Поржать не удалось, а маску пришлось снять, потому что стейдж-менеджер был непреклонен и сказал:

– Выходи. Я у твоего дома.

Я вышла в холод, накинув пальто и натянув угги. Огромный автомобиль Никиты занял сразу два парковочных места у помойки. Стейдж-менеджер любезно отворил мне дверь машины и тут же выпалил:

– Я сегодня ушел от своей!

Была там некая мифическая барышня, которая все время живет в Ирландии. Мы даже однажды почти пересеклись в аэропорту. Никита тогда обмолвился, что она должна быть где-то в здании терминала. Ну, я не растерялась и, как настоящий друг, с ходу предложила самое лучшее решение:

– Давай побежим, заплатим денег, и чтобы по громкой связи объявили: «Группа желает ирландской девушке приятного полета!» – или что-то типа того.

Но Никита не позволил себя увлечь и заявил, что ирландская девушка этого не стоит. Такие у них были замечательные отношения.

И вот он приехал ко мне ночью и говорит, что ушел от нее.

– Почему, что случилось?

– Я влюбился.

Я сижу в его «тундре», припаркованной рядом со зловонной помойкой. Сижу и ликую, и думаю – вот оно! Он ушел. Он влюбился. И теперь… Ну наконец-то! Не прошло и тысячи лет после той ночи в «Триумф Паласе»…

– Да ты что?!

– Да. Только что попрощался с ней. Я ведь плакал, просил прощения… За то, что постоянно был в группе, на гастролях. Ей не хватало ни меня, ни внимания, ни нашего общего времени. Ей было тяжело со мной.

– Ну. – Мне не терпится услышать продолжение: – И что дальше?

– Я познакомился с классной телкой, ей двадцать один год, у нее во-о-от такая жопа!

– Вот такая жопа! – повторила я машинально и прикусила язык. Охренеть можно! Я ожидала чего угодно, но только не этого… Никита истолковал мои слова по-своему и радостно кивнул, продолжая описывать выдающиеся достоинства телки, среди которых упомянул и ее мегасуперпрофессию – промоутер сигарет, а потом назвал и имя. Оказалось, что у новой девушки есть имя и даже фамилия.

Смешно. Имя и фамилия – однокоренные. Как сахар сахарный. Ну, блин! И тут я не сдержалась:

– Послушай, малыш, я что, хуже собаки, что ли?!

Кажется, он задумался – впервые за вечер.

– Нет, – произнес наконец Никита. – Просто… Просто… Ты слишком хороша для меня. А еще… Еще я люблю смотреть, как ты клеишь девок!

– Девок?..

«Девок – так девок. Работаем», – пронеслось в голове.

– А-а-а… Ну смотри дальше. Пока! – И вскоре эта во-о-от такая февральская жопа у помойки осталась где-то далеко позади в моей памяти.

Я поняла тогда, что маска из свиньи запоминается куда лучше, чем свинья без маски.

ГЛАВА II. АРТИСТ, КОЕ-ЧТО О ВОДИТЕЛЯХ И ОТНОШЕНИЯХ

Артист. Март. 07:00, Москва, едем на утренний эфир

Мы всегда молчим. Я сажусь сзади водителя рядом с Артистом, мы трогаемся, и в воздухе воцаряется гробовая тишина. Мне хочется сказать: «Я люблю тебя, слышишь?! Держись, пожалуйста, ты устал, я вижу. Спасибо тебе за тебя и все-все-все!». В голову лезет это и тому подобная мирская сентиментальная херня. Мне хочется прошептать или выкрикнуть – не понимаю еще: «Ты так устал, давай отменим все, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты был просто счастливым, к черту график, к черту концерты! Я не хочу, чтобы ты ненавидел меня за то, что тащу в восемь утра в беспросветную жопу мира, где мы, как подростки, будем есть стремный фастфуд в забегаловке на дороге». Я хочу сказать ему, что он мой лучший друг, лучший шеф и самый хороший парень на свете. Но после приветствия мы всегда молчим. Машина трогается, мы изучаем каждый миллиметр отведенного нам окна. Я – левого, Артист – того, что справа.

Мы приезжаем на телеканал. Сонный гостевой редактор не знает, где у нее кофе – зачем ты здесь, девочка? И почему бы каждому человеку в мире хотя бы один день в жизни не сделать свое дело как надо? Она виновато суетится и предлагает чай. А в чем логика, если нам хочется кофе? Какой чай? Едва сдерживаясь, предлагаю ей сбегать к автомату или разменять крупную купюру на монеты, чтобы сходить самой.

Артист сидит в комнате ожидания. Гример Старый Педик выглядит пошло и пахнет под стать – булочкой с корицей. Бесцеремонно и нарочито празднично вещает в пространство:

– Ой! Это же вы-ы-ы! Я в караоке ваши песни пою, знаете, как пою! Ого-го!

Артист смущенно улыбается.

– А песня про бухло? Ваще улет! Больше всего я люблю вот эту вашу песню про алкоголь!

Старый Педик стоит в фартуке с карманами, из которых торчат кисточки и кисти разного калибра. Высунув кончик языка, он достает самую толстую и начинает гримировать гостя.

– Про уши не забудьте. – Артист сидит с закрытыми глазами, будто спит.

– Да кто же про ваши уши забудет! Они у вас замечательные!

Все это громко, празднично, как будто бы вовсе не раннее утро в серой, промозглой Москве, а вечеринка в Сохо. Гример заканчивает свою работу и поворачивается в мою сторону:

– Так-так! А тут у нас кто?

– Дед в пальто! Мне не надо, спасибо!

– Хамка! – показывает он мне язык и, виляя бедрами, уходит из гостевой комнаты.

Мы с Артистом переглядываемся через зеркало и смеемся.

Артист. Апрель. 23 часа, Алматы

Так получилось, что после концерта мы накидались в гримерке, и Артист решил докопаться. Он стал рассуждать о поэтах, я ответила, он сказал, я сказала. Со мной нельзя спорить, потому что все это переключается в режим «сама дура» и каждый остается при своем мнении. Мое мнение было в тот раз, что Леха Никонов все-таки поэт. И Верочка Полозкова, и всякий, кто может собрать тысячу рублей за свои стихи – поэт. И не надо мне рассказывать про душу и великих, которые писали в стол. И Набоков поэт. Артист считает, что Набоков зануда и стихи у него скучные. И еще что-то считает. У него есть мнение. А мне ну никак не хотелось подтверждать его мнение. В общем, мы поссорились. Ехали молча. Точнее громко и напоказ молчал он. Я тоже. У отеля мы вышли, он выкурил сигарету и нарочно не попрощался. «Ну, и ладно! – подумала я – Все равно завтра будет все хорошо».

Так и случилось.

Водитель Артиста. Апрель. 3 часа ночи, Москва

У водителя Артиста неприятная особенность – он не считает себя водителем. Каждый раз, оставаясь наедине со мной, он напоминает, что у него два высших образования, он москвич, и вообще, если бы не идеальный характер его Артиста, он бы открыл свой бизнес и был таков. Как водитель он хорош. Но с некоторых пор у него появилась манера звонить мне в три часа ночи и приглашать на свидания.

– Алло?! Спишь? Эй…

Это звонит он, не знающий про сериал «Аббатство Даунтон», преследователь с пятнадцатилетним стажем безупречного вождения.

– Уже не сплю. Что-то случилось?

На самом деле я смотрю сериал и пью вино, но прикидываюсь спящей, потому что знаю, что он скажет дальше.

– Может, я заеду? Посидим? У меня выходной завтра…

Все это произносится тщательно приторным баритоном. Никто не видит, но от каждого его слова я закатываю глаза и стреляю себе в висок из пальца.

– Нет! Я ложусь.

– Ну ладненько, споки-ноки! Чмок тебя.

«А-а-а-а-а!!!» – Я рисую в воздухе бомбу и взрываю себя и весь Таганский район, а затем и всю Москву. Зрителей нет, но мне надо как-то выплеснуть эмоции на тему водителя, возомнившего себя черт знает кем.

***

На следующий день я завтракаю с Ритой. Вяло, как проходную новость, я рассказываю, что меня домогается водитель.

– Да они все охуевшие! – Директор Скандально Известного Режиссера внезапно и нервно оживляется. Энергично отправляет в рот одну за другой ложки творога.

Мне бы тоже начать правильно есть. Все эти каши и творожки с ягодами выглядят достаточно гламурно, хотя в наше время слово «гламур» заменили «ЗОЖ» и «фирмово».

– Спирулину забыла, – сетует Рита и достает из сумки металлическую коробку в форме черепа. Приложив череп к уху, она трясет им в воздухе, и улыбка появляется на циничном лице ночного кошмара всех видеооператоров, буфетчиков – и водителей, конечно.