедолаги, приходящие к нему, – каждый когда-то пережил нечто страшное, потерял себя и смысл жизни. Болен первым обнаружил путь к истинному спасению… как он сам говорит…

Интуитивно я чувствовала, что мне следует подыгрывать настроению моего нового знакомого, как и в церкви стараться ничему не удивляться и быть естественной. Не без труда усевшись и прислонившись к стене, я осмелилась вставить в монолог осторожное замечание:

– Кажется, ты его недолюбливаешь…

Юноша слегка вскинул брови:

– Это так. Наши с ним взгляды на жизнь во многом расходятся, но то, что Болен – человек особенный, я понимал всегда. Пережив в детстве утрату, он самостоятельно научился проникать в места, недоступные всем прочим, в то время как многие бы просто утратили всякую веру в мир. Удивительно и то, что он научился открывать взор подобным себе.

– Я… я тоже что-то видела…

Юноша смерил меня внимательным взглядом, в особенности остановился на ногах, и сказал:

– Я знаю. Ты похожа на него. В тебе тоже живёт тьма.

– Но… как то, что он делает, может кому-то помочь? – я вздрогнула, припоминая безумные метаморфозы, свидетельницей и участницей коих мне пришлось стать. – Это было так странно… Когда всё начало меняться и люди превратились в чудовищ… я подумала, что сошла с ума…

– Мир почувствовал твой страх и показал одну лишь тёмную свою сторону, вызволил на волю всё то, чего боишься ты, чего боятся другие люди… Все странники проходят через это. Обретя определённый опыт, знающий и видящий может найти в том мире и хорошие вещи, которые и впрямь лечат его душу.

Я вспомнила перекошенные рожи, пьяные выкрики и дерганые пляски.

– Не очень-то было похоже, что те бродяги счастливы…

Юноша сдержанно усмехнулся и совсем тихонько подул на листочки. Те зашуршали и замерли. Все они остались на ладони.

– Видишь? – посмотрел на меня юноша.

Я непонимающе повела плечами, но на всякий случай утвердительно угукнула.

Юноша пояснил:

– От того, что я подул, листья не стали живее, и даже не сорвались вниз. Они лишь на одно мгновение двинулись, словно в них что-то пробудилось, но этого недостаточно. Болен старается по мере своих сил. Он не спасает, а лишь указывает к спасению один из путей. Болен искренне верит, что рано или поздно он и его странники найдут долгожданный «Грааль» и излечатся полностью. Вот только всё это неправда.

Юноша резко сжал ладонь. Листья хрустнули в последний раз, и их останки беззвучно упали вниз. Мне стало несколько не по себе, но я постаралась не подать виду.

– А что же правда? – спросила я.

Мой слишком уж непростой собеседник поднялся, неторопливо отряхнул руки, подошёл к одной из нор и, вытянув что-то из карманов джинс, пнул стену ногой.

Топот крохотных ножек послышался не сразу. Нарастая и замедляясь, он вверг меня в прежнее состояние ошеломления и ожидания чего-то жуткого и невероятного. Так и случилось. Самые смелые мои ожидания оправдались, и из норы вышел крохотный уродец, виденный мной ранее. Капюшон был низко надвинут, а руки скрыты в широких рукавах, поэтому разглядеть существо, как и прежде, мне не удалось. Впрочем, таинственность лишь усиливала волнение.

Юноша присел перед карликом, что-то тихо ему сказал, а затем вручил в когтистые ручонки самый обыкновенный металлический ключ от двери. Существо юркнуло обратно в нору. После поднялся и парень. Он размеренно подошёл к столу, и спустя непродолжительное время из груды хлама показалась пара глубоких тарелок.

– Правда в том, – запоздало заговорил юноша, – что ты давно не ела… Как, впрочем, и я.

Желудок с готовностью затянул свою характерную песню. Щёки налились стыдливым жаром.

– Вот и я о том же, – вгоняя меня в ещё большее смущение, заметил юноша.

– Извини, – прошептала я.

Парень, принявшийся было вновь копошиться, обернулся.

– За что?

Я помолчала и, продолжая чувствовать неловкость, быстро помотала головой.

– Ни за что… Извини…

Юноша на этот раз повернулся ко мне уже полностью и опёрся о край стола.

– А теперь за что?

Я вовсе перестала что-либо понимать. Дёргано улыбнувшись и отвернувшись, я сдавленно обронила:

– Я… прости…

– Ну, если ты так просишь, – задумчиво отозвался парень, – то я тебя прощаю.

Его сказанная с крайней степенью серьёзности реплика подтрунила моё взволнованное состояние, но в то же время и рассмешила. Я метнула на юношу короткий взгляд и вновь улыбнулась, только на этот раз совсем по-другому. Юноша посмотрел в ответ и приподнял изувеченный краешек губ.

В тот же момент вернулся жуткий коротышка. Причудливо пригибаясь и расшвыривая листья, он выскочил из норы с приличного размера мешком, вознесённым над головой, и важно прошествовал с ним к юноше. Тот наклонился, подхватил мешок и поставил его на свободную часть стола.

Загадочное существо то ли фыркнуло, то ли чихнуло, а затем вновь побрело к своей норе. Вот только, прежде чем уйти, оно успело посмотреть на меня. Невидимый взгляд упал на выбивающееся из-под пледа платье, и малец тут же удивительным образом оживился. Настороженно подойдя к белой невесомой ткани, он склонил капюшон к самой земле и потянулся было коротенькими ручонками вниз, однако я поспешила одёрнуть полы платья на себя. Кроха вздрогнул и принял настороженную стойку, – он быстро взглянул на меня, и в отдалённом свете мангала блеснули красные глаза. Впрочем, кроха пришёл в себя быстро. Отчего-то прикрывая лицо мохнатыми, как оказалось, ладошками, он поспешил к проёму.

– Ч-что это… было? – едва справляясь с клокочущим в груди сердцем, с трудом выговорила я.

Юноша подхватил откуда-то из-под стола несколько поленьицев и направился с ними к мангалу.

– Георг, – коротко отозвался он.