Дома были практически одинаковыми, на некоторых прорисовывались те же рисунки, что я видел в замке Иаркли — защитные руны; в остальном домики были словно коробки, одинакового светло-желтого песочного оттенка, как будто ветер годами обтачивал их стены песком. Часто можно было встретить на том или ином доме вывеску, гласившую, что здесь находится кафе, или цирюльня, или лавка кучи мелочей, и многое другое, что я успевал осматривать и прочитать. Чем дальше мы отдалялись от главной улицы, проходящей через весь город, тем уже и пустынней были улочки и переулки; некоторые заканчивались тупиками, что казалось мне абсолютным безумием: эти хаотичные улицы больше напоминали лабиринт, нежели город.
Изредка видневшиеся внизу гредки не обращали на нас внимания, видимо не ожидая, что в небе может произойти что-либо сверхъестественное, никто не смотрел наверх; мы пролетали над ними, и неопытным взглядом сложно было бы представить, что в этом городе живут такие милые и дружелюбные существа. На этих, затерянных в лабиринте домов, улицах не царило особой атмосферы дружелюбия и приветствия.
— От чего такое уныние здесь, на этих тихих улочках? Ведь гредки по своей сути приветливые и дружелюбные? — Спросил я, оторвав Маэль от ее размышлений, таинственных, как и этот парадокс.
— Наверное, потому что гости из других земель не заглядывают в переулки этого района, вот их и строят без оглядки на внешний вид. — Высказала она предположение.
— Смотри, сколько тупиков и путаных улиц.
— Как будто у них нет главного архитектора, кто спроектировал бы их город.
— А у вас такой бывает?
— Ну разумеется, если бы каждый строил где и как хотел, был бы кромешный хаос среди каменных зданий города.
— Давай сядем около какой-нибудь лавки и заглянем в нее, — предложил я.
— Посмотрим, как нам тут будут рады. — Мы сели около домика с вывеской «тысячи товаров» и направились внутрь лавки; там нас встретил гредка до того радостно, будто он ждал нас всю жизнь, словно мы его старые большие друзья. Так приветливы и живы были его движения, столь пламенной и восхваляющей речи в свой адрес я вряд ли слышал за всю жизнь.
— Как Вас зовут, друзья мои? — Протараторил радостный торговец, — вы такие молодцы, что заглянули к старому Корсу, благородные существа.
— Эрик.
— Маэль, — представились мы.
Корс, так звали этого гредку, провел нас по его владениям, рассказывая о себе, своих товарах, и, казалось, обо всем на свете, даже не стараясь связывать между собой разные мысли в цельный рассказ. Он не хотел, чтобы мы купили у него хоть что-нибудь, не пытался предложить каждую безделушку, которая есть у него в магазине; он просто наслаждался общением с новыми людьми, разумными, точнее сказать. Он рассказывал, что иногда устраивает путешествия в другие земли в качестве торговца, но не для того, чтобы заработать на этом, а только из-за скуки. Месяцами и годами тут не появляется никого нового, общение происходит только с соседями.
— Один раз мне показалось, что я сошел с ума, — рассказывал он очередную не связанную с предыдущей, историю, — проснулся я в своей кровати и подумал отправиться в путь странствующим торговцем. Вот так вот запросто сорваться, понимаете? Раз и решил, ну, думаю, надо начать собирать вещи и к следующему циклу вальмов смогу выдвигаться. Встал я, значит, потянулся и вдруг слышу, писклявым голосом кто-то говорит. Осматриваюсь — никого. Прислушался и нашел источник на стене — ларк говорил со мной. Что-то он там пищал, а я так и стою, раскрыв рот от удивления. Ну, думаю, с ума сошел, как есть. Да так и не стал собираться, понимаете? Куда ж я поеду-то на нездоровую голову, а, глядишь, хуже станет в глуши какой? Так и помру там в одиночестве. — Я застыл, пытаясь обработать то, что он сказал о говорящем комаре. Маэль с энтузиазмом слушала его дальше, явно не понимая и половины его слов.
— Стой-стой-стой, — оборвал я его на половине фразы, Корс вопросительно посмотрел на меня, Маэль тоже уставилась на меня в ожидании причины столь невежливого поступка, — говорящий комар? Ты встретил говорящего комара?
— Говорящего, так да, я и говорю — сидел на стене и писклявил что-то, а я и думаю, что с ума сошел. Точно ларк это был, вот как есть я, так и он был.
— Что он говорил тебе?
— Так я и говорю, что не помню, до того я удивился, что даже торговать передумал ехать, а то как это болезнь головная какая.
— Вспомни, пожалуйста, о чем он говорил, это важно.
— Да мало ли что могло мне привидеться…
— Корса, это важно.
— Да поди угоди тебе… Щас… мил друг. Что-то про жаркие места. Да-да. Как ему здесь жарко и плохо, хочет обратно в лес… не лес, в Скёльд. Спросил мое имя, но я не отвечал ничего. Точно, сказал, что с детьми и то легче. Уж не знаю, при чем тут дети, ума не приложу
— Это все, Корс?
— Да, больше ничего не говорил он, ларк этот.
— Спасибо тебе, Корс.
Он дальше продолжил разговаривать и делиться своими мыслями, как ни в чем не бывало. Я спросил его, собирается ли он на праздник, на что тот ответил:
— А как же, там весь город будет, как же без меня-то, стало быть.
Он был до того рад, что мы остановились около его дома, что напоследок он нам подарил какую-то вещицу, я не успел разобрать из его спутанных слов для чего она, а Маэль, не разглядывая подарок, сунула его к себе в хранилище, поблагодарив хозяина лавки. Мы попрощались с Корсом и сели во флатку.
— О чем он говорил так много? — спросила Маэль после нашего взлета.
— Да о всяком. По-моему, он был рад самому процессу почесать языком, поэтому ничего важного не сказал, — соврал я, сам не зная для чего.
— Он говорил так быстро, что я едва успевала понимать его, и в итоге ничего толком не разобрала.
Мы полетали над другими частями города, везде лавки были закрыты, а гредки, сливаясь в группки, затем в большие группы, терялись в ручейках своих соотечественников, а ручейки вели в полноводные большие реки из живых существ, которые впадали в один гигантский живой океан, обладающий своим разумом. Мы летели над домиками в сторону центра города, где должен был начаться праздник, как вдруг увидели впереди яркие вспышки:
— Похоже, началось, — сказала Маэль, выразив мою мысль первой, и засмеялась негромким смехом, смотря прямо мне в глаза. Я вопросительно посмотрел на нее и тогда она телепатировала: «Мы одновременно это сказали, только ты телепатировал»— и продолжала улыбаться. «Еще не просто постоянно контролировать этот процесс, но я хотя бы реже случайно это делаю?»— спросил я.
«Да, гораздо реже, чем когда мы только познакомились»— ответила Маэль.
Мы подлетели уже к самой площади, и зависли над ней, также, как и другие флатки, которых было около десятка, неподвижно висевших в разных частях немаленькой площади.
— Я думал, что флатки редкость.
— Так и есть, для местных жителей уж точно.
— А вон их сколько, помимо нашей.
— Заезжие маги, как и мы.
— Нас ведь могут распознать… — чуть-чуть заволновался я.
— Ты видишь хоть одного водителя флатки?
— Нет, но…
— Вот и они нас не видят, успокойся, эльфы не будут поднимать много шума при любых раскладах. Наш конек — тихая охота.
— Палками бьете?
— В крайних случаях, — улыбнулась она.
Под нами в оживлении бушевал океан из гредков, перемешиваясь, создавая течения и водовороты, но не переступая береговую линию острова в середине площади, где был эпицентр торжества. Непрестанно лилась оживленная музыка и запускались фейерверки из разноцветных огней; кроме того по всей территории были островки поменьше, где музыка шла одновременно с главным оркестром, поэтому не было такого уголка, где было бы тихо и спокойно.
Вспышки света начали утихать, но праздник и не думал подходить к концу: как только последний фейерверк взорвался, в воздухе вдруг появились фигуры в ярких костюмах, освещаемые откуда-то бьющим ярким светом. Они начали двигаться в ритм музыки, совершать перевороты и красивые фигуры в полете: было видно, что их ничто не удерживает, только чистая магия.