В такие раздумья был погружён Джеген, когда бродяга, допив уже чёрт знает какую бутылку по счёту, наконец решился:
– Ай, плевать, давай драться. Защищайся!
Сказав так, он крякнул и начал оседать на пол. Лишь вовремя подставленные руки великана не позволили ему упасть. То, что не смогли сделать десятки крепких и на всю голову отчаянных парней, сделал эль, и грозный боец оказался выведен из строя. Джеген так и стоял с ним, растерянно моргая глазами. Что это, победа? Да нет, ерунда какая-то…
– Бросай эту пьянь и пошли отсюда, – торопил его Паук.
– Вот уж нет! Он задолжал мне поединок, – заявил великан, и прямо так, на руках вынес нищего из таверны.
Джол проводил их недоуменным взглядом, сокрушённо покачал головой и вышел следом.
На улице было тихо. Редкие прохожие, смотря только под ноги, спешили пройти мимо. Создавалось впечатление, что посетители таверны, те, кому удалось бежать, повсюду разнесли весть о пьяном Мастере. Вот, дескать, появился тут такой, калечит всех направо и налево, и жители Эльхаара попрятались по своим домам. Но это, конечно, было не так. Хотя бы потому, что никто им не поверит. Да и не станут крепкие ребята рассказывать, как получили тумаков и трусливо бежали от какого-то оборванца. Паук точно не стал бы.
Он видел спину Джегена, но идти решил в противоположную сторону. Хотелось прогуляться. И чем дальше молодой жулик уходил от «Дома Кота», тем больше народу встречал на своём пути. Уже через несколько кварталов он слился с толпой, и на душе у него стало спокойней. Городская стража теперь не схватит. Как рыба в воде, Джол скользил между людьми и повозками, ничем не обращая на себя внимания. А ведь это целое искусство, что постигается лишь годами практики. С самодовольной улыбкой мошенник смотрел на тех, кто сквозь толпу пробивались локтями, и, как следствие, получали пинки, толчки, выслушивали ругательства, такие, что приходилось краснеть и ещё усерднее работать локтями. Не здешние, сразу видно, и тесные, переполненные людьми улицы Эльхаара причиняли им массу неудобств. Паук, глядя на это, вспомнил, что ничего ещё сегодня не заработал. Наглый юнец, «честно» обыгранный в кости, воспользовался заварушкой и куда-то свалил. И даже не попрощался. Ну ни стыда, ни совести у человека…
Минут сорок или даже пятьдесят, Джол отыскал себе новую жертву. В столь тонком деле спешить нельзя, и все, кто хоть раз попадался на воровстве, это знали. Наконец его выбор остановился на пузатом и низкорослом мужчине, который, пыхтя, медленно пробивался через толпу людей. Паук шёл за ним, аккуратно, одними лишь кончиками пальцев, дотрагиваясь до его карманов. Во всеобщей толкотне толстяк просто не мог почувствовать лёгких прикосновений профессионала. А тот, уже выяснив, где находится кошелёк, резко ушёл в сторону и сделал небольшой крюк, ни на секунду, впрочем, не выпуская свою жертву из вида. Оказавшись спереди, Джол развернулся и отправился простофиле навстречу. Делом техники было «случайно» с ним столкнуться, и быстрым, неуловимым движением руки вынуть из кармана кошелёк. Толстяк, конечно, заметит пропажу, но вернуть её не сумеют даже самые лучшие сыщики Эльхаара.
Паук, повеселев, отправился дальше. Кошелёк был не очень увесистым, и глупо предполагать, что в нём много денег, те, у кого много денег, по таким бедным кварталам пешком не ходят, и всё же это лучше, чем ничего. День прожит не зря.
Он возвращался домой, петляя по узким, пыльным и шумным улицам. Занятие не из лёгких, ведь Эльхаар тем и славился, что заблудиться в нём могут даже местные обитатели. Всё благодаря здешним архитекторам, которым, кажется, было чуждо стремление к чему-то новому и необычному. Здания строились по одному убогому шаблону – два этажа, четыре комнаты, восемь окон. И никаких отличительных признаков между постройками, если, конечно, таковыми не считать разбитые окна или неприличные надписи на стенах. Таким был Эльхаар, один из самых могущественных городов Альянса. Нет, в нём имелись красивые дома, но, невысокие, они просто терялись на фоне мрачных и бесчисленных двухэтажек. Лишь Королевский Дворец, находившийся в самом центре города, да Башня Палача возвышались над всеми прочими постройками.
Там же располагалась Рыночная Площадь. В раскинувшихся на несколько километров торговых палатках можно было купить и еду, и одежду, ну, или выменять славный клинок на доброго пони. Торговля не прекращалась ни днём, ни ночью, и это несмотря на происходившие с городом изменения после заката солнца. Купцы, съезжавшиеся сюда со всех Свободных Королевств, платили бандитским Кланам за безопасность и заступничество перед другими Кланами, но намного больше им приходилось отдавать Светлым Властям, в качестве налогов. Впрочем, прибыль от торговли с лихвой компенсировала все затраты.
Рынок являлся сердцем Эльхаара, неутомимым, ни на секунду не затихавшим, но, каким бы огромным он не был, в сравнении с самим городом казался маленьким пятнышком. Чтобы добраться до него, купцы нередко нанимали проводников, в противном случае они рисковали просто-напросто заблудиться, и быть разграбленными в каком-нибудь неблагополучном квартале. Существовала даже поговорка: «Тот не заблудится в лесу, кто по Эльхаару поплутает».
Но Паук не относился к тем горожан, что могли заблудиться. Он вырос на улицах, и чувство верного направления у него было в крови. Даже с закрытыми глазами ему не составило бы трудов придти туда, куда нужно, причём кротчайшим путём. Ещё до наступления вечера он подошёл к своему дому – ничем не примечательному зданию, исписанному всякими ругательствами. Львиная их доля предназначалась одному из бывших владельцев, что, по слухам, задолжал денег чуть ли не всему кварталу…
Здесь, кроме него с Джегном, проживало ещё несколько человек: тихая вдова с грудным ребёнком, пожилой пьяница, который, учитывая количество выпитого им спиртного, демонстрировал чудеса долголетия, и весёлая нравом путана, что принимала клиентов прямо на дому. Они имели разные комнаты, но стены были такими тонкими, что Пауку нередко приходилось засыпать под детский плачь, пьяную ругань или сладострастные крики. А то и под все эти звуки одновременно. В общем, свой дом он не любил, предпочитая проводить время в тавернах. Сюда же возвращался, чтобы поспать или залечь на дно. При его нелёгкой работе просто необходимо было иметь место, где можно затаиться и выждать некоторое время. Такая необходимость возникала довольно-таки часто, вот и теперь, как ни тяжко это сознавать, придётся терпеть своих отвратительных соседей.
Поднявшись по жутко скрипевшей лестнице на второй этаж, Джол остановился и затаил дыхание. Всё было тихо, разве что вечно пьяный сосед снизу бормотал что-то нечленораздельное.
– Чёртов опойка, – выругался Джол, открывая дверь своей комнаты.
Войдя, он увидел ровно то, что ожидал увидеть – стоявшего у окна Джегена и подобранного им бродягу, который, негромко похрапывая, валялся на одной из двух кроватей. Конечно, это была кровать Паука.
– Почему на мою-то? – начал было возмущаться он, но, взглянув на задумчивое лицо друга, лишь печально вздохнул. И опустился на табурет, наглым образом украденный из какой-то таверны. Джеген, помнится, дрался тогда сразу с несколькими парнями, и под руку ему попалось это чудо-оружие. Ох, сколько голов оно проломило! Довольный прочностью табурета, великан утащил его к себе домой. Вспомнив это, Паук покосился на спящего пьяницу и недовольно проворчал, – постоянно ты всякую дрянь сюда тащишь.
Гигант опять промолчал, только сильнее нахмурил брови. Джол собирался уже воскликнуть: «Да что с тобой!», когда за стеной услышал мужские голоса и похотливый смех. Ну, всё понятно. Джеген давно уже был влюблен в соседку, но признаться в этом, похоже, не мог даже самому себе. Её звали Илиа, и великан старательно делал вид, что ему всё равно, кто она и чем занимается. А «заниматься» по долгу работы ей приходилось часто, и всякий раз, когда за стенкой слышались стоны продажной любви, Джеген становился задумчивым, хмурым, а если к нему приставать с вопросами, даже агрессивным. Страшно представить, какую боль он скрывал внутри. Сама же Илия ни о чём таком не догадывалась, и частенько заглядывала к ним в гости. Так, поболтать. От одного её вида Джеген расцветал, становился вежлив и неловок, даже стеснителен. Грозный воин, никого не боявшийся в драке, всякий раз пасовал перед хрупкой девушкой.
