Она вскрывает череп-коробку и достает оттуда зеленую таблетку. Быстро закидывает ее в ярко накрашенный (девять утра) рот и запивает минералкой. Минералка без газа.

– Да… Короче, они все охуевшие. Короче, в прошлом году наш режиссер взяла молодого смазливого водилу и, ты прикинь, через неделю он уже изображал ее бойфренда. – Тут ее голос стал зловещим: – Как за здравствуй, вальяжно так стоял в дверях квартиры, когда она собиралась. Не на лестничной площадке, прикинь?! В квартире, на коврике стоял и спрашивал, «можно ли кофеек», пока она на одной ноге по дому прыгала – тушь, колготки, помада… Вот это все. Собиралась, короче, на встречу. Он, мудила, стоял, наблюдал, ждал, на часики поглядывал. И «кофеек» просил сделать. Урод!

– Уволила?

– Она? Нет! А я – да! – Рита произнесла это не без гордости.

– Но! Это еще не все… Следующего я взяла из бывших военных, сорок лет, женатый, вроде все должно быть норм, но! У нас же не бывает без херни: новый водила запал на меня и на всю эту типа шоу-бизнес-хрень. Он сначала ее довозил до дома, а потом меня. Останавливал тачку у подъезда и спрашивал, не довести ли меня до дома. До квартиры в смысле. Однажды я была с коробками, нам какие-то подарки прислали, а у меня балкон большой, есть где хранить… Короче! Говорю ему: проводите меня! Несли коробки вместе, в квартире он коробки поставил, говорит, мол, че-то больно у меня уютно, и такой ладошками хлопнул вот так, – ДР отложила ложку и продемонстрировала, как именно водитель хлопнул и потер ладошки. – Чайку, говорит, может организуем? Чайку ему, блядь, организовать! Да ты охуел!

Я засмеялась, а она вернулась к ложке и сердито посмотрела в свою тарелку. Рита ест медленно, я уже успеваю сжевать круассан и выпить кофе, а она элегантно погружает ложку в творожное облако, словно здоровается с каждой ягодой. Со стороны она может показаться заносчивой, капризной, избалованной, но она совсем не такая. Директор Скандально Известного Режиссера – лошадь, и только в моменты между съемками она может позволить себе быть медленной, потянуть удовольствие, а не есть макароны из картонной тарелки, исходя мелкой дрожью в холодном съемочном павильоне. И никакие суперпуховики не спасают от пятнадцатичасовой смены в неотапливаемом ангаре.

– Я за эти «кофейки» и «чайки» их увольняла и увольнять буду! За эти все панибратства. За то, что они телок ненавидят! Они же нас ненавидят, потому что у нас водилами работают. Потому что у меня есть «бентли», который я купила, а он его водит. Не могут простить вот за это превосходство бабы. Даже в финансовом плане.

– Да уж…

Остапа понесло. Видимо, историей про водителя я задела что-то слишком личное. И у нас, у каждой из нас, девочек индустрии, есть пара дюжин такого личного.

– Знаешь, че? Я тебе больше скажу, я бы их не просто увольняла. Я бы их сжигала. Натурально! Нам, работающим женщинам, нужно тепло, так пусть это тепло будет идти от горящих мудаков!

На этой философской оде мировой справедливости мы торжественно чокнулись: она чайной чашкой, я молочником.

***

Вообще Риту патологически тянет к людям, которых нужно спасать. Она выбирает не просто тех, кого нужно спасать, а кого очень-очень нужно спасать.

Уже год мы ходим с ней к одному и тому же психологу. За это время мы сделали вывод, что отношения обе заводим сами и назло всем. Выбираем только мы, не было еще такого случая, когда бы мы позволили за собой ухаживать.

Только Рита влипает в такие отношения надолго, а я от получаса до полутора лет.

Объекты ее интереса – всегда нереализованные в жизни мужчины с кармическими или вполне себе материальными долгами.

У меня тоже есть свой почерк в отношениях: я заканчиваю их, едва начав.

Рита говорит, что у меня мужской подход и любя называет «наш мудак». Что довольно-таки раздражает, когда она начинает меня так приветствовать в самых неожиданных местах.

– Наш мудак пришел!!! – машет рукой Рита, стоя на красной ковровой дорожке кинотеатра «Октябрь».

– Да, меня ожидают! О, наш мудак уже здесь! – объясняет Рита хостес в ресторане.

После моей категоричной просьбы перестать называть меня «наш мудак» даже в шутку Рита произносит это без голоса, одними лишь ярко накрашенными в любое время суток губами. И после такого «приветствия» бессовестно хохочет уже в голос.

Водитель Артиста. Апрель. Час ночи, Москва

– А я вот тебя давно спросить хотел, – это водитель пишет мне SMS.

– М?

– А почему такая интересная и шикарная девушка, как ты, и одна? Извини (смайлик – обезьянка, прикрывающая лапками рот), если лезу не в свое дело.

– Это и правда НЕ твое дело, – отвечаю я и продолжаю работать над логистикой тура. Готовимся к новому сезону.

– (Смайлик со слезинкой три раза.)

С балкона доносится запах московской весны. Где-то по прямой на север все еще возвышается над городом никчемный «Триумф Палас».

ГЛАВА III. ПРОЩАЙ, БАСИСТ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА!

Май. Москва

Что такое стадионный концерт? Это круто! Круче, чем секс, круче, чем любовь. За два дня до него ты не спишь, сидишь на монтаже, орешь на прокат, прокат орет на тебя, но это все с любовью и болью за Артиста и группу. Ты видишь, как на твоих глазах из пустой коробки – стадиона получается шоу: собирается сцена, наращиваются фермы, распаковываются многочисленные кофры, из которых достается оборудование. Занимают места билетники, охранники, полиция, в здание стадиона гордо заходят собаки с кинологами и проверяют каждый угол, раскладывают мерчандайзинг продавцы, приезжает скорая помощь (которая, как мы надеемся каждый раз, не пригодится). На твоих глазах и при твоем участии из ничто образуется платформа для создания эмоций. Скоро придет зритель, скоро Артист сделает последний «пшк» лаком для волос и поставит ирокез, скоро звукорежиссер, как космонавт, сделает «пока» рукой и пойдет на пультовую – неторопливо, как будто идет ставить флаг имени нашей группы на Луну. Барабанщик вытрет лысую голову полотенцем. Стейдж-менеджер выкурит три сигареты подряд и, подтянув штаны, спросит: «Ну что? Можно уже?»

Я выйду в фойе, посмотрю, сколько людей стоит на улице при входе. Вернусь и попрошу еще минут десять. Чтобы еще сколько-нибудь чуть-чуть опоздавших, долго заходивших людей могли успеть к началу.

– А может, все-таки пора? – уточнит Никита.

– Десять минут, – скажу я.

«Десять минут!» – передаст по рации всем службам стейдж-менеджер. «Поняли: десять минут», – подтвердят все задействованные в этом процессе участники.

– Десять минут! Десять минут! – забежит он в курилку, в гримерку группы, в гримерку Артиста и на всякий случай крикнет в пустой коридор бэкстейдж-зоны.

– Сколько минут? – традиционно начнет «троллить» младший техник.

– Уже семь! – крикнет Никита.

Мы все замрем на трех минутах до старта. Начнет играть минусовка нашей песни для выхода. Погаснет свет в зале. Толпа начнет топать и кричать название группы. Сначала тихо, затем все сильнее и сильнее.

Группа уже рядом. Осталась минута. Пятьдесят секунд. Сорок. Артист вставляет инэйр. Барабанщик, клавишник, басист и гитарист выходят в темноту. Десять секунд: музыка прекращается. На экранах обратный отчет и гудки: десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль. Артист делает шаг в темноту. Группа начинает играть. Зал ходит ходуном. Шоу запущено. Его уже ничто не может остановить.

На случай отключения электричества с нами генераторы и Бог.

В Бога мы верим только на стадионных концертах.

***

Первые три песни мы с Никитой стоим справа от сцены за кулисами. Следующие две слушаем из зала. Затем разделяемся, и я иду в ВИП-зону к гостям группы. Тут все: от жен музыкантов до друзей и промоутеров, которые зашли поглазеть на чужой успех и хотят, чтобы и в их городе было так же. Хотя бы наполовину. Сегодня у нас рекорд – четырнадцать тысяч человек в зале. Такого не было года три. Говорят, что шоу-бизнес переживает кризис и поэтому так сложно делать стадионные концерты, но только ради них и интересно работать.